Облачили дома
В скорлупу не ореха,
Скрыть пытались огрехи,
Кой-какие прорехи –
Залатать и замять;
Преуспели кой в чём,
Наводя лоск и глянец,
Чтобы это всё счёл
Зазывной иностранец
Нашей жизнью завидной.
С расстоянья видна
Дутых крыш новизна,
Корпусов желтизна,
И окон двойники
В параллельном проёме
В показательном доме
Не наводят тоски.
Только вот незадача –
Их нельзя распахнуть,
Чтоб, светя на удачу,
Солнце длило свой путь,
Ветер чтоб, забавляясь,
Занавески трепал,
Чтобы, с телом братаясь,
О душе вспоминал.

Я была на улице детства,
Где теперь высотки стоят,
Двор наш старый тут, по соседству,
Притулился к гряде громад.
Как-то медля, но по охоте,
По желанью, что гонит кровь,
Шла туда, где на повороте
Был наш первый семейный кров.
Застолбили прадед с прабабкой
Родовое наше гнездо
С заведённым ими порядком –
Соблюдалось всё "от" до "до".
А тогдашние папарацци
Засветили вкупе семью,
Все – и чада, и домочадцы –
Создавали повесть свою.
И до нас долетело слово,
А точнее – обрывки слов,
Задавался сценарий новый,
Безоглядно ломая слог.
Сорвались все четыре ветра,
Разметались по сторонам,
Полыхнули земля и недра,
Где ни глянь – разоренье там.
А потом, до скончанья века,
Заселяли дворы гуртом,
И советского человека
Укрепляли в порядке том.
Двор попутным десятилетьям
Заплатил изрядную дань,
Всем своим разнобойным детям
Бескорыстно чего-то дал.
Жизнь, как опытная гадалка,
Развела дворовых ребят,
Что привычкой жить в коммуналке
Одолели самих себя.
Раствориться в далёком детстве
Хмурым мыслям не удалось,
И не суть в высоком соседстве,
И не в цифре 30 вопрос.

Старость всласть пока не пировала
На останках юности моей,
Зрелостью она бы помыкала,
Только зрелость не даётся ей.
Стынь. Лютует. Тьма. Не за горами. –
В арсенале зимнем уйма слов,
За вполне конкретными словами
Жёсткая конкретика азов.
Знаем, зрелость под неё прогнётся,
Пошумит легонько и поймёт:
На Земле не грех и побороться,
Чтоб отсрочить в неизвестность взлёт.

Нас с колыбели согревает
Тепло родительской любви,
Я знаю, жизнь тебе подарит
Причуды разные свои.
Она закрутит, словно в вихре,
Тебя без спроса, а пока
В твоих шагах, таких несмелых,
Опорой – мамина рука.
Ты – продолжение живое,
Законы жизни так просты:
Мы повторяем наших предков –
Тебе достались их черты.
Вот тянешь ручки ты, и будто –
До слёз, до щемоты в груди –
Твой дед протягивает руки,
Как говорят: один в один.
Даются имена во благо –
Так у людей заведено,
Тебе же, милый, имя деда
По справедливости дано.
А взглядом ясным, темнооким,
Овалом доброго лица
И подкупающей улыбкой,
Сынок, ты в своего отца.
Я верю, сердце не обманешь –
Судьба к тебе благоволит:
Так, буква V – знак на межбровье –
Быть победителем сулит.
Будь победителем, мой мальчик,
Я говорю тебе, любя…
Рассветным утром солнце снова
Взойдёт для всех и для тебя.

Не жизнью ты был, а бытом,
Устроенным, к слову, так,
Что двери настежь раскрыты
И в окнах стыл полумрак.
По-зимнему было зябко,
Наверно, не только мне,
И в пору жизни несладкой
Впору мечтать об огне.
Кастрюли да сковородки,
И ты, воплотивший быт,
А в жизни – выхлоп короткий,
Условный пароль забыт.
Забылась и я от быта
И, как в неподдельном сне,
Тебя увидеть забыла,
И не было страшно мне.
Я ни о чём не жалела,
Вряд ли чего-то ждала,
Может, совсем неумело,
Но настоящим жила.

Минуты въедливой тоски –
Не повод говорить о личном,
Они порою так близки
В моём душевном пограничье.
Я жизни радуюсь не зря,
Сумев понять иль догадаться:
Судьбу заносчиво коря,
Недолго на прокол нарваться.
А день грядущий подкуплю,
Пусть и рабочим, вдохновеньем,
Я без оглядки жизнь люблю,
Без почитанья дня рожденья.

Я проговариваю строчки
В немую пустоту,
Мои пустые заморочки
Сгорают на лету.
От шелухи иносказаний
Освободиться тщусь,
Я не раба пустых желаний,
Но в пустоту гляжусь.
И в ритме сыгранных мелодий
Придумала союз
До той поры, как всё в природе,
Я с пустотой сольюсь.

Как люди, разнолики дни,
Рождаясь по обыкновенью,
Удачи их и невезенья
Необъяснимому сродни.
Расписан некий день с утра
На суету и проволочки,
А где-то точатся заточки,
И список полнится утрат.
И тут же, в искупленье дня,
Творятся тихие молитвы,
В которых души монолитны,
Единоверие приняв.
Вот переплюнуть прошлый день
Задумал пришлый – не от скуки,
Но все напрасные потуги
Явили прошлого модель.
Ему хотелось сквозь века
Могучим эхом отзываться,
Законно разместиться в святцах.
Он смел на это намекать.
Он, смелый, знал наверняка,
Такие дни уже случались,
А потому снедала зависть
И уносила, как река.
А впрочем, на худой конец,
В обход добра и постулатов,
Дурная слава Герострата
Сгодилась бы ему вполне.
И этот день пошёл на убыль,
За что-то мы его полюбим…
Как люди, разномастны дни –
Не только это их роднит…

Мой болевой порог,
Я признаюсь, высок,
Но жать на точки болевые
Или словами бить навылет –
Приём запретный,
И оттого наветы
И словоблудье не прощу,
Я попусту не верещу,
Да и особо не грущу…
За сим желаю быть забытой,
Чтобы не быть два раза битой.