Он приехал неожиданно. По-другому не умел. Был четверг, еще утром он позвонил ей в офис и сказал, что купил билет на четырехчасовой рейс, и значит, около девяти по местному будет у нее, она рада? Конечно, она была рада. Весь день ходила взволнованная, думала-гадала, как все будет на этот раз, и удастся ли подвести к важному разговору. Сам разговор представлялся ей абсолютным делом провидения, там все уже было предначертано. Но вот рабочий день подошел к концу, и стало не до раздумий. Решив, что на ужин она сделает курицу в маринаде, на десерт купит торт (его любимый — со сливочным кремом, вареной сгущенкой и кусочками безе), что на ней будут бледно-лиловое платье со стразами, которого он еще не видел, и сережки, тоже новые, помчалась домой.
Рейс из Москвы задерживали на три часа: туман. Потом он потерял свой чемодан, затем перепутал адрес, и таксист увез его куда-то на ЧТЗ. Приехал уже сильно за полночь, усталый, раздраженный. Но когда увидел ее в новом платье, с блестящими глазами, тут же позабыл про усталость, сдернул с себя пальто и притянул ее, такую теплую, к себе. Забытый запах духов вмиг опьянил его. Курица была отложена на потом, и они забрались в постель, где и провели остаток ночи. Проголодавшись, бегали голышом к столу то за остывшими окорочками, то за куском торта, наперебой пересказывали друг другу новости и опять целовались до одури. Уже засыпая, он вдруг предложил сбежать на выходные в какой-нибудь дом отдыха: сменить обстановку и так далее. Пока у него будет встреча (так, ерунда, он же к ней приехал, а не ради какой-то там встречи), она обзвонит турагентства и что-нибудь им подберет. Спросив ее мнение и не дослушав ответ, утомленный долгой ночью, он заснул. Небо побледнело перед рассветом. Наступал важный день в ее жизни. Она лежала, положив голову ему на грудь, и думала о них двоих. Пора в конце концов уже поставить вопрос ребром, и она собиралась сделать это с наибольшим комфортом.
Утром оба проспали. Ему понадобились горячий душ и кофе. Ей — побыть заботливой женой. "И погладь мою рубашку, любовь моя". — "Уже, милый. Сделать тебе омлет?" — (из душа) "Обожаю омлет!" Оба слегка ломали комедию, он — чтобы сделать ей приятное, она — чтобы заразить его идеей счастливого супружества. Реальные семейные будни выглядели не столь солнечно, и он, в отличие от нее, знал это, поскольку уже год как был женат.
Женился он по расчету (ничего нового — на дочери босса, да и возраст, тридцать пять, самое то, потом будет лень), страдал от постоянной лжи и страшно боялся, что обе женщины друг о друге узнают. Как выйти из этого замкнутого круга, было неясно. Конечно, если бы он был честен с собой, то вспомнил бы, что не в первый раз влезал в подобные треугольники, где разрывался между двумя хотевшими его женщинами. Лишь однажды, выпив лишнего после удачной сделки, он разоткровенничался с приятелем и признался, что женщина в количестве одной его несколько тяготит. Две же делают его жизнь сладостно непредсказуемой, с вечной угрозой быть разоблаченным. Утро, проведенное в обществе жены, было так себе удовольствие. Утро же, проведенное в обществе жены накануне встречи с любовницей, было восхитительным утром самца, метящего территории. Он радовался каждому ловкому маневру, то есть обману, оправдывая себя нежеланием причинять боль. Ну как ей скажешь сейчас правду? Вон она какая счастливая! Делает зарядку на розовом ковре. А ты ей — так, мол, и так, прости меня, женатую сволочь.
Он повязывал галстук и поглядывал на нее через зеркало. Узел не давался, и он уже в третий раз начинал сначала. Она сидела на полу и тянулась руками к пальцам ног, из-за чего халатик то и дело задирался. Как он мог по доброй воле лишить себя всего вот этого? Что она там говорила? Сделали предложение? Какой-то "бывший однокурсник"?! В нем закипала ярость. Со свойственным ему эгоизмом, он физически не мог представить ее замужем за другим. Он сдернул с себя ненавистный галстук. Эта женщина — его и только его! И когда она легла на спину для следующего упражнения, он шагнул к ней, хозяйским движением расслабил пояс на ее халатике и взял ее тут же, на ковре среди розовых вензелей...
Закрыв за любимым дверь, она посмотрела на себя в зеркало: э-эх, душа моя!!! счастье, не обмани! И села за телефон. Сначала сообщила на работу (насколько могла грустным голосом), что приболела, а затем принялась обзванивать турфирмы. После нескольких звонков стало понятно, что выбирать особо не из чего. Все дома отдыха были на одно лицо, примерно с одной программой досуга. Лодочная станция, бильярд, прогулки на природе, кино. Симпатично, но не более. На самом-то деле, все это было неважно. Присутствие рядом любимого мужчины делало любое место праздником, наполняло сам воздух дурманом счастья. Можно было и не уезжать никуда. Но — загород так загород! И ее палец опустился на первый в списке дом отдыха "Залесье".

На станции Залесье они оказались в полдень субботы. Пройдя прилегающую к станции деревню насквозь, вышли к речке и пошли по навесному мосту, иногда останавливаясь и раскачивая веревочные поручни. Солнечный августовский день отражался в глади реки вместе с их головами, свесившимися над водой. От моста в горку вела разбитая асфальтированная дорожка. Она исчезала между деревьями, за которыми темнела крыша дома отдыха.
Администратор выдала им ключи от номера, все время извиняясь за что-то. За что именно, выяснилось, когда они вошли в номер. В одной его части стояли тумбочка с пустым вазоном и двуспальная кровать, зато другую занимали четыре пустые железные койки, стоявшие в два яруса. От вида их голой рабицы хотелось кричать. Она расхохоталась и бросила туда сумку, из-за чего вся конструкция пошла мелкой зыбью.
Первый час они просто валялись на кровати, не раздеваясь, хихикая и передразнивая на разный лад местный персонал. За окном сверкал листьями тополь, отчего по комнате шли зеленые переливы. Она нашла его руку и положила себе на лицо. От внезапного порыва ветра окно распахнулось, и шум листвы заполнил всю комнату.
— Мы как будто на острове посреди океана, правда?
— М-м...
— Я вот что думаю, милый, а что если мы... — начала она, осторожно подбираясь к чему-то, однако, струсив, тут же замолчала.
— Если мы что?
— Солнце скоро сядет. А пошли в лес, а?
И они пошли. Сначала по старому запущенному парку, потом вглубь леса, все дальше и дальше. Погода переменилась. Ветер крупными волнами шел по верхам деревьев. Лес был в полной его власти: то ходил ходуном, шумя и сбрасывая листву, уже желтеющую, то молча ждал новой волны. С очередным таким порывом она сорвалась с места, словно сама была листом, и побежала вверх по холму. От прыгающих солнечных бликов запестрело в глазах. Через минуту донесся ее радостный крик: э-ге-гей! Детское волнение вдруг охватило его, и он побежал на голос. Гнать, держать, вертеть, обидеть... — застучала в голове школьная считалка. И так они неслись какое-то время, хищник и жертва, пока не возникла перед ними, уже по ту сторону холма, лесная дорога с полузаросшими колеями. В этот момент он настиг ее и смял. Запутавшись, оба упали на полоску травы посреди дороги и задохнулись в жарком поцелуе. Он так сильно сейчас хотел ее, что не мог ни о чем другом думать. Кольнула лишь раз мысль о том, что все ж таки поспешил, дурак, с женитьбой, но и тут же забылась. Она, в свою очередь, млея от его поцелуев и полушутливых-полускабрезных слов, которые он шептал на ухо, твердо решила уже больше не откладывать и этим же вечером обсудить их дальнейшие отношения.
На дороге, словно из ниоткуда, показалась деревенская женщина. Она молча прошла мимо, не выдав ни одной жилкой своего изумления. Он сел и посмотрел ей вслед.
— Вот ведьма! — сказал он, когда старуха скрылась из виду.
По небу потекли облака, лежать стало прохладно, и они пошли обратно.

На выходные администрация дома отдыха сдавала ресторан и номера под свадьбы. Сегодня ресторан гудел. Свадьба сидела по всем правилам, буквой П. Сидела давно: основная смена блюд уже закончилась, и официанты скучали и ждали конца. Но сама пьянка только начиналась. Гости как заведенные кричали "горько", жених, весь красный, целовал невесту взасос. Музыканты возвращались после перекура к своим инструментам.
Чуть в стороне от празднующих были накрыты столики для других постояльцев. Любовники сели за один из них. Оба молчали. Она думала о предстоящем разговоре, и это полностью занимало ее. Он был голоден и вообще ни о чем не думал. В этот момент грянула музыка, и свадьба, отодвигая стулья, пошла впляс, едва не сбив официанта, несшего им заказ. Находиться здесь было тяжело, и, быстро покончив с ужином и вином, они поднялись в номер. Там, не включив свет и не дав ей опомниться, он сгреб ее и полез рукой под юбку. "Наконец-то... Ты... Твое тело... Ты сводишь меня с ума... Вот так сводишь, вот так и вот так... Мое ты гнездышко..." — бормотал он всякую чушь, делая свое дело.
Спустя несколько минут он в полном изнеможении слез с нее и раскинулся на кровати как морская звезда. А она уже кусала уголок простыни, терзаемая мыслями. Момент, которого она ждала, наступал, но момент был явно неудачный. Ржавые кровати возвышались в углу словно тени посторонних. Из ресторана, где гуляла свадьба, доносились вопли и хохот танцующих. Как тут было говорить о тонких материях, о любви, о судьбе их отношений? Или опять ждать? Чего? Следующего телефонного звонка? Она посмотрела на его гладкое, довольное лицо. Мокрые волосы курчавились на потном лбу. Жеребец. Впервые он был ей неприятен, и это чувство поразило ее. На лестнице кто-то заорал: "Ах... э... та... свадь-ба, свадь-ба, свадь-ба пела... и плясала". Он усмехнулся и пошлепал ее по голому бедру. Ей вдруг захотелось ударить его. Она одернула юбку и отвернулась к стене.
— Эй? — осторожно позвал он ее.
Она промолчала.
— Ты в порядке?
До него, как видно, все еще не доходило.
— Ну, хочешь, уедем прямо сейчас?
— Куда?!! — Она аж подпрыгнула от злости на него, на себя, на все, что не клеилось, не случалось в пятисот пятидесятый раз. — Хочешь заночевать на станции?! Вперед!
Откинувшись на подушку и глядя на тени, гулящие по потолку, добавила тихо, почти с ненавистью:
— Зачем вообще надо было сюда ехать?
— Зачем вообще я приехал, ты хотела сказать?
— Вот именно.
И вдруг, то ли от страха, то ли от желания поскорее со всем покончить, она подалась к нему, прильнула всем телом и быстро зашептала куда-то в шею:
— Давай поженимся! Только как можно скорее, прямо завтра подадим заявление, а? Я больше не могу вот так, понимаешь? Не могу и все. А ты? Ты ведь тоже? Да?
Ей пришлось немного отстраниться, чтобы увидеть его как следует.
— Катя, — начал он, не узнавая свой голос, — мне давно надо тебе сказать...

В город ехали в разных вагонах. На вокзале она пробежала мимо, не взглянув. Но надо было забрать вещи, и он поплелся за ней следом. Дома, пока собирал нехитрый багаж командированного, лед потихоньку оттаял. Она вошла в комнату уже переодетая, молча, без улыбки поставила на стол водку, рюмки, закуску: давай, мол, прощаться. Так он остался еще на одну ночь. Утром говорил с женой по телефону, что-то врал про задержку рейса. Она ушла на кухню, чтобы не слышать. Потом пили кофе, после чего он снова затащил ее в постель. Уходя, сказал, что что-нибудь обязательно придумает, поцеловал и исчез из ее жизни.
А жизнь продолжалась. Через две недели она сказала "да" тому самому бывшему однокурснику, который добивался ее с незапамятных времен, а еще через две вышла за него замуж. Свадьбу сыграли в доме отдыха "Залесье": никто про такое место раньше не слыхал, но всем понравилось. Был праздничный ужин на двадцать персон, и маленький концерт, и "горько", и танцы до упаду, и фейерверк у реки. В общем, все как у всех. Она сдуру напилась и, когда никто не видел, плакала в туалете, потом вроде развеселилась, целовалась, говорят, с каким-то парнем на ресторанной кухне, и чуть ли не под утро танцевала в одном платьице на подвесном мосту, хотя было уже холодно — все ж таки сентябрь. Жених стоял с пальто на берегу. Мост качался над темной водой, грозя перевернуться. И ни одна чертова русалка не высунула своей головы и не подсказала, что со всем этим теперь делать и как жить дальше.