Петербург наступает, как интеллигентное войско,
Чтобы пленные знали, что их отпускают обратно.
Я иду по Фонтанке, а ты понимаешь превратно
Каждый шаг мой усталый. Ну что? Невтерпеж, так завой же,
Чтоб смешаться с гудками заводов, которых не слышно,
Чтобы слиться с трамвайным безумием прошлого века,
Может, даже получится снова найти человека,
Но я спрячусь в четвертом дворе. Извини. Так уж вышло.
Если смерть не заметна, то мы ее не замечаем,
Говорим о покинувших нас как о тех, кто остались,
Словно вот они только что с нами о чем-то шептались,
А теперь пробавляются где-то ватрушкой и чаем.

Петербург наступает на пятки тому, кто не хочет
Навсегда уходить, но бредет по привычке куда-то.
Кто гордится бессмыслицей рифм, тот запутает даты.
Петербург — это память моя, что отныне короче.

А Нева, как одна поэтесса, опять подражает
Неизвестно кому, в зеркалах небосвода красуясь.
Мы не встретили Бога, зачем поминать его всуе,
Нам осталось увидеть одно: чья карета въезжает
На Дворцовую площадь и кто ею правит проворно.
Петербург отступает, как интеллигентное войско..

На Литейном голуби подобрели,
К воробьям немножечко подостыли.
А в цирюльнях морщатся брадобреи,
Так чужие волосы им постыли.
Жизнь моя всё крутится, как монетка,
Не всегда здесь ровные мостовые,
Дунешь, и покатится прямо в Невский,
А на Невском дяденьки ходят злые.
Как пластинка, молодость заедает,
Слишком тонким выдалось то свеченье,
Водку кислой горечью заедает
Друг мой, не поверивший в воскресенье.
На Литейном голуби те ли, те ли?
Что с руки кормила ты так беспечно.
Улетели, милые, улетели,
Счастье, как поэзия, быстротечно.
Дедушки и бабушки на скамеечках
Ждут, чтоб наше прошлое им вернули.
Безнадежность спуталась с бесконечностью…
На Литейном голуби… гули- гули..

Луну найти на небе просто,
Она одна.
А задавался кто вопросом,
К чему она?
Чтоб наблюдать, как кофе глушит
Больной поэт?
Или ведет себя по лужам
Живой скелет?
Луна давно необитаема,
С тех пор, как ты
Сказала мне, что наша тайна
Для темноты,
Что ты при свете сможешь лучше
Найти свой дом.
Я Зевс, я собираю тучи
И сею гром.
Когда гроза, луна рыдает,
Как психбольной.
И от Алтая до Валдая
Гуляет вой.
Его с трудом выносят люди,
Свой слух губя.
А я учусь играть на лютне,
Так, для себя.
Я скоро дам лютнистам фору
Из многих фор.
Как же пользителен для формы
В конце повтор.
Луну найти на небе просто,
Не спишь еще?
Но сколько мне хрипеть вопросом:
А я прощен?

Хочется в Италию. Почему?
Потому что русские любят петь,
Мне в Пьемонте нравится, а ему
Лучше на Сицилии жить и млеть.

Уплыву по Тибру я в Древний Рим,
Ты меня попробуй-ка отлови.
А когда окажется, что горим,
Спрячу в виноградниках от любви.

Хочется в Италию, в тот Милан,
Где в кафе кричала ты: — Кофе мне.
Несмотря на санкции и обман,
Если есть где истина, то в вине.

Блок любил Италию, я люблю.
Бродский хочет праздновать что-нибудь,
Пусть большое плаванье кораблю,
У гондолы маленькой узкий путь.

Пусть кричат, что выскочка я и хлюст,
Только в этих окриках слышу фальшь.
Зимы там бесснежные — это плюс.
Кто-то бросил яблоко на асфальт.

Мы все когда-нибудь умрем,
И даже я.
Личину нужную сопрем
У бытия.
Уткнется мордой в черный пух
Созвездье Пса.
Мне будет жаль бессмертный дух,
Эх, смерть-коса…
Зачем же косишь всех подряд
Ты от и до?
Тебя ведь нет, ты звукоряд
Без ноты «до».
          Ты сон пустой, металлолом,
          Ты ерунда.
          Мы все когда-нибудь умрем
          Не навсегда.
С утра кричит «ку-ка-ре-ку»
Чудак петух.
И мелют мельницы муку,
И дышит дух,
Где хочет, дышит — не указ
Ему молва.
Все будут живы — это раз,
Здоровы — два…