Ольга ЛИТАВРИНА-МАХНЕВА — поэт, прозаик, меценат, член Союза писателей Москвы, лауреат премии Фонда Дж. Сороса за достижения в области гуманитарных наук, разработчик авторских программ по раскрытию возможностей детей, основатель литературного лицея «Разум-Л». Отмечена многими наградами, в том числе медалью А.С. Пушкина, званием Почетного работника образования, медалью «За вклад в развитие образования». Автор тридцати книг стихов, повестей и рассказов, в том числе: «Невещественные доказательства» (1992), «Журнальное расследование»: книга I «Сволочное наше детство» (2008), книга II «Сука-любовь» (2009), книга III «Памяти Майкла Джексона» (2010); «Пока мы рядом» (2011), «Поздний разговор» (2011), «Синдром мотылька» (2011), «Письма с того света» (2012), «У тонкого стекла» (2012), «Сны наяву» (2013), «Время одуванчиков» (2013), «Рисунки слов» (2014), «Живые цветы» (2014).
БРАВЫЕ ГВАРДЕЙЦЫ
Под козырек возьму — и баста!
Никто ни в чем не виноват.
Ах, Украина — ненька, здравствуй!
Не верю сам, что я — солдат.
Огонь. Пустые головешки.
В поселке — есть ли кто живой?..
Сойти с ума, уехать в спешке, —
Нельзя мне: позади конвой.
Следят, наставя ружья в спину,
Чтоб метче били «по врагу».
Прости нас, мати Украина!
Мы все — в немыслимом долгу!
Рвут землю бомбы с самолета:
Начальству в Киеве видней!
А мы, безвестная пехота,
Сдыхаем между двух огней…
Не подчинишься — гонят в спину:
Вперед! Господь тебя храни!
Тех, кто «спасает Украину»,
Не успевают хоронить…
Мы — гвардия. Мы — молодые.
Кто помнит нас по именам?
Сироты-матери седые —
Придут — без слез — на помощь нам!
Кто дрался — честно и нечестно;
Кто брел — без обуви в пыли.
И кто теперь лежит безвестно
У сердца матери-земли…
Никто ни в чем не виноват.
Ах, Украина — ненька, здравствуй!
Не верю сам, что я — солдат.
Огонь. Пустые головешки.
В поселке — есть ли кто живой?..
Сойти с ума, уехать в спешке, —
Нельзя мне: позади конвой.
Следят, наставя ружья в спину,
Чтоб метче били «по врагу».
Прости нас, мати Украина!
Мы все — в немыслимом долгу!
Рвут землю бомбы с самолета:
Начальству в Киеве видней!
А мы, безвестная пехота,
Сдыхаем между двух огней…
Не подчинишься — гонят в спину:
Вперед! Господь тебя храни!
Тех, кто «спасает Украину»,
Не успевают хоронить…
Мы — гвардия. Мы — молодые.
Кто помнит нас по именам?
Сироты-матери седые —
Придут — без слез — на помощь нам!
Кто дрался — честно и нечестно;
Кто брел — без обуви в пыли.
И кто теперь лежит безвестно
У сердца матери-земли…
ДОЛЖНИКИ
Ничего не сделаешь без денег:
Наберу долгов — и был таков!
А пока что — каждый понедельник
Навещаю старых должников!
Мне, конечно, не особо рады:
Как всегда — полно голодных ртов!
Вроде мне не слишком много надо –
Да никто к отдаче не готов.
Дескать, — погоди, наступит осень, —
Обещали место в сторожах.
Деньги, как известно, есть не просят, —
Но в карманах долго не лежат.
Смотрят виноватыми глазами;
Во дворе — обходят стороной.
Черт бы с ними, с этими долгами,
Будь судьба поласковей со мной!
Ничего! Открою двери дома
И уйду — по желтым кудрям дня…
Кто-нибудь знакомо-незнакомый
Невзначай приветит и меня.
Братцы, поживайте как хотите!
Август месяц — солнце и простор.
Все долги прощаю! Вы простите!
Как прощает вышний Кредитор…
Наберу долгов — и был таков!
А пока что — каждый понедельник
Навещаю старых должников!
Мне, конечно, не особо рады:
Как всегда — полно голодных ртов!
Вроде мне не слишком много надо –
Да никто к отдаче не готов.
Дескать, — погоди, наступит осень, —
Обещали место в сторожах.
Деньги, как известно, есть не просят, —
Но в карманах долго не лежат.
Смотрят виноватыми глазами;
Во дворе — обходят стороной.
Черт бы с ними, с этими долгами,
Будь судьба поласковей со мной!
Ничего! Открою двери дома
И уйду — по желтым кудрям дня…
Кто-нибудь знакомо-незнакомый
Невзначай приветит и меня.
Братцы, поживайте как хотите!
Август месяц — солнце и простор.
Все долги прощаю! Вы простите!
Как прощает вышний Кредитор…
ДОЛЬЧЕ ВИТА
Я уйду из дома — летом.
Брошу в ящик два ключа.
Может, кто виновен в этом —
Или вышло сгоряча?
Виноваты — синь и зелень.
Запах меда и судьбы.
Летом каждую неделю
Тянет съездить по грибы.
Подышать сосновым духом,
Насидеться у костра…
Только дома — заваруха;
Только в офисе — аврал!
Брошу вредные привычки:
Уходить — так уходить!
Чтоб никто до электрички
Не вязался проводить.
Чтоб — на воле, без оглядки,
Пробежаться по лугам;
На гармошке, на трехрядке,
Наиграть крутым стогам.
На поляне холст поставить,
Первозданный, как слеза.
Разрисовывать и славить
Незабудкины глаза…
Или просто — затеряться
Средь зеленой кутерьмы…
Мне Июль и Август — братцы:
Перепрячут до зимы…
Вот и вечер. Нужен ужин.
Дела — только хлопочи!
Позвоню на службу мужу,
Что оставила ключи.
Брошу в ящик два ключа.
Может, кто виновен в этом —
Или вышло сгоряча?
Виноваты — синь и зелень.
Запах меда и судьбы.
Летом каждую неделю
Тянет съездить по грибы.
Подышать сосновым духом,
Насидеться у костра…
Только дома — заваруха;
Только в офисе — аврал!
Брошу вредные привычки:
Уходить — так уходить!
Чтоб никто до электрички
Не вязался проводить.
Чтоб — на воле, без оглядки,
Пробежаться по лугам;
На гармошке, на трехрядке,
Наиграть крутым стогам.
На поляне холст поставить,
Первозданный, как слеза.
Разрисовывать и славить
Незабудкины глаза…
Или просто — затеряться
Средь зеленой кутерьмы…
Мне Июль и Август — братцы:
Перепрячут до зимы…
Вот и вечер. Нужен ужин.
Дела — только хлопочи!
Позвоню на службу мужу,
Что оставила ключи.
ПАДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ
Запрещено — в лесу палить костры.
Горит торфяник. Едко пахнет дымом.
Присядь. Обсудим правила игры.
Как просто все — не делать зла любимым.
Не стоит — рушить выстроенный быт;
Скрываться в дождь на крытой остановке,
Следя, как придорожные столбы
Маршрутку провожают до парковки.
Свод мудрости, зачитанный до дыр:
Все можно — только в шутку, понарошку.
За вымытым окном — полет звезды
Кладет стежками светлую дорожку…
Ах, нам не надо падающих звезд,
И ни к чему — загадывать желанья.
Наш распорядок выверен и прост:
В нём все творится в рамках расписанья.
И все довольны: жены и мужья.
Довольны даже тещи и свекрови!
А мы не существуем — ты и я, —
Игрушки жадных сплетен и условий.
Горят, как звезды, искры от костра.
Венчает нас — неизреченный вечер.
Послать бы все; вдеть ноги в стремена
И полететь — самой судьбе навстречу!
А дальше, через долгие года,
Вернуться — с головой непокаянной —
К тем, кто не знает, как летит звезда
И светит путь к земле обетованной…
Горит торфяник. Едко пахнет дымом.
Присядь. Обсудим правила игры.
Как просто все — не делать зла любимым.
Не стоит — рушить выстроенный быт;
Скрываться в дождь на крытой остановке,
Следя, как придорожные столбы
Маршрутку провожают до парковки.
Свод мудрости, зачитанный до дыр:
Все можно — только в шутку, понарошку.
За вымытым окном — полет звезды
Кладет стежками светлую дорожку…
Ах, нам не надо падающих звезд,
И ни к чему — загадывать желанья.
Наш распорядок выверен и прост:
В нём все творится в рамках расписанья.
И все довольны: жены и мужья.
Довольны даже тещи и свекрови!
А мы не существуем — ты и я, —
Игрушки жадных сплетен и условий.
Горят, как звезды, искры от костра.
Венчает нас — неизреченный вечер.
Послать бы все; вдеть ноги в стремена
И полететь — самой судьбе навстречу!
А дальше, через долгие года,
Вернуться — с головой непокаянной —
К тем, кто не знает, как летит звезда
И светит путь к земле обетованной…
ПАМЯТЬ РОДА
Это август. Что же мы хотели?
В каждой пуле — девять грамм свинца.
…В понедельник будет две недели —
Две недели до его конца…
Дальше — осень. Это память рода.
Кисть рябины — налилась, как кровь.
Нам подвал в любое время года
Заменяет старый отчий кров…
Не спеши румяниться, рябина!
Вытру кровь, бегущую с виска.
Запылала ненька Украина:
Евро, НАТО. Замки из песка…
Как же так случилось? Кто виновен?
Каждой пуле нужен автомат!
Кто руками, красными от крови,
Выроет могилы для солдат?
В старой церкви — светлый облик Спаса —
И глаза живые, в пол-лица…
Расскажи нам, с точностью до часа, —
Сколько остается до конца? ...
В каждой пуле — девять грамм свинца.
…В понедельник будет две недели —
Две недели до его конца…
Дальше — осень. Это память рода.
Кисть рябины — налилась, как кровь.
Нам подвал в любое время года
Заменяет старый отчий кров…
Не спеши румяниться, рябина!
Вытру кровь, бегущую с виска.
Запылала ненька Украина:
Евро, НАТО. Замки из песка…
Как же так случилось? Кто виновен?
Каждой пуле нужен автомат!
Кто руками, красными от крови,
Выроет могилы для солдат?
В старой церкви — светлый облик Спаса —
И глаза живые, в пол-лица…
Расскажи нам, с точностью до часа, —
Сколько остается до конца? ...
ПЕСНЯ ПОД ТАЛЬЯНКУ
Август смотрит в осень.
Тянет горьким дымом.
Золото и просинь:
Мимо, мимо, мимо…
Поезд. Полустанки.
Сердцу нет покоя.
Песня для тальянки —
Что она такое?
Мне бы, как Есенин,
Выйдя спозаранку,
Насмешить соседей —
Развернуть тальянку!
Полюбить, поверить, —
Так, чтоб все — на карту!
Закрывает двери
Мой вагон плацкартный.
Нахлебаться славы;
Поглядеть на сына!
Август мой кудрявый —
Жизни середина…
Есть же — дом, работа.
Что за блажь такая?
Зацепило что-то —
И не отпускает!
Снится гул весенний,
Дальняя дорога…
Где же ты, Есенин?
Спой еще, Серега!
В памяти воскреснет
Голосок любимый!
Жизнь земная — песня:
Мимо, мимо, мимо…
Тянет горьким дымом.
Золото и просинь:
Мимо, мимо, мимо…
Поезд. Полустанки.
Сердцу нет покоя.
Песня для тальянки —
Что она такое?
Мне бы, как Есенин,
Выйдя спозаранку,
Насмешить соседей —
Развернуть тальянку!
Полюбить, поверить, —
Так, чтоб все — на карту!
Закрывает двери
Мой вагон плацкартный.
Нахлебаться славы;
Поглядеть на сына!
Август мой кудрявый —
Жизни середина…
Есть же — дом, работа.
Что за блажь такая?
Зацепило что-то —
И не отпускает!
Снится гул весенний,
Дальняя дорога…
Где же ты, Есенин?
Спой еще, Серега!
В памяти воскреснет
Голосок любимый!
Жизнь земная — песня:
Мимо, мимо, мимо…
ПЕСОЧНЫЕ ЧАСЫ
Мой Август — чистый водоем,
Где тают золото и зелень.
Осталось ровно две недели —
И Осень постучится в дом!
Часы сложились из минут.
Остановить бы время в лете!
С тобой прощаясь на рассвете,
Траву духмяную примну…
Присядем вместе на скамью,
Накроем стол у старой ели.
И я — стихи свои спою, —
Их хватит нам на две недели!
В часах просыплется песок;
Насыплет Осень соль на пряди.
И эхо наших голосов
сотрется, как строка в тетради.
Смешной покажется борьба,
И мудрой — времени граница.
Будь милосердна к нам, судьба!
Чай выпит. Жизнь не повторится…
Где тают золото и зелень.
Осталось ровно две недели —
И Осень постучится в дом!
Часы сложились из минут.
Остановить бы время в лете!
С тобой прощаясь на рассвете,
Траву духмяную примну…
Присядем вместе на скамью,
Накроем стол у старой ели.
И я — стихи свои спою, —
Их хватит нам на две недели!
В часах просыплется песок;
Насыплет Осень соль на пряди.
И эхо наших голосов
сотрется, как строка в тетради.
Смешной покажется борьба,
И мудрой — времени граница.
Будь милосердна к нам, судьба!
Чай выпит. Жизнь не повторится…
ПОСЛЕДНИЙ ВЕЧЕР
Края у лужи — как у блюдца.
Больничный двор давно не нов!
…Остановиться, оглянуться —
Без предписаний докторов…
В казенном стираном халате.
Присесть на старую скамью…
Все в жизни подлежит оплате —
Любовь, надежда и уют.
Набрать в столовой хлебных крошек;
Скормить их ушлым воробьям, —
И отогнать подальше кошек.
Конечно, кто же, как не я?
Неделя тянется с субботы.
Ни эсэмэски, ни звонка —
Как будто не было — работы;
Семьи; родного уголка!
Мы в мире — вволю погостили!
И хоть дорога тяжела,
Но как-то разом отпустили —
Семья, заботы и дела…
Как задержаться? Как вернуться?
…Сквозняк; высокое окно…
Ах, тянет сердце — оглянуться
На тех, кому — не все равно!
На двух влюбленных; на игрушку,
Осиротевшую в песке;
На безымянную старушку –
И воробья невдалеке…
На докторов молодцеватых;
На летний дождь — он всем к лицу! –
На двор больничный; на палату;
На вечер, что идет к концу…
Больничный двор давно не нов!
…Остановиться, оглянуться —
Без предписаний докторов…
В казенном стираном халате.
Присесть на старую скамью…
Все в жизни подлежит оплате —
Любовь, надежда и уют.
Набрать в столовой хлебных крошек;
Скормить их ушлым воробьям, —
И отогнать подальше кошек.
Конечно, кто же, как не я?
Неделя тянется с субботы.
Ни эсэмэски, ни звонка —
Как будто не было — работы;
Семьи; родного уголка!
Мы в мире — вволю погостили!
И хоть дорога тяжела,
Но как-то разом отпустили —
Семья, заботы и дела…
Как задержаться? Как вернуться?
…Сквозняк; высокое окно…
Ах, тянет сердце — оглянуться
На тех, кому — не все равно!
На двух влюбленных; на игрушку,
Осиротевшую в песке;
На безымянную старушку –
И воробья невдалеке…
На докторов молодцеватых;
На летний дождь — он всем к лицу! –
На двор больничный; на палату;
На вечер, что идет к концу…
ПРОСТЫЕ СЛОВА
Лет шести — я настроилась: с дачи — домой,
Бросив бабушку, бросив сестрёнку.
Пробралась в электричку, жуя эскимо
И махая кому-то вдогонку.
На троллейбус — и дома. Всю ночь — забытье.
Утром — ругань и звон телефонов.
И никто не сказал: «Пожалеем ее, —
И простим — безо всяких резонов!»
Время — шло. Я училась. Встречались тайком:
Трудно в жизни — во всем виноватым.
Только тот, кто назвался моим женихом,
Оказался — повторно женатым!
Дома были скандалы с посудным битьем;
Был тяжелый аборт — и дорога…
И никто не сказал: «Пожалейте ее;
И — простите за все, ради Бога!»
Дальше — некому стало прощать и жалеть:
Нет — ни мамы, ни бабки, ни деда;
Как живут гуманисты на мудрой земле, —
Где сосед ненавидит соседа?
Груз годов за плечами. Но я не грущу.
Если где-то оступится дочка, —
Пожалею ее — и от сердца прощу, —
Все прощу и забуду — и точка!
А когда перемелется время мое, —
На холодном могильном граните
Мастер выбьет слова: «Пожалейте ее;
И за все, что не так, — извините!»
Бросив бабушку, бросив сестрёнку.
Пробралась в электричку, жуя эскимо
И махая кому-то вдогонку.
На троллейбус — и дома. Всю ночь — забытье.
Утром — ругань и звон телефонов.
И никто не сказал: «Пожалеем ее, —
И простим — безо всяких резонов!»
Время — шло. Я училась. Встречались тайком:
Трудно в жизни — во всем виноватым.
Только тот, кто назвался моим женихом,
Оказался — повторно женатым!
Дома были скандалы с посудным битьем;
Был тяжелый аборт — и дорога…
И никто не сказал: «Пожалейте ее;
И — простите за все, ради Бога!»
Дальше — некому стало прощать и жалеть:
Нет — ни мамы, ни бабки, ни деда;
Как живут гуманисты на мудрой земле, —
Где сосед ненавидит соседа?
Груз годов за плечами. Но я не грущу.
Если где-то оступится дочка, —
Пожалею ее — и от сердца прощу, —
Все прощу и забуду — и точка!
А когда перемелется время мое, —
На холодном могильном граните
Мастер выбьет слова: «Пожалейте ее;
И за все, что не так, — извините!»
ПРОЩАНИЕ
Последний день. Прощание с Июлем.
Мчит время, как трамвай, без остановок.
Ждет юный Август смены в карауле,
И полдень летний радуется снова!
Ушел король — другой король приходит, —
По улицам, от Марьина к Арбату.
И только сердце — места не находит;
А слезы, точно кровь, солоноваты…
На августовской ярмарке — веселье;
Раскинуты цветастые палатки;
И снова отмечают новоселье
Смешные петушки и шоколадки.
Дней в августе — не много и не мало:
Но этот праздник ярмарки — так краток!
Погаснет он — и тронутся устало
В обратный путь хозяева палаток…
А осенью хорошего не будет.
Опять уйдет король — но суть не в этом!
Не плачь, сердечко, над мечтой о чуде;
Прощайся с ней — до будущего лета…
Мчит время, как трамвай, без остановок.
Ждет юный Август смены в карауле,
И полдень летний радуется снова!
Ушел король — другой король приходит, —
По улицам, от Марьина к Арбату.
И только сердце — места не находит;
А слезы, точно кровь, солоноваты…
На августовской ярмарке — веселье;
Раскинуты цветастые палатки;
И снова отмечают новоселье
Смешные петушки и шоколадки.
Дней в августе — не много и не мало:
Но этот праздник ярмарки — так краток!
Погаснет он — и тронутся устало
В обратный путь хозяева палаток…
А осенью хорошего не будет.
Опять уйдет король — но суть не в этом!
Не плачь, сердечко, над мечтой о чуде;
Прощайся с ней — до будущего лета…
РАННИЕ ПОЕЗДА
Будто я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне…
С. Есенин
Проскакал на розовом коне…
С. Есенин
Уронить бы руки праздные,
Сесть на краешек скамьи.
Мне давно пути заказаны
В дни весенние мои…
Не настанут, не воротятся
Те апрельские деньки!
В церкви плачет богородица;
Смотрят в землю старики…
Как найти, где счастье прячется,
Добежать к нему бегом?
Не сидится мне, не плачется
Над потухшим очагом!
Были девочки и мальчики,
Да не вышло нам пути:
С золотым кольцом на пальчике
Просидели взаперти…
Спины выгнулись от бремени
У семейных очагов.
Не достало сил и времени
На надежду и любовь.
Бабий век — травинкой скошенной
Сохнуть — маяться в стогу!
Дети выросли хорошими, —
Помогаю, чем могу…
Что же рвется голос внутренний
Волчьим воем при луне?
Жизнь моя, мой поезд утренний,
Сон о розовом коне…
Сесть на краешек скамьи.
Мне давно пути заказаны
В дни весенние мои…
Не настанут, не воротятся
Те апрельские деньки!
В церкви плачет богородица;
Смотрят в землю старики…
Как найти, где счастье прячется,
Добежать к нему бегом?
Не сидится мне, не плачется
Над потухшим очагом!
Были девочки и мальчики,
Да не вышло нам пути:
С золотым кольцом на пальчике
Просидели взаперти…
Спины выгнулись от бремени
У семейных очагов.
Не достало сил и времени
На надежду и любовь.
Бабий век — травинкой скошенной
Сохнуть — маяться в стогу!
Дети выросли хорошими, —
Помогаю, чем могу…
Что же рвется голос внутренний
Волчьим воем при луне?
Жизнь моя, мой поезд утренний,
Сон о розовом коне…
РЕАНИМАЦИЯ
Я лежу на койке — в изоляции.
ДТП. Прошло четыре дня.
Легочный прибор для вентиляции
Думает и дышит за меня.
Память, как всегда, неуправляема:
Слышу мамин голос, детский плач.
Хорошо, что знак убийцы — Каина —
Не на мне: я — жертва, он — палач.
Ноги, говорят, не восстановятся:
Есть коляски — множество сортов!
И не кровь, а бледная сукровица
Льет, как слезы, через слой бинтов.
Врач бодрится, кашляя простуженно:
«Медицине верь — не до конца!»
Вмиг не стало ни друзей, ни суженой,
Как когда-то мамы и отца…
Я один, и промедол кончается.
Медленно обкладывает боль.
Пусть другой с любимой обвенчается —
Будет счастлив, если не слабо!
Жизнь уходит из реанимации.
Что со мной случилось — не пойму!
Не включайте больше вентиляции —
Дайте побороться самому…
ДТП. Прошло четыре дня.
Легочный прибор для вентиляции
Думает и дышит за меня.
Память, как всегда, неуправляема:
Слышу мамин голос, детский плач.
Хорошо, что знак убийцы — Каина —
Не на мне: я — жертва, он — палач.
Ноги, говорят, не восстановятся:
Есть коляски — множество сортов!
И не кровь, а бледная сукровица
Льет, как слезы, через слой бинтов.
Врач бодрится, кашляя простуженно:
«Медицине верь — не до конца!»
Вмиг не стало ни друзей, ни суженой,
Как когда-то мамы и отца…
Я один, и промедол кончается.
Медленно обкладывает боль.
Пусть другой с любимой обвенчается —
Будет счастлив, если не слабо!
Жизнь уходит из реанимации.
Что со мной случилось — не пойму!
Не включайте больше вентиляции —
Дайте побороться самому…
РУССКИЙ СТАНДАРТ
Холсты и краски. Цвет и точность.
Судьба не жалует рабов.
В нас жизнь испытывает прочность
И проверяет «на слабо»!
Не любит, любит — вены рвутся;
Затылок плавится в огне!
А у судьбы — глаза смеются
И чуть подмигивают мне…
Мы — как бездомные собаки:
Кто друг, кто враг — не разберешь.
До первой крови длятся драки —
Москву слезами не возьмешь!
Питомцы старой подворотни,
Мы вышли в люди наугад.
Мы дышим воздухом Капотни
И любим горький шоколад.
Неважно, что судьба-зараза
Нас возит мордой об асфальт, —
Мы оклемаемся. Не сразу;
Но — жилка главная — жива!
И нас полюбят — это точно!
А если что — мы примем бой.
У русских — собственная прочность —
Не напоказ. Не «на слабо»!
Судьба не жалует рабов.
В нас жизнь испытывает прочность
И проверяет «на слабо»!
Не любит, любит — вены рвутся;
Затылок плавится в огне!
А у судьбы — глаза смеются
И чуть подмигивают мне…
Мы — как бездомные собаки:
Кто друг, кто враг — не разберешь.
До первой крови длятся драки —
Москву слезами не возьмешь!
Питомцы старой подворотни,
Мы вышли в люди наугад.
Мы дышим воздухом Капотни
И любим горький шоколад.
Неважно, что судьба-зараза
Нас возит мордой об асфальт, —
Мы оклемаемся. Не сразу;
Но — жилка главная — жива!
И нас полюбят — это точно!
А если что — мы примем бой.
У русских — собственная прочность —
Не напоказ. Не «на слабо»!
СЕГОДНЯ И ВЧЕРА
В чертогах лета — зелень и жара.
Народ ворчит и мается от пота.
Сегодня — остается во вчера —
Переходя к обратному отсчету.
Дни августа — как искры от костра.
Сверкнут — и тают на пороге лунном.
Все сбывшееся канет во вчера.
Ах, черт возьми, как оставаться юным?
Наш август возвращается к черте,
К границе жизни, за которой — пусто.
И только сердце живо в суете,
Как слово Иоанна Златоуста…
На свете так: у каждого свой срок.
В земной цепи судьба смещает звенья.
И — юные разводят костерок
И летней ночью ворошат поленья…
Дни лета — невозвратно хороши,
Чтоб петь и плакать, думая стихами!
И тех, кому мы дарим часть души,
Хранит ее бессмертное дыханье…
Народ ворчит и мается от пота.
Сегодня — остается во вчера —
Переходя к обратному отсчету.
Дни августа — как искры от костра.
Сверкнут — и тают на пороге лунном.
Все сбывшееся канет во вчера.
Ах, черт возьми, как оставаться юным?
Наш август возвращается к черте,
К границе жизни, за которой — пусто.
И только сердце живо в суете,
Как слово Иоанна Златоуста…
На свете так: у каждого свой срок.
В земной цепи судьба смещает звенья.
И — юные разводят костерок
И летней ночью ворошат поленья…
Дни лета — невозвратно хороши,
Чтоб петь и плакать, думая стихами!
И тех, кому мы дарим часть души,
Хранит ее бессмертное дыханье…
СИРЕНЕВЫЙ ДЫМ
Лето добралось до середины, —
А ведь только отсмеялся май!
Щедрым ливням подставляют спины
Самые высокие дома.
Протирают стекла домоседы:
Улица от ливня не видна!
А сосед — ругает всласть соседа
За парковку около окна.
И никто не замечает Лето, —
Белый дым сирени во дворе
И чертоги зелени и света,
Как полотна в старом серебре…
В медальоне — золотая дверца:
Кто сегодня носит медальон?
Кто, как раньше, слушается сердца,
Находя в нем нравственный закон?
Птица в клетке больше не крылата:
Ей плевать — июль или зима!
Спины гнут под ливнями горбато
Старые и новые дома…
Мы храним порядок, как наследство,
Отметая сны и миражи,
А июль — короткий праздник детства;
Праздник сердца; маленькая жизнь.
Правда, на висках уже седины:
Поздний возраст. Горе от ума.
Это жизнь дошла до середины.
Дальше — осень. А потом — зима…
А ведь только отсмеялся май!
Щедрым ливням подставляют спины
Самые высокие дома.
Протирают стекла домоседы:
Улица от ливня не видна!
А сосед — ругает всласть соседа
За парковку около окна.
И никто не замечает Лето, —
Белый дым сирени во дворе
И чертоги зелени и света,
Как полотна в старом серебре…
В медальоне — золотая дверца:
Кто сегодня носит медальон?
Кто, как раньше, слушается сердца,
Находя в нем нравственный закон?
Птица в клетке больше не крылата:
Ей плевать — июль или зима!
Спины гнут под ливнями горбато
Старые и новые дома…
Мы храним порядок, как наследство,
Отметая сны и миражи,
А июль — короткий праздник детства;
Праздник сердца; маленькая жизнь.
Правда, на висках уже седины:
Поздний возраст. Горе от ума.
Это жизнь дошла до середины.
Дальше — осень. А потом — зима…
СМЕРТИ НЕТ
Смерти нет — для всех, кто есть на свете:
Для людей, для кошек и собак;
Для того, кто стал за все в ответе,
Понимая: такова судьба.
Смерти нет. Советчиков не слушай!
Даже ветка не горит дотла.
Остаются где-то наши души,
Чтобы жили добрые дела.
Чтобы привечали братьев меньших,
Чтили заповедные леса.
Чтоб любили — и жалели женщин, —
Искренне. Не тратя словеса.
Чтоб ценили — и чужих и близких.
Не ругали — почту и собес.
Обитали — строго по прописке!
Впрочем, допускается и без…
Чтобы каждый был хозяин слову,
Не учился врать и изменять;
Чтобы честь носил, как платье, снову,
Не спеша на деньги обменять!
Пусть года листают век за веком.
Смерти нет, пока любовь в сердцах!
Только бы — остаться человеком.
Просто человеком. До конца.
Для людей, для кошек и собак;
Для того, кто стал за все в ответе,
Понимая: такова судьба.
Смерти нет. Советчиков не слушай!
Даже ветка не горит дотла.
Остаются где-то наши души,
Чтобы жили добрые дела.
Чтобы привечали братьев меньших,
Чтили заповедные леса.
Чтоб любили — и жалели женщин, —
Искренне. Не тратя словеса.
Чтоб ценили — и чужих и близких.
Не ругали — почту и собес.
Обитали — строго по прописке!
Впрочем, допускается и без…
Чтобы каждый был хозяин слову,
Не учился врать и изменять;
Чтобы честь носил, как платье, снову,
Не спеша на деньги обменять!
Пусть года листают век за веком.
Смерти нет, пока любовь в сердцах!
Только бы — остаться человеком.
Просто человеком. До конца.
СТРЕЛОК ИЗ ЛУКА
Не узнал я в жизни — настоящей воли;
Не измерил радость — в глубину и вширь.
Распрямить бы плечи, выйти в чисто поле;
Развернуть тальянку — для чужой души…
Чтобы все — по-русски, чтобы все — без края;
Чтобы — за Расею; чтобы в венах дрожь;
Я ль тебе не кровный, ты ли не родная,
Золотая удаль, молодая рожь!
Чтобы пить — так вусмерть, драться — так до крови!
Греть в ладонях пальцы девичьей руки,
Обжигая душу искрами любови,
От которой сердце рвётся на куски!
В жизни — все, как надо: дома, на работе.
Правда, не женился — видно, не нашел.
Тянется неделя к выходной субботе
Скучно и привычно — в общем, хорошо.
Пялишься по службе в электронный ящик, —
Теребишь мобилу, виснешь в соцсетях.
Зацепить бы душу чем-то настоящим;
Чтобы все — на совесть, чтобы — не за страх…
За окном обычно скверная погода:
Ну куда тут ехать из своей Москвы?
Только сердце держит эта память рода —
Золотое поле с запахом травы…
За столом сутулюсь — правило такое!
Отслужил на срочной, да слиняла стать.
Мне который вечер не дают покоя
Мысли о тальянке: как на ней играть?
Видно не досталось настоящей воли!
Прикупить тальянку — дескать, я живой!
Распрямить бы плечи, выйти в чисто поле, —
Со старинным луком, с новой тетивой…
Не измерил радость — в глубину и вширь.
Распрямить бы плечи, выйти в чисто поле;
Развернуть тальянку — для чужой души…
Чтобы все — по-русски, чтобы все — без края;
Чтобы — за Расею; чтобы в венах дрожь;
Я ль тебе не кровный, ты ли не родная,
Золотая удаль, молодая рожь!
Чтобы пить — так вусмерть, драться — так до крови!
Греть в ладонях пальцы девичьей руки,
Обжигая душу искрами любови,
От которой сердце рвётся на куски!
В жизни — все, как надо: дома, на работе.
Правда, не женился — видно, не нашел.
Тянется неделя к выходной субботе
Скучно и привычно — в общем, хорошо.
Пялишься по службе в электронный ящик, —
Теребишь мобилу, виснешь в соцсетях.
Зацепить бы душу чем-то настоящим;
Чтобы все — на совесть, чтобы — не за страх…
За окном обычно скверная погода:
Ну куда тут ехать из своей Москвы?
Только сердце держит эта память рода —
Золотое поле с запахом травы…
За столом сутулюсь — правило такое!
Отслужил на срочной, да слиняла стать.
Мне который вечер не дают покоя
Мысли о тальянке: как на ней играть?
Видно не досталось настоящей воли!
Прикупить тальянку — дескать, я живой!
Распрямить бы плечи, выйти в чисто поле, —
Со старинным луком, с новой тетивой…
УДАЧНЫЙ СЮЖЕТ
Я — режиссер. Вокруг меня — актеры.
Я взял сюжет — о собственной любви.
…Горят софиты, и жужжат моторы,
И красный сок замешан на крови.
Сюжет не нов: измена и злодейство.
Любовь и ревность. В каждом — свой типаж.
Нас, как всегда, спасает лицедейство,
И тает в кадре вечер, как мираж…
Мне некуда идти из павильона.
Я сплю на стульях. Я готов снимать!
Но героиня смотрит утомленно,
А толстый комик — поминает мать.
Ну что ж, на стульях — лучше, чем в подвале!
Я справлюсь — просто я ушел в чем был.
В ночном непринуждённом интервале
Я помню все, что насовсем забыл…
Коньяк с лимоном — рядышком, на стуле.
Зубная боль — забытые слова!
Тому назад… мы встретились в июле.
А разошлись... Не стоит — ты права!
Там, на ступенях летнего чертога,
День дремлет, уподобясь кораблю.
Мне льстят лукаво: «Режиссер от бога!»
Собачья чушь! Я болен! Я люблю.
…Мы справились с поставленной задачей:
Нас зритель принимает «на ура»!
Но что там? Разве в зале кто-то плачет?
…Читаю титры. Ловкая игра…
Я взял сюжет — о собственной любви.
…Горят софиты, и жужжат моторы,
И красный сок замешан на крови.
Сюжет не нов: измена и злодейство.
Любовь и ревность. В каждом — свой типаж.
Нас, как всегда, спасает лицедейство,
И тает в кадре вечер, как мираж…
Мне некуда идти из павильона.
Я сплю на стульях. Я готов снимать!
Но героиня смотрит утомленно,
А толстый комик — поминает мать.
Ну что ж, на стульях — лучше, чем в подвале!
Я справлюсь — просто я ушел в чем был.
В ночном непринуждённом интервале
Я помню все, что насовсем забыл…
Коньяк с лимоном — рядышком, на стуле.
Зубная боль — забытые слова!
Тому назад… мы встретились в июле.
А разошлись... Не стоит — ты права!
Там, на ступенях летнего чертога,
День дремлет, уподобясь кораблю.
Мне льстят лукаво: «Режиссер от бога!»
Собачья чушь! Я болен! Я люблю.
…Мы справились с поставленной задачей:
Нас зритель принимает «на ура»!
Но что там? Разве в зале кто-то плачет?
…Читаю титры. Ловкая игра…
УТРЕННИЙ УДОЙ
Я умру — в часы рассветной дойки:
Сын деревни — в городе помру.
В одночасье на казенной койке
В страшном наркотическом жару…
Или — в тяжком водочном дурмане
В старый вытрезвитель попаду, —
И, как белый парус в океане,
Утону в немыслимом бреду…
Мне бы только вспомнить — день весенний
И тропинку в розовом бору!
Я такой же, как Сергей Есенин —
Значит, одинаково умру…
А поскольку не люблю я числа,
А люблю — свиданки у костра, —
Пусть мои стихи, и даже мысли,
Оживут под росчерком пера!
Оживут неведомые страны,
Светлые морские жемчуга;
Крокодилы, пальмы, обезьяны;
Дальние чужие брега…
И, смеясь, проснется на рассвете,
На руках у сонной тишины,
Девушка, какой нигде не встретил, —
Золушка из сказочной страны…
А ко мне, больному от попойки,
Под окно чужое, по траве,
Пусть приходит в час рассветной дойки
Неизбежный Черный Человек.
Сын деревни — в городе помру.
В одночасье на казенной койке
В страшном наркотическом жару…
Или — в тяжком водочном дурмане
В старый вытрезвитель попаду, —
И, как белый парус в океане,
Утону в немыслимом бреду…
Мне бы только вспомнить — день весенний
И тропинку в розовом бору!
Я такой же, как Сергей Есенин —
Значит, одинаково умру…
А поскольку не люблю я числа,
А люблю — свиданки у костра, —
Пусть мои стихи, и даже мысли,
Оживут под росчерком пера!
Оживут неведомые страны,
Светлые морские жемчуга;
Крокодилы, пальмы, обезьяны;
Дальние чужие брега…
И, смеясь, проснется на рассвете,
На руках у сонной тишины,
Девушка, какой нигде не встретил, —
Золушка из сказочной страны…
А ко мне, больному от попойки,
Под окно чужое, по траве,
Пусть приходит в час рассветной дойки
Неизбежный Черный Человек.