Пером промокшим пахнет в сквере.
Горячим хлебом. Черноземом.
Под ветром обратились к вере
Две ели на пологом взъёме.
Ребром ударила монетка
По жести. В небо над крестами,
Роняя светлый пух на ветки,
Взметнулась ангельская стая.

К полудню все тени придут на места.
Железная дрогнет жила.

Блестящее, тонкое темя листа
К ветрам повернется живо.

И девочка реку пройдет через брод,
Сачком накрывая рыбку.

Значенье всего, что под солнцем плывет,
Понятно. Любимо. Зыбко.

Дорога домой через рельсы и свет, —
Есть в жиле железной солнце —

Под мокрой стопой остается след,
И рыбка в ведерке бьется...

Я слышу доныне, сквозь ворох зимы,
Как поезд идет между нами:
Качается время и с мамою мы
Стоим меж его полосами.

Ты вдруг закричишь и заплачешь потом —
Заходится сердце состава, —

Что окунь не выжил в ведерке цветном,
И детства отныне
Не стало.

Встречный берег качает вода.
Обожжённая в зиму вишня
Укрывает берег, когда
Водит ветры сквозь вишню Всевышний.
Растворяется бирюза
Над водою, в парящей толще.
За июлем — прощание, за
Прощаньем нет времени больше.
Встречный берег качает дом,
А над ним — отшумевшую чайку.
Темнотою плывет проем
Незакрытый, дверной, случайный.
Но открыты глаза беды
В этом доме. В проеме. В глуби.
Если крикнуть в холодный дым,
Смертью эхо целует в губы.

Письма считаю. Пальцами глажу
Память, очерченную на бумажном
Взмахе исписанного крыла.
Пересчитала и убрала.
В каждом окне нарастают метели.
Душу затем заключили в теле,
Чтобы держала, как землю ось.
Пересчитала. Снова сошлось.
Чтобы простила, чтобы гадала,
Перебирала, глядя устало...
Чтобы конверты вздымали крыла,
Чтобы однажды она убрала
В темный чулан. Под замок. Под завалы.
Где бы осталось и век доживало,
После исчезло число, и в тот миг—
Имя,
Рассудок,
Бог
И Язык.

Когда снега благословенно,
Сквозь облачную полосу,
Шагнули в окна, тенью — в стены,
Господь земной открыл сосуд…
И воздух, полный межсезонья,
Пролился внутрь, где душа
Сложила бережно ладони,
Слова ожившие держа.
Он в каждое вдохнул тревогу,
Мольбу и ладан с теплых крыл.
И поспешил обратно к Богу.
И слушал Бог.
И голос плыл.

Пыльное крыло о крыло другое
Пыльное ударит, воздух разорвав,
Всколыхнув пространство светлое, тугое —
Холод запускает пальцы под рукав.
Он находит жилу у тебя под кожей,
Связанную с сердцем,
Дрогнувшим на взмах.
Мерзнешь, мой хороший?
Что тебя тревожит?
Это просто птица
С полыньей в глазах.

Горит заоблачный огонь,
Ломает ребра непогода,
Ложится рябью боль на воду…
Угаснет день, разжав ладонь:
На ней, опередивши срок,
Застыли, от любви державшей,
Обманутая жизнь и ждавший
Спасенья глупый мотылек.

Память лежит на запястье
Теплая, от руки,
И продлевает счастье,
Времени вопреки.
С нёба горячего слово
Падает. На ветру
Рвется его основа.
Воду с лица сотру,

Длани к губам поднесу и
Выдохну в тыльную плоть —
Не поминают всуе
Имя твое, Господь.

Дикарке май целует пясти,
С любовью раскрывает их,
Под Млечный Путь кладет. Упасть бы
Звезде неяркой в нас двоих.
И остывать всю жизнь и длиться
Благословлением одним.
Целует май, запомнив, лица,
Неведенье прощая им:
Где ночь по краю обгорала,
Казалось, солнце за холмом.
Но дом горел. И умирала
Весна к утру в пожаре том.