Наш отец Василий в последнюю неделю Рождественского поста, в самый раз под Новый год, решил оскоромиться. Оно и понятно: с одной стороны, мы, прихожане, после первого января почти все в чревоугодии каемся; с другой — рассуждение ума: если мы, православные, летоисчисление ведем от Рождества Христова, то как же Христос Бог наш родился на шесть дней позже? Одним словом, размораживай, матушка, свинину, нашпигуй ее, проклятую, чесноком и — в печь, а в морозилку поставь ту бутылочку, что мне на панихиде всунули. Я к дядьке в Киев ухожу, путешествующему в пост послабление полагается.
Матушка смиренно все исполнила.
— Сейчас поедете? — спросила. Время позднее, до Киева, если по прямой, километров десять, а по дороге все сорок наберется.
— Почему поеду? Пойду! — говорит батюшка. — Прямо сейчас и пойду!
Встает отец Василий из-за стола и, в чем есть, идет. Но как-то недалеко идет, то есть совсем близко, коротко говоря, — идет наш батюшка вокруг стола. Первый круг проходит, второй, на третьем остолбеневшей матушке подмигивает:
— Я, может, не только в Киев к дядьке, но и в Москву зайду, сестру проведаю, после — в Санкт-Петербург, у нас там дальний родственник! — это он уже на круге пятом сообразил и вдруг запел:

На чудный батюшкин баритон дети собрались:
— Куда вы, папенька, идете?
— В путешествие. В Киев — к дядьке, к сестре — в Москву и в Санкт-Петербург — к дальнему родственнику.
— Возьмите, папенька, и нас с собой.
— Пошли, чада!
И хором запели:

Детей у нашего батюшки шестеро. Последний младенец еще, но и он тоже, вслед за всеми, вокруг стола ползет.
— Вижу Киев — мать городов русских! — восклицает батюшка. — Днепр переходим. Впереди Москва! А там и до Санкт-Петербурга рукой подать!

— А вы что же, матушка, — восклицает, — не помощница мужу своему? Догоняйте!
И вот идут они уже всем семейством вокруг стола, к Москве приближаются, стройными голосами акафист поют. Любо-дорого и посмотреть, и послушать:

Батюшка у нас маленький, кругленький, за ним дети погодки, последнего матушка на руки взяла. Матушка у нас высокая и худая. Со стороны посмотреть — храм впереди, прихожане следом, колокольня со звонарем — сзади. Путешествуют.

Из духовки печеным мясом запахло так, что всем после тридцатитрехдневного поста слаще любого ладана показалось. Грянули радостно последний куплет:

И тут вдруг в дверь постучали. Растерялся батюшка, остановился. За ним чада с матушкой столпились. Что как прихожане, по душевному своему невежеству, пришли с Новым годом поздравить? Или отец-настоятель о духовном поговорить? А вдруг и сам новый епископ Климент — крепость веры проверить?
— Кто там? — спрашивает отец Василий.
— Дед Мороз! — отвечают басом из-за двери.
«Какой такой Дед Мороз, идол языческий!..» — хотел было ответить батюшка, да поперхнулся. Дети с радостными криками опередили его, дверь распахнули, а там, в облачении деда Мороза, дядька из Киева, Снегурочкой — сестра из Москвы и дальний родственник из Санкт-Петербурга c елкой в руках.
— С Новым годом, детки! — восклицает Дед Мороз и раздает всем подарки. — А тебе, племяш, памятуя твое духовное звание, жена постного наготовила — пальчики оближешь. А нас прости, мы по немощи в Новый год поста не держим.
— Бог простит, — прослезился от умиления отец Василий, — есть у нас и для вас чем закусить, накрывайте на стол, матушка.
Стол накрыли, гостей усадили, всех накормили досыта. Сам батюшка поста не нарушил, кушал вкусные гостинцы постные и разносолы всякие, рюмку кагора выпил. В общем, нормальный Новый год получился.
В своих новогодних греховных помыслах отец Василий после Рождества покаялся, а мы простили и Чудо Явления Трех Родственников вписали в историю нашего прихода, всем нам для вразумления и Господу Богу прославление. Аминь.