Жизнь моя!
То гуашь, то сангина,
воспалённый, как зев, краснотал,
краснота, лихорадка, ангина,
неземная твоя красота.

а страну — не трожь
плюнет так утрусь
хороша ты рожь
хороша ты Русь

я и сам не плох
о семи зубах
да японский бог
да немецкий Бах

только эту дыру залатай
ниткой крепкою цвета рванины
улетай-ка душа улетай
подалече от русской равнины

сквозь огонь ястребиных стай
пролетай пролетай поскорее
улетай-ка душа в Китай
или в Северную Корею

раз уж так сложилось
так что ж
успокойся брат
замри не дыши
лупит спелый
пастернаковский дождь
ото всей своей
осенней души

утром не было
такого дождя
потому что утром
всё впереди
потому что
не грусти уходя
потому что
уходя уходи

...И только утиный косяк
на небесном пейзаже,
и только заката
последняя алость.

Всё выжжено временем,
и ничего не осталось

от русской картины —
пустые, как соты, деревни,
от русской поэзии —
самая малость...

всё в тебе хорошее
всё — река
и кольцо на твоей руке
и родная родинка
у пупка

радостно купаюсь в реке

Музыкой потянет
через этажи.
Нас учил батяня
жити не по лжи.

Подмигну Игнату.
Словом не спугну
"Лунную сонату",
сонную страну.

А жизнь широка и длинна.
Пред долгой дорогой — присядь-ка!
В России цветёт бузина,
а в Киеве — дядька...

Все, кто говорит на урду,
не зная предела,
становятся в первом ряду
за правое дело.

Все, кто говорит на фарси,
по танкам дубася,
сегодня на Новой Руси,
в Луганске, в Донбассе.

— Почём нынче строчка Басё?
— Сестерций, сестрица.
— Когда устаканится всё?
— Да лет через тридцать...

Какая тёплая зима!
(Не избежать зимы...)
Не посходили бы с ума
и я, и ты, и мы!

Какая чудная игра!
(Не выиграть игры...)
Пусть всё идёт в тартарара,
идёт в тартарары!

И ты, конечно, плут и враль
и пьёшь "Алабашлы"...
Как — черно-бел — хорош февраль!
Как дерева голы!

Дни соседствуют с веками,
мчатся тучи-корабли,
и грибы большевиками
выползают из земли.

Среди музыки и блуда
жизнь зависла в двух веках,
и большой мужик, как блюдо,
небо держит на руках,

небо трогает руками,
тянет тучу за соски,
и плывут, плывут по Каме
уголки его тоски.

...глаза счастливые блестели,
сосков светили маяки,
когда по воздуху летели,
как птицы, платье и чулки,
когда в черёмуховой Туле
я эту комнатку снимал,
и видел тряпочки на стуле,
и эти плечи обнимал.

На кого теперь молиться?
То ругаешь, то бранишь...
Лица нынешних, столица,
всё равно не сохранишь.

Вот и я — к тому же стану,
в том ряду и в том строю...
Если тополем я стану —
пред сосною постою.

Жизнь прольётся тёплым соком,
поросль прорастёт за мной.
Стану ль облаком высоким
над зелёною землёй...

Может, в небе синем тая,
повздыхаю, помолчу,
над Россией пролетая,
"До свиданья" прокричу.