Говорят, что, мол, поэты
О себе стихи слагают,
О своей любви и боли –
А они в ответ смеются:
Мол, с абстрактным имяреком
Это все происходило,
Мол, все это небылицы
Из чужой какой-то жизни –
Он же, автор, наблюдатель,
Лишь невинный летописец.
Если ж честно, то лукавят
Авторы иных творений,
Коль в ответ они смеются,
Вроде бы, непринужденно:
В каждой строчке, там, где чувства
Перехлестывают, рвутся
На свободу для паренья,
И пера сдержать нет силы,
Чтоб не высказать волненье
Пламенем в душе горящем –
Там присутствует сам автор,
Свой портрет пером рисует,
Спрятавшись за ширму строчек.
Все его стихотворенья –
Отраженья, фотоснимки,
Дум и чувства зазеркалье…
Быль живет в стихах – не небыль,
То оргaн звучит, то скрипка,
То ручьем, то водопадом
Льются мысли на страницы.
Так не верь, читатель, смеху,
Коль поэт смеется – значит,
Он в хорошем настроенье:
Над тобою он хохочет,
Над наивностью твоею!..

Зимы прощальные гастроли…
Метет знакомая до боли
Снежинок карусель.
Но, до земли не долетая,
Как привиденье, в небе тает
Прощальная метель.
Отходят тихо от перрона
Зимы последние вагоны,
Спеша в забвенья даль.
Закат зимы. Объятья марта.
И первенца весны, как брата,
Приветствует февраль.
Знаком с законами природы –
Что, мол, пора смениться сводом
Весенней синевы,
А все ж послушным быть не хочет:
Порою вьюгами хлопочет,
Не чувствуя вины.
Хотя весна не тороплива,
Но мир уже нетерпеливо
С теплом свиданья ждет…
Ну, а пока февраль резвится –
И снег с небес слетает птицей,
И ветер нам поет!..

Зимний вечер… Распахнулась
Дверь каморки муравья.
Звонкий голос: «Я вернулась!
Здравствуй, братец, это я!..»
В белой шубке и сапожках,
Размалеваны глаза,
И браслеты, и сережки –
Заявилась стрекоза.
«Был ты прав в своих советах:
Стала я теперь плясать –
Много стран на белом свете,
Чтоб себя там показать.»
Рядом с ней идет вразвалку
И с брезгливым видом жук.
«Будь знаком – хозяин свалки,
Спонсор мой и лучший друг».
Прогудел жук: «Хватит нюни,
Дорогая, распускать,
Нет, поверь мне, моды ныне
О минувшем вспоминать.
В путь пора нам. Ты готова?..
Нас зовет морская даль.
Ты ж, дружок, читай Крылова,
Постигай его мораль!..»
Дверь закрылась. Ошалело
Муравей глядел им вслед:
«Видно, басня устарела
И несет не пользу – вред!..
Восхищался я ученьем
Баснописца – вот финал:
Пал я жертвой униженья,
Им сраженный наповал!..»
…Вот мораль: нет в мире истин
Прописных на все века,
Многоцветье правды кистью
Пишет времени рука.

Стрелки на часах рисуют тени,
Предо мной растрепанный дневник,
Между букв бегут-текут мгновенья –
Памяти заброшенный родник.
Тень секунд мелькает по страницам,
В жизнь былую будто торопясь.
Там на черно-белых фото – лица,
Наших встреч и расставаний вязь.
На часах застыли стрелок тени,
Как секунды, что в часы длиной…
Все бледнее прошлого виденья
За бегущей дневника строкой.
Не страницы, нет уже, а главы,
Тень годов укрыла их… Дневник
Закрываю. Просто для забавы
Я зашел в забытый мной тайник.
Ну, а стрелки так же неустанно
Час за часом умножают тьму…
А дневник писать не перестану,
С ним я от теней сбежать смогу!..

Средь палат больничных и уколов,
Немощных, больных, кряхтенья, стонов,
Средь бурьяна судеб – как надежда,
Облачившись в белые одежды,
На минорном этом карнавале
Вдруг береза хрупкая предстала.
Может, просто адресом ошиблась –
Иль сама сюда придти решилась
Украшать судьбу других красою,
Первородной этой белизною?..
Ей бы с ветром выводить вокалы,
Быть принцессой праздничного бала,
Прививать ростки науки детям,
Умножать добро на белом свете…
А она живет своей любовью
К этой жизни, без любых теорий,
Возвращает радость тем, кто болен,
Кто судьбы ветрами был надломлен.
Это дар великий ей от Бога,
Это перст судьбы, ее дорога…
Вы не только клятвой Гиппократа
Связаны с больничною палатой –
Вы пред совестью своей в ответе,
Коль в халаты белые одеты!..

Бежит предо мною Гудъял,
Какой-то неистовой пляской,
Шумит у подножия скал
Своей первородной закваской.
Отец его – гордый Шахдаг,
Его ледники вековые,
Кавказа таинственный маг
Одетый в покровы седые.
Проворен Гудъял. Валуны
Ему лишь потеха, забава,
Буруны студеной волны
Кудрявы, игривы, лукавы.
Он верен наказу горы –
Бежать сквозь ущелья до моря,
Прохладу нести от жары
На летнем песчаном просторе.
Петляет он козьей тропой
(Теперь уж покрытой асфальтом),
К истоку ведет, за собой,
Круша все граниты-базальты.
«Застывшей водою я был –
Журчит он, звенит и хохочет, –
Теперь про покой позабыл,
Я вольный джигит днем и ночью.
Размыл я ущелье свое,
Заставил раздвинуться скалы,
Меня мое море зовет –
В нем воды мои расплескались.
Хазару поведаю я
Про скалы, держащие небо,
Про снежные вечно края
Лежащие справа и слева…»
Бежит предо мною Гудъял1,
Шахдага2 сын смелый и вольный,
Гремит у подножия скал –
Коварный, бурливый, раздольный…

От альфы до омеги
Листаю картотеку
Бегущих мимо дней…
А время беспристрастно
Рвет и сжигает властно
Листки календарей.
Была когда-то альфа,
Зари весенней альба,
Зовущая спешить,
Чтоб, падая от бега,
Все буквы до омеги
Успеть прочесть, прожить!..
От альфы до омеги
Покрыта память снегом.
Спешит минут поток.
Век так распорядился,
Чтоб я в нем растворился
Перешагнув порог…

Шуршит осенняя трава,
Как позабытые слова.
Прочитанная книга…
И вдруг – гроза!..
В осенний сад
Весны ворвался аромат,
И вновь в крови интрига.
Какая книга предо мной!..
В весну нырнул я с головой,
Чтоб книгой насладиться,
Ее все буквы прочитать
И тайны слова смаковать
На всех ее страницах…
Гроза умчалась. Лишь крылом
Меня задел весенний гром –
Фантом, сезона шалость.
А книга в памяти – мечтой,
И непролившейся грозой,
Нечитанной осталась…