Галина Алекперовна Микеладзе.
Не уверена, что найдется кто-либо, незнакомый с этим именем. Кто-либо сегодня, из умеющих читать и писать. Известный журналист, человек чуткой души, взращенной жизненным опытом, столь непростым подчас. А еще – подлинного профессионализма, того самого, что вкупе с неиссякаемой любознательностью превращает обычного человека в Личность. Думаю, нет газеты или сайта, ее не публиковавших, как нет темы, ей неинтересной – у жизнелюбов их не бывает.
Недавно мне довелось побывать в Доме-музее великого азербайджанского дирижера Ниязи, где состоялась встреча с этой необыкновенной женщиной, на которую пришли друзья-коллеги и, конечно, ее герои – музыканты, артисты балета…
Уже при входе я, будучи приглашенной, удивилась оживленному столпотворению – то был настоящий аншлаг, с ≪премьерными≫ букетами и камерами, число пришедших на встречу с ней в жаркий июльский день в разы превышало количество сидячих мест. Последнее, впрочем, никого не смущало – вооружившись веерами и нетерпеливо обмахиваясь, многие стоя ждали начала вечера, не сводя глаз с нее, суетившейся в волнительных хлопотах и плохо скрываемом смущении.
Такой я ее видела впервые.
Она вообще из тех, кого всякий раз видишь впервые…
Если бы меня попросили охарактеризовать ее одним-единственным словом, я бы сказала – неожиданная. Именно так.
Помню, как впервые переступив порог ее дома, остановилась как вкопанная в дверях: снег падал прямо в ее квартиру. Неспешно и кружась… На компьютер падал, словно благодать Божья… Так и стоял он, весь запорошенный… Мне казалось, что я где-то в супер навороченном кинотеатре с 3D технологиями… Заинтриговала? А просто окно у нее такое, с «анимационным» эффектом –будто нет ни крыши, ни потолка… Окно, упирающееся в небо, занавешенное только снизу, а не наоборот, как обычно это бывает. И снежинки падают на ее сказочный дом, ее непохожее ни на какое другое обиталище... Падают, рождая контакт –самый важный для человека. Контакт со своими мыслями…
Тем временем Галина Алекперовна рассказывала о своей жизни, творчестве, начиная с самых истоков…
Судьба, что наградила способностью перешагивать через любые ≪не могу≫. С Магаданом, например, и Колымой, с людоедскими репрессиями и цепочкой драматических коллизий, о которых по сей день без судорог души не вспоминается. Я читала об этом в ее пронизанной болью книге «Мое время». Время, запечатленное в неистово «документальном» взгляде ребенка –осуждающе непонимающем. Время, и сегодня, спустя целую жизнь, безжалостным «кодексом» бьющее по глазам. Необъяснимое и необъясненное…
А тогда… Трудное детство конца печально известных тридцатых… Вот она, с мамой, трепетно любившей театр – откуда он, оказывается, интерес к подмосткам, ко всему невероятно притягательному, что там происходит! Интерес длиною в жизнь. Так и вижу – девочку-егозу с блестящими немигающими глазенками, следящими за перипетиями на сцене. Она по сути и осталась ею – той самой девчушкой, завороженно наблюдающей жизнь…
… Галина Алекперовна рассказывала – о вехах своей жизни, с их не всегда постижимой событийной логикой… О том, как ехала на учебу в Москву – на смехотворный доход мамы, которая, подрабатывая шитьем, убедила-таки дочку решиться на этот шаг. Судьбоносный, как оказалось. Так она стала одной из счастливиц, попавших на литературное отделение РИФа – Редакционно-издательского факультета Московского полиграфического института, куда, по ее словам, «были зачислены исключительно самые образованные и целеустремленные выпускники московских школ, выдержавшие сложнейший конкурс». Не иначе, как «счастьем», она называет занятия в пространстве интеллектуалов, под руководством маститых ученых-профессоров – достаточно назвать имя одного из столпов русской лингвистики Д.Э. Розенталя, у которого она постигала азы редакторского ремесла! Так постепенно меняется ее отношение ко многому, в том числе к труду редактора, как некоей подневольной субстанции, приходит понимание исключительной важности этой многотрудной службы. Как и осознание непростой ее миссии – ведь даже Чехов с Толстым с благодарностью принимали услуги своих редакторов!
Тем не менее, душа юной Галы рвалась ввысь, в заоблачные дали творческой «автономии» – журналистике, как она есть. Да и как было ей не рваться в условиях этого вуза, с его фундаментальным образованием, где обучали мыслить импульсивно, остро, сущностно будущих журналистов эпохи оттепели, когда было многое можно. Обучали журналистике с превалированием творческой задачи над узко ремесленнической, нескрыванием своего личного мнения на творящееся вокруг. Журналистике дискуссионной, той самой, что ляжет в основу ее, Галины Алекперовны, мировоззрения в будущей деятельности.
Первая курсовая ее работа – про тезку. Про Галину Уланову. Еще одно провидение, не иначе. С тех пор тема балета ее не отпустит – она будет нежиться в ней, пленительном совершенстве ее магии... Прима-тема ее жизни, объект многолетних размышлений и наблюдений, вылившихся в составленный ею разножанровый моносборник под названием «Балет Азербайджана», который увидел свет в начале прошлого сезона. Зная, что Галина Микеладзе в качестве редактора-составителя предварительно осуществила издание ее пространного интервью с директором Бакинского хореографического училища Нилуфер Керимовой, думаю, не ошибусь, если назову этого журналиста «биографом» азербайджанского национального балета, скрупулезным его летописцем.
И не только балета. 60-летняя журналистская жизнь –факт сам по себе впечатляющий. Большим авторитетом пользовались ее аналитические публикации по экономическим вопросам, а уж культура…
Не знаю, о ком, достойном, она не написала, кого обошла. Нет таких. Не припомню. Расул Рза и Фиридун-бек Кочарли, Кара Караев и Франгиз Ализаде, Муслим Магомаев и сестры Касимовы, Афрасияб Бадалбейли, Рамиз Абуталыбов, Анар… И это лишь толика «культурной» составляющей ее творчества. Эдакое полотно Восхищения перед человеком. Творящим!
Интересный рассказчик, она держала внимание аудитории добрых два часа…
Надо сказать, Дом-музей Ниязи давно уже превратился в уютный салон для регулярных встреч с неординарными личностями. Инициатором этих просветительских (вне сомнения!) акций явился Государственный музей музыкальной культуры Азербайджана – в рамках действующего здесь уже восемь лет Клуба любителей классической музыки. В связи с этим хочется выразить признательность организатору встреч –директору Государственного музея музыкальной культуры Азербайджана Алле ханым Байрамовой, подлинному исследователю, ценителю искусства и людей, истинно ему служащих. Проводимые ею «рандеву» в Доме-музее Ниязи, став славной традицией, превратились в праздник вожделенного общения с духовностью, очищающей в море рыночных отношений, далеких от озарения. И люди идут туда, с нетерпением ожидая каждой первой среды месяца (таков их график), предвкушая очередной «интеллектуальный подарок», который запомнится надолго.
Не стала исключением и встреча с Галиной Микеладзе.
Почему Микеладзе? Да потому, что как раз накануне Галина Алекперовна преподнесла Музею музыкальной культуры свою коллекцию, вернее, архив, посвященный азербайджанскому балету, который она собственноручно собирала долгие годы. Она коллекционер по природе своей, фанатично рьяный. Прихоти – они разными бывают, кто-то коллекционирует ручки от зонтиков, кто-то чемоданы, кто-то фарфор или монеты. Она собирает историю балета – ту, что осела в чудом уцелевших программках премьерных показов, вырезках из журналов-газет «того времени», всегда неповторимого, оригинальных открытках, и, конечно, уникальных фотографиях… Собирательство во имя искусства, во имя любви к прекрасному, во имя преклонения перед творческим гением человечества. И вот теперь все эти предметы станут экспонатами коллекции музея, который совсем недавно сменил адрес, расположившись, наконец, вольготно и комфортно. И, что немаловажно, абсолютно заслуженно: то, что сегодня делает на поприще директора Алла Байрамова, с ее неистощимо креативным мышлением, трудно переоценить. Пришла же ей в голову идея собрать нас всех в гости – к Галине Микеладзе. Чуткость тут нужна – не та, «положенная» по роду службы.Формальная статусность, без огонька души, сама по себе может так немного…
А Микеладзе… Не знаю проблемы в журналистике, от которой она бы отмахнулась. Ей всегда все интересно. И уж явно она не из тех, кто уверен, что всё до нас уже изобрели.
Любознательность, включенная на круглосуточный режим… Живет не днями-неделями, как большинство из нас, а впитанными ощущениями от них.
И вот – рассказывает, азартно, жарко, но без драматического флера. С меняющейся мимикой на крутых поворотах судьбы – то с печалью обрывистой, то с искрящимися бесятами в глазах.
Мы живем во времена шараханий, лихорадочного поиска себя в чем-то или чего-то в себе. Меняем, меняемся, сомневаемся. А она просто работает, делясь чем-то важным в себе. Важным и, возможно, кому-то нужным. Благородней миссии не знаю.
А человеческие позиции – они у нее незыблемы. Г.Микеладзе не из тех, кто открещивается от прошлого. Скорее, наоборот. «Работая заместителем редактора «Гюнай», имевшей большую аудиторию газеты, рассказывавшей о событиях начала ХХ века и судьбах оклеветанных и погибших достойнейших из наших соотечественников, я знакомилась с целеустремленными исследователями, собиравшими свидетельства трагического прошлого, чтобы восстановить справедливость и историческую правду, а выдающимся людям вернуть честное имя».
Такова она, человек с обостренной «социальной совестью», которая, к слову, прослеживается уже по названиям ее книг. «С любовью к людям», «Глазами журналиста», «Пророки есть в отечестве моем», «Мой Азербайджан», «Люблю… и смело говорю об этом…»
Люблю людей убедительных. Апатия, депрессия –она не знает, что это такое. По крайней мере, именно так мне казалось в первые годы знакомства с ней. Инициативная, полная задорных идей, не сильно подчас популярных в наш прагматичный век. И уж явно не из тех, кто испытывает приливы благородства лишь за письменным столом.
Галина Алекперовна –человек из неугомонных, способный уговорить, да что там уговорить –заразить по максимуму кого угодно, о чем знаю не понаслышке.
Одно время мы с ней преподавали журналистику в одном из бакинских университетов, где я имела возможность в полной мере убедиться в том, что поучает она не только посредством своего пера. Ну, а ее способность не дать упасть духом никому вокруг, отправить-заставить-привести в чувство… Или больше того –сподвигнуть на то, что сегодня как бы сильно вряд ли. Организовать, к примеру, поход, причем коллективный поход, в театр посреди сонного студенчества. До нее –сонного… Помню, была весьма удивлена, услышав от студентов, что этим вечером их группа в полном составе собирается в театр на чеховскую «Чайку». Я, разумеется, не преминула узнать, откуда сей порыв –сегодняшнюю молодежь, как известно, театралами не назовешь.
«А это нас Галина Алекперовна ведет, говорит, без знания Чехова журналист состояться не может». Я знала, что Чехов не имеет наипрямого отношения к предмету, который вела Микеладзе, но призадумалась: такая вот шокирующая кое-кого методика, которую, ну, нельзя не приветствовать!
Любовь к искусству, преклонение пред ним и умение склонить к тому любого оказавшегося неподалеку. Заставить думать, анализировать, сопоставлять – как безо всего этого? Ну, а в отсутствие мощного стимула для размышления придумать этот самый повод. Нельзя по-другому, иначе беда, что зовется инертностью души, ее атрофией – со всеми бедоносными последствиями… А Чехов, с его умением быть актуальным во все времена, умением оказывать духовную «подмогу» –ну, чем не повод?
Все есть –ничего нет –девиз нашего времени. Телеканалов тьма – смотреть нечего, продуктов тьма –есть нечего, народу тьма –общаться не с кем… А она всегда –есть! Со своим неизбывным оптимизмом. Вот и театр. К оценкам-зачетам он не имел отношения – «надо!» и все. И они шли. А потом, вернувшись, взахлеб делились впечатлениями с ней –однозначно не получения оценки ради. Надо было видеть их горящие глаза и слышать поток благодарностей в ее адрес! И ее, довольную очередной своей победой –победой нравственной структуры, той самой, строить которую нужно смолоду. Или даже –сызмальства. У нее это получается. Не просто поучает молодняк, что нередко со сбитой стрелкой компаса в головах, а направляет в вечное русло, предъявляя журналистику совсем иную –не банально-бестактную, а психологически вдумчивую, возвращающую этой профессии ее исконный смысл.
… Между тем, Алла Байрамова поблагодарила ее за интересный рассказ, за то, что посчитала нужным встретиться, не отказала в просьбе. После чего вручила Почетный диплом – за многолетнее освещение деятельности музея. И не только –вручила за нечто гораздо большее. Галина Алекперовна не осталась в долгу, преподнесла фолиант «Миссия женщины», совсем еще «теплый», один из нескольких только что сверстанных экземпляров. Издание, включившее в себя рассказ о лучших представителях прекрасной половины нашей страны –колоссальный труд в лицах и деяниях, как по мне, тянущий на госпремию –ни много, ни мало.
Как и ее «Панорама Азербайджана» –книга-гигант, явившаяся результатом несметных встреч и раздумий на протяжении нескольких десятилетий, охватившая практически историю создания имиджа сегодняшнего Азербайджана. Таковым было ее дополнение к подаренному музею балетному архиву, который она с радостью вручила, поздравив с новосельем. Но и это еще было не все –подозвав свою внучку, Елену, она велела ей вынести на сцену клавиры балетов «Бахчисарайский фонтан», «Раймонда», «Дон Кихот» и «Жизель», с тем, чтобы передать их в музей на вечное хранение...
Я смотрела на нее, зацелованную, всю в цветах, принимающую благодарные поздравления в тот бенефисный день, и подумалось о том, что... Может создаться впечатление какой-то бесконечной благости в ее жизни…
Жизнь с ее чудовищными потерями, давними и совсем недавними, в том числе и близких –самых-самых… Довелось мне видеть ее и в горе. Когда ушел второй сын… Я очень боялась встречаться с ней, боялась взгляда за порогом открытой ею двери… после похорон младшего, Нугзара…
Зря боялась. Она не была заревана до неузнаваемости, как это обычно бывает. Просто глаза стали иными –без слез и упреков, без опустошенности и проклятий. Просто – иными, поменявшимися. Она не съежилась внутренне, не озлобилась в приступах невыразимого отчаяния, порожденного тоской… Нет, просто познала еще одну грань этой жизни, так порой беспощадно необъяснимой. И смотрела на меня КАК ВСЕГДА, избавив от неловкостной необходимости извергать никому не нужный поток неутешающей банальности.
Потери… Она не рассыпалась от них, а… Скорее, наоборот. Она стоик. Абсолютно самодостаточна и не ждет, чтоб развеселили или утешили. Нет в том нужды. Привыкла вытаскивать себя. Сама. Во всех ситуациях. Знает, что расслабление смерти подобно. Что вытаскивает? Соломинка. Вернее, перо. То самое, что не даст раствориться в унынии, думах о безнадежности бытия. Это для нее –не позволительно.
Жизнь как лифт. И она в нем лифтер. Подсаживаются разные –врываются в твою судьбу, не спросясь, отвлекают, топчут, мешают… Она терпит. Всех. Ради смысла, единственного смысла своей непростой жизни –творчества. И живет, порой стиснув зубы –всегда живет, а не выживает. А люди –их много вокруг, доброжелательных и разных…
Под занавес встречи в музее звучала музыка –фортепианная, скрипичная. В том числе и «заказная» –по просьбе героини дня. То был «Романс» Г. Свиридова. Она плакала под звуки скрипки, не справившись с волнением, а смычок выдал то, о чем она не… Дорассказал ее биографию, извлекая сокровенное из тайников души…
Фрагменты жизни, горькая череда их, и радость, с ее нечасто скупыми лучиками…
Смычок, что не умеет утаивать…
Вот он –поезд с заключенными… Они выбрасывали из окон письма своим родным на махорочной бумаге; часто их находили путевые обходчики, которые, рискуя своей жизнью, доносили до почтовых ящиков…
Поезд уходил, оставляя белые клочки на черной земле…
Скрипка продолжала свой рассказ…
…отец, этапированный осенью 1939-го… умерший в 41-м… без вины виноватый…
Слезы умиления… Слезы благодарности музыке, вернувшей эмоции молодости…
…а вот она –баночка из-под горошка зеленого… В подъезде, у ее дверей, куда Георгий, сын, выходил покурить… Баночка с окурком –последним в его жизни… Выкурил, как обычно, и вышел на улицу, откуда не вернулся… Она так и не выбросила ее, куда он… перед тем, как… Рука материнская не поднялась…
Реликвии –они разными бывают…
«Собиратель»…
Как об этом расскажешь лучше скрипки…
Я впервые видела ее такой –совсем новой для меня. И вновь –неожиданной.
Так акция Музея культуры вылилась в акцию доброты, высветив затаенное…
Акция, которая с каждой минутой нахождения там вызывала во мне щемящую ностальгию, при этом процесс обрастал реальной, что ли, конкретикой, будя воспоминания… Те самые, за которые держишься обеими руками.
Дом Ниязи… Мне очень приятно было находиться в этом пространстве. Спасибо организаторам за приглашение, за нахлынувшие воспоминания –дело в том, что я была здесь когда-то, в далеком уже детстве, с отцом, на домашних репетициях маэстро с отдельными оркестровыми группами… Память угодливо выдавала кадр за кадром, с требовательным голосом маэстро, обращенной рукой к музыкантам: «Оркестр, больше мяса!» –такой вот призыв к звуковой насыщенности… А еще я «увидела» Хаджар-ханым, кротко уютную, с дымящейся пряными ароматами довгой в руках, которой она потчевала гостей… Я с наслаждением ощущала возврат в необратимость, поражаясь, насколько глубоко она засела во мне! Лишь зал мне тогда казался куда просторнее. А может, дело было не только в детской
памяти с ее способностью «раздувать» пространство, а в аншлаге –количество людей, пришедших на встречу, явно зашкаливало за вместительные возможности комнаты. И то, о чем ведала нам Галина Алекперовна, удивительной органикой переплеталось с памятью во мне, обуреваемой «корневыми» переживаниями –когда профессионализм был фундаментально базовым, а мнимоученые однозначно вызывали недоуменно осуждающую оглядку… Мир, который развивали не выскочки-недоучки, что выдав пару-тройку беспомощных репортажей или полуочерков, посчитали себя вправе подписываться не иначе как… «писатель»… Дилетантизм, с понятно непонятным желанием пометить все вокруг…
А Галина Алекперовна… Замерев, она вслушивалась в звуки скрипки, смычок которой… Этот ≪обезумевший смычок≫, что ≪живет, поет, смеется и рыдает≫, касаясь струн души и выдавая тайну в тебе… А еще –парит, предвосхищая мысль, даруя импульс ей и настраивая камертоном на бессрочно вечное…
Специалист советской выдержки, той самой, что часто так выгодно отличает коллег –здесь и ответственность, и обстоятельность, полярная тому порханию по темам, которую, увы, с грустью доводится наблюдать. Привычно хаем ту эпоху, а ведь было там немало пользительного, во времени том, с его драконовской трудовой дисциплиной и не всегда дурацкими установками. А еще там была подотчетность, самая тщательная –себе самой. Та, что нынче днем с огнем…
Ностальгической получилась встреча, и не только для меня. Это было видно по лицам пришедших.
… А мероприятие продолжалось. Были продемонстрированы отрывки из балетов Д.Шостаковича, К.Караева, Ниязи, погрузившие зал в мир образов Галины Алекперовны, которая синхроном представляла каждого из участников, причем мило так, будто своих детей. Снабжая при этом каждый их экранный ≪выход≫ своей собственной характеристикой-комментарием.
«А сейчас будет «Барышня и хулиган» –это что-то сказочное! –говорила она, раскачиваясь от удовольствия. –Джамиля, встань, покажись…» Или: «А это Нигяр, я сейчас, пусть и с опозданием, о ней пишу»…
Речь шла о Дж. Керимовой и Н. Ибрагимовой, выступающих в сложнейших партиях с неизменным партнером –народным артистом Азербайджана Гюльагаси Мирзоевым, чей портрет в роли Меджнуна украсил обложку книги, подаренной Галиной Микеладзе музею.
С такими, как она, живется с чудесным чувством защищенности. Я смотрела на нее, и многое становилось на свои места. Радость жизни, эта распирающая полнота Бытия. И еще –счастье НЕУМЕНИЯ скучать, НЕЗНАНИЯ скуки. Как незнания зависти –той самой, когда…
Когда гвоздь в пуанты балерины или порезанная струна…
Сказать, что она ее не знает, значит… Зато я знаю, о чем говорю.
Как-то так у нас грустно повелось, что мало их, откликающихся на чей-то успех. Единицы. Или еще меньше. И чем удачнее твой опус –статья или даже книга, тем громче аура тишины вокруг. К этому можно было бы привыкнуть, если б не Галина Алекперовна, которая звонком телефонным или восторженной рецензией непременно ворвется в твое заокольное существование, не позволив стать обочиной. Она единственная почти, кто нарушает этот неписаный ментальный закон. Из тех редких сегодня, да и во все времена, кто способен восхититься, да чего там восхититься –оду написать!
Пять (!) лет она умоляла меня дать ей интервью –похоже на анекдот, ведь правда? Коллега –коллегу. Если учесть, что и «территория» творческая у нас общая, и герои практически одни и те же –то есть тематические перекрещивания не перерастают в скрещение шпаг. И это в наши-то дни, когда вполне себе нормальны запреты –например, от певицы, ультимативно заявляющей о недопустимости включать кому-то в свой репертуар «мои»  песни.
А Микеладзе: «Ты обязана сделать книгу о ней (о нем)! Слышишь? О-бя-за-на! Это можешь только ты! Это как –долг Родине!» И –отбойный гудок в трубке…Такая вот она – настоящая, без гнильцы.
Просто из того мира, где радости –неважно чьей –радовались, а печали –печалились. Где интернационализм был всамделишный, не вымышленный, и искажений, реактивно патологических искажений, было куда как меньше. Таковы были нормы. Нормальные нормы. Оттого так много тепла в ее материалах, того самого, утраченного, пиетета. Пиетета без надуманной пафосности.
Таков он, ее мир, мир, где торжествует здравый смысл, наказывается порок, осмеивается глупость и не осуждается чудачество.
… Когда хочется общения, непроизвольно набираешь именно ее номер; рука тянется за какой-то константой, когда земля, как говорится, из-под ног… Тот самый случай, когда не «ошибешься номером». Реанимация души своего рода. Так оттерапевтирует, хватит надолго. Как она это делает? А просто.
Просто рассказывает эпизоды из своей удивительной жизни, в которой мало что с чем вяжется. Ну как это возможно –находиться всю жизнь в командировках и при этом блюсти доморощенно патриархальный семейный уклад, с собственноручным пошивом обновок, консервированием фирменных огурчиков и закаткой 200 баллонов компотов ежегодно. Точнее–ежелетно. Приглашением всего класса в дни рождения детей, или друзей –на домашние пироги, хаш, блины… Как-то по-другому для них время текло, насыщенно и интенсивно, будто и не в рамках все тех же суток, наших сегодняшних.
Расспрашиваю ее о той жизни, –как одевалась, например...
«Сама шила и носила –как еще? На покупное денег не было, даже за пальто бралась»…
Да-да, она кроит-шьет-вяжет, и не просто там по мелочи, а плащ сыну или костюм, а еще мужу сорочки…
Ну, а спектр творческих интересов, он и вовсе необозрим. Шостакович, музеи и, конечно, балет. Ну, а то, как страсть может перейти в любовь жизни –мне оно понятно. Так бывает, когда приходишь в журналистику «посредством» предмета своего восторга.
Так она балетом берет жизнь эту, я –музыкой…
≪Видеть цель, верить в себя, не замечать препятствий≫ –как в известном фильме. Это все –о ней.
И, конечно, дар понимания, умение вникнуть в душу человека, сочувствуя обидам…
Много поводов ее любить –бойкую, легкую на подъем, неистребимо восторженную…
Совсем недавний эпизод. Почему, говорит, не отдыхаешь, ты когда-нибудь вообще отпуск берешь? Не могу, говорю, никуда отлучаться, кота некуда девать. Через 10 минут повторный звонок: «Знаешь, я тут переговорила, бери маму с котом и едем под Губу –там котеджики чудные, для журналистов… А если не хочешь, езжайте сами, а кота оставь мне – присмотрю. Опыт имеется, у меня в доме жил Митя»…
А дом ее… Крохотная квартирка с антресолью, перегородившей надвое строение пятиметровой высоты. Интеллигентски-аскетичное и при этом уютное гнездышко, откуда не хочется уходить… Веет от него чем-то греющим, позабытой лаской –как у голландской печки на донышке твоей биографии, вспоминать которую будешь всю свою жизнь. Не суждено такое забыть… Как плед, накинутый на твои плечи в студеном феврале жизни…
Ее дом всегда полон гостей, да и живет она в самом центре этого города –в гуще событий, что называется. Города, в котором она родилась и о котором пишет…
Пишет не потому, что приходится журналистничать, а потому, что без этого не может ДЫШАТЬ. Завсегдатай всех выставок, концертов, салонов, гастролей, художественных мастерских… И как только поспевает! Сегодня Галина Алекперовна работает в информационном агентстве 1news, одновременно сотрудничая с газетами и журналами, охотно публикующими ее очерки, интервью, рецензии. Просветительство –явно ключевая ее ипостась, и оно в ней неодолимо. Всегда с блокнотом и ручкой –хронологию культурной жизни Азербайджана можно отслеживать по ее публикациям, ничто не проскользнуло мимо. Отслеживать и изучать.
Ее оценочные суждения, облеченные в культурный формат подачи, без оскорбительных выпадов, что сродни банальному хамству –мы как-то привыкаем к такому «роду» журналистики в исполнении иных бумагомарак, и это печально. А она, Микеладзе, неизменно держит планку, предъявляя журналистику иную. Демонстрируя некую энергию –энергию постоянного мыслительного накопления, делясь которой ты имеешь право зваться Журналистом. Просто энергия та даруется не всем…
В ней что-то от подростка. Не скучная редактесса, а… Как часто бывает, общаясь с человеком, натыкаешься на… кладбище внутри. Или чердак –обитель пауков, скопище пыли…
Как же мало их –с трепетом, с вибрирующей струной…
Кто-то всю жизнь отыскивает изъяны, а кто-то радуется чуду, что на каждом шагу… Она из вторых. При том, что изъянов в былые времена описала немало, доходя до справедливости. Потому что талант –будоражить. И не только воображенье. Что не дает заснуть. Энерджайзер –так их сегодня называют. И даже в боли –без тупика и молчаливого уныния. Галочка осталась такой на всю жизнь, так и не поседев душой.
Сгусток эмоций и чувств. Нерасплесканных, что странно. И пока ты отскребываешь себя от асфальта –после очередного нокдауна жизни, она звонит тебе со своим неизменно неуемным размахом души, чтобы…
Говорят, безосновательный оптимизм лечится суровой реальностью. Вранье это. Не лечится –вот же она, так и излучает флюиды жизнелюбия.
Возраст делает с нами не то, чего бы нам хотелось. И вновь мимо. «Старейший журналист» –будто и не про нее вовсе. «Старость как естественный рубеж», в случае с ней утрачивающий это свое внушенное нам качество. Человек должен уметь находить повод для воспарения –и она его находит. И делает с возрастом то, что бы ей хотелось. Не верите? Позвоните к ней и убедитесь сами. А еще лучше –пойдите к ней в гости –в дом, куда падает снег. Где танцуют веселые снежинки, от которых не бывает холодно.
Как в добром мультике…
Поблагодарив за столь теплый, по-домашнему, прием, Галина Алекперовна заключила свой вечер стихами Ирины Перловой, талантливой актрисы и поэта. И друга…

Такое вот своего рода кредо Микеладзе –да простится мне не совсем модное нынче слово…
Уважать кого-то –это огромное счастье, которое все реже. Она этот повод –вручает.
«Более 60 лет хранились в моей семье тщательно сберегаемые уникальные письма моего репрессированного и погибшего в ГУЛАГе отца Алекпера Алиева, –пишет она в предисловии к книге «Миссия Женщины». –Выбрасывая их в окно вагона-теплушки на станциях, он рассчитывал на то, что «кто-то из добрых людей донесет эти «комочки» с пометкой «Баку, ул. Лермонтова, 121, Алиевой», и не ошибся».
И я не ошибусь, утверждая, что и «письма» его дочери, Галины Алекперовны Микеладзе, донесут до будущих поколений ее послания публициста. В последнем –уверена…
И я всегда буду ждать ее звонков –всегда своевременных (телепатия тут имеет место, не иначе).
«Как ты? Хандра? Какая, к черту, хандра! Вставай, умойся и –к столу, за компьютер. У тебя все получится! Ты же знаешь, я никогда не обманываю…»
Буду ждать –посреди хаотизации своей жизни…