Многие помнят комическую сцену из фильма Т. Лиозновой "Карнавал", где юная героиня ошеломляет приёмную комиссию театрального вуза экспрессивным чтением одного из лучших произведений Алексея Апухтина "Сумасшедший". С ходу его стихи никто не узнаёт, и обращённые к просвещённой аудитории строки "Садитесь, я вам рад…" в смущении принимают за дерзость.
Такова судьба Апухтина: вроде бы известный по словам Блока о "цыганских, апухтинских" годах русской поэзии, по знаменитым романсам П. Чайковского – и всё же остающийся неузнанным уже не одним поколением читателей.
Родился Алексей Николаевич Апухтин в 1840 году в городе Болхове Орловской губернии. Детство своё любил, как воспоминание о рае: мать поэта Марья Андреевна, женщина высокой образованности, предчувствовала в сыне необычайный талант и окружила его в семье всеобщим поклонением. Со временем "избалованность" переросла в незаменимое духовное родство с матерью. По словам биографа Апухтина Модеста Чайковского, "все сердечные увлечения его жизни после кончины Марьи Андреевны были только обломками этого храма сыновней любви".
Учёба в Училище правоведения подружила Апухтина с Чайковским, который, по словам поэта, "с бою славу взял". Недюжинный талант самого Апухтина ценили и И.С. Тургенев, и А.А. Фет. Сам же он всю жизнь считал себя "непризнанным поэтом", предрекая оставить по себе лишь "память праздного кутилы", и это несмотря на чрезвычайную популярность многих своих произведений.
Вполне закономерно, что мириться с казённой службой поэтическая натура Апухтина смогла только несколько лет, мириться с законами издательского "вшивого рынка" (как говаривал Пушкин) – столько же.
Для Апухтина невозможность напечатать свои произведения типографским станком навсегда останется остро переживаемой проблемой пушкинского "Разговора книгопродавца с поэтом". Со временем он придёт к практике записи стихов в "особой книжечке", из которой разрешит переписывать тексты товарищам и поклонникам своего таланта. Несколько преданных друзей сохранят наследие Апухтина для будущих поколений, а при жизни поэт подарит публике лишь один сборник из 85 стихотворений.
Со многими укоренившимися клише о творчестве Апухтина можно поспорить. Например, что Апухтин – поэт, вяло реагировавший на современность. Но первая публикация Апухтина – стихотворение "Эпаминонд" – посвящена памяти вице-адмирала В.А. Корнилова. Чуть позже эта строго задрапированная в античную тогу тема преобразуется поэтом в "Солдатскую песнь о Севастополе", которая скорбной интонацией напоминает древнерусские памятники словесности, создавая монументальный образ подвига русского солдата:

Несостоятельно и представление об Апухтине как писателе, находившемся вне литературного процесса. Вне литературной шумихи – да. Но возможно ли быть вне современного литературного процесса, отражая все его магистральные направления? Вот пример "некрасовского" взгляда в лирике Апухтина:

Многие стихотворения Апухтина реализуют актуальную тенденцию освоения лирикой повествовательных сюжетов. Так, стихотворение "С курьерским поездом" представляет нам с психологической достоверностью историю двух потерявших когда-то друг друга влюблённых, которые вдруг обретают надежду на счастье. Предвкушая встречу, мечтая о ней, они счастливы. А встретившись – смущены… Лирика Апухтина оказывается сродни темам Л. Толстого и интонациям А. Чехова.
Оригинальные сюжеты представлены в поэтических рассказах Апухтина "Памяти Нептуна", "Старая цыганка", "В убогом рубище, недвижна и мертва", "Перед операцией". В стихотворном повествовании "Из бумаг прокурора" как будто сквозит проблематикой сегодняшней колонки новостей:

Нередко в произведениях Апухтина мы встречаем виртуозное изображение трудно определяемых состояний сознания, анализ которых становится содержанием лирического текста:

Или:

Но до сих пор существует представление об образности стихотворений Апухтина как не сулящей встречи со свежим эпитетом или оригинально развёрнутой метафорой. Действительно, тенденция использования некоторых шаблонов присутствует в поэтике Апухтина, как, впрочем, вообще в лирике второй половины XIX века, синтезирующей "золото" пушкинской поры и явление "неистового романтизма". Но артистический талант Апухтина достигает необычайных высот в этом выведении формулы формул. Его "дистиллированная" лексика даёт поразительный эффект поэтического обобщения:

Часто в поэтическом мире Апухтина знакомая тема воплощается не только лексически своеобразно, но и с неподражаемым интонационным рисунком, напоминающим смену музыкального темпа:

Завораживающее колдовство романсной интонации (вызывающее в памяти магию "Последнего вздоха" Я. Полонского) звучит в стихотворении Апухтина "Памяти прошлого":

Алексей Апухтин – поэт "классический": одарённый необычайными свойствами памяти, он без преувеличения знал Пушкина наизусть и был апологетом пушкинской лирики. Думается, что одним из самых страшных, надрывных эпизодов в биографии Апухтина стало… открытие памятника Пушкину. Не само это знаменательное событие, конечно, а то, что Апухтин, который с воодушевлением помогал собирать средства на монумент своему кумиру, оказался в этот день в горьком и гордом одиночестве и в "приливе кромешной тоски" сам себе декламировал стихи Пушкина. Его забыли пригласить…
Нежелание активно участвовать в литературных баталиях и усугублявшаяся болезненность со временем делают жизнь Апухтина всё более уединённой. Он путешествует, но без азарта человека, влюб­лённого в чужое небо.
У него хватает мужества с улыбкой слушать навязчивый монолог своей новой подруги – старости:

В 80-е годы Апухтин обращается к прозе, художественное качество которой, по справедливому суждению М. Отрадина, "не нуждается в нашей читательской сни­сходительности". "Архив графини Д**", фантастический рассказ "Между смертью и жизнью" свидетельствуют о мастерстве Апухтина-прозаика.
Снисходительно относясь к "цыганщине" ("Искусства также там, хоть тресни, / Ты не найдёшь – напрасный труд: / Там исказят мотивы песни / И стих поэта переврут", – жалуется он И.А. Гончарову) и оправдывая её силой страсти "детского обмана", он всю жизнь, по свидетельству М. Чайковского, испытывал "отвращение к оперетке".
Поэзия Апухтина живёт болью и страхом за человека и за судьбу искусства. А мы по-прежнему рассуждаем про "бессилие" и "расщеп души" человека конца XIX столетия.