Поэзия
Евгений Лесин
Евгений Лесин — выдающийся русский поэт. Родился в Москве в 1965 году.
Учился в Московском институте стали и сплавов, служил в Советской армии, работал инженером-технологом и химиком в котельной. В 1990-м поступил в Литературный институт имени Горького. После окончания института, с 1995 года, служил в газете "Книжное обозрение". С 2002-го — в "Независимой газете", книжном приложении "НГ — ExLibris".
Автор книг "Записки из похмелья" (2000), "Русские вопли" (2005), "По кабакам и мирам"
(2007, совместно с Ольгой Лукас), "Недобор" (2009, совместно с Всеволодом Емелиным),
"Легенды и мифы Древней Греции" (2009).
Учился в Московском институте стали и сплавов, служил в Советской армии, работал инженером-технологом и химиком в котельной. В 1990-м поступил в Литературный институт имени Горького. После окончания института, с 1995 года, служил в газете "Книжное обозрение". С 2002-го — в "Независимой газете", книжном приложении "НГ — ExLibris".
Автор книг "Записки из похмелья" (2000), "Русские вопли" (2005), "По кабакам и мирам"
(2007, совместно с Ольгой Лукас), "Недобор" (2009, совместно с Всеволодом Емелиным),
"Легенды и мифы Древней Греции" (2009).
Евгений Лесин:
Я присягал Советскому Союзу
и больше никому не присягал...
* * *
Мы их делим на хороших и плохих.
А они нас на хороших и живых.
А они нас на хороших и живых.
* * *
Мой прадедушка по папе жил на улице Арбат,
Мой прадедушка по маме жил на Знаменке. Пархат
Был прадедушка по папе. А по маме не еврей.
Но портными были оба. Из далеких лагерей
Кто вернулся, кто не очень, а кого не загребли.
Жизнь была, что хоть об землю, хоть на самый край земли,
Все равно тебя поймают, доведут и уведут,
Заведут большое дело, вот и счастье тут как тут.
И для дедушки сияет в небе радуга дугой,
В Риге стал антифашистом, а в Финляндии другой.
Кто сажал, кого сажали, все погибли, жалко их.
Да какие там скрижали. Кто не псих? А вы не псих?
Мой прадедушка по маме жил на Знаменке. Пархат
Был прадедушка по папе. А по маме не еврей.
Но портными были оба. Из далеких лагерей
Кто вернулся, кто не очень, а кого не загребли.
Жизнь была, что хоть об землю, хоть на самый край земли,
Все равно тебя поймают, доведут и уведут,
Заведут большое дело, вот и счастье тут как тут.
И для дедушки сияет в небе радуга дугой,
В Риге стал антифашистом, а в Финляндии другой.
Кто сажал, кого сажали, все погибли, жалко их.
Да какие там скрижали. Кто не псих? А вы не псих?
* * *
Три месяца не пил, а на хрена?
Теперь вот развязал, а толку мало:
По-прежнему озлоблена страна
И спрятаться нельзя под одеяло.
Друзья, ну как же так и что же мы,
Совсем чужие, прошлое забыто?
И будем славить царствие чумы,
Пока она нас косит деловито?
Какая дружба, совесть и вина?
Зачем семья, когда есть государство?
Холодная гражданская война
Идет, и нет надежды на лекарство.
Теперь вот развязал, а толку мало:
По-прежнему озлоблена страна
И спрятаться нельзя под одеяло.
Друзья, ну как же так и что же мы,
Совсем чужие, прошлое забыто?
И будем славить царствие чумы,
Пока она нас косит деловито?
Какая дружба, совесть и вина?
Зачем семья, когда есть государство?
Холодная гражданская война
Идет, и нет надежды на лекарство.
* * *
На Ждановской, а может, на Планерной,
Теряя подсознание и силы,
Склоняемся главою непокорной
И пьем за пробуждение России.
Россия нам, и мы России снимся,
Летает вертолет над мавзолеем.
Проснемся мы и даже похмелимся,
Но Родину тревожить не посмеем.
Теряя подсознание и силы,
Склоняемся главою непокорной
И пьем за пробуждение России.
Россия нам, и мы России снимся,
Летает вертолет над мавзолеем.
Проснемся мы и даже похмелимся,
Но Родину тревожить не посмеем.
* * *
Жизнь похожа на вокзал.
Никакого барства.
То, что раньше пропивал,
Тратишь на лекарства.
Говорят: неси в семью,
Береги ботинки.
Лучше я уж сам пропью.
На фига поминки?
Не ходи ты в Малый зал.
Не ищи ответа.
Или адрес потерял
Нижнего буфета?
Никакого барства.
То, что раньше пропивал,
Тратишь на лекарства.
Говорят: неси в семью,
Береги ботинки.
Лучше я уж сам пропью.
На фига поминки?
Не ходи ты в Малый зал.
Не ищи ответа.
Или адрес потерял
Нижнего буфета?
* * *
Я старый, как блевотина в углу,
Забытая друзьями по запою.
И вот она под грязною трубою,
Засохшая, скучает на полу.
Другие — кто на раут, кто на бал,
А я, незнаменит и не отмечен,
Учения не создал, написал
Немного и почти уже не вечен.
В мои-то годы… Где былая сила?
Хоть не было ее, а все кляну,
Что царь кровавый вляпался в войну,
Которая его и погубила.
А я, как тот Аленушек, грущу
И уток бестолково наблюдаю.
Давид, не доставай свою пращу,
И так я тут, как лютик, облетаю…
Забытая друзьями по запою.
И вот она под грязною трубою,
Засохшая, скучает на полу.
Другие — кто на раут, кто на бал,
А я, незнаменит и не отмечен,
Учения не создал, написал
Немного и почти уже не вечен.
В мои-то годы… Где былая сила?
Хоть не было ее, а все кляну,
Что царь кровавый вляпался в войну,
Которая его и погубила.
А я, как тот Аленушек, грущу
И уток бестолково наблюдаю.
Давид, не доставай свою пращу,
И так я тут, как лютик, облетаю…
* * *
Я не люблю квасной патриотизм,
Без водки все уныло, серо, хмуро.
По улицам лютует феминизм,
Цитируя косого Эпикура.
Гераклу бы подсунули змею,
А Еве что? Она довольно рьяно
У бездны веселится на краю,
А ты учись играть на фортепьяно.
И выходи на праздничный парад.
Страны давно не жалко, не убудет.
У нас ведь победителей казнят,
У нас ведь победителей не судят.
Без водки все уныло, серо, хмуро.
По улицам лютует феминизм,
Цитируя косого Эпикура.
Гераклу бы подсунули змею,
А Еве что? Она довольно рьяно
У бездны веселится на краю,
А ты учись играть на фортепьяно.
И выходи на праздничный парад.
Страны давно не жалко, не убудет.
У нас ведь победителей казнят,
У нас ведь победителей не судят.
* * *
Татаро-монгольская лига
Татаро-монгольское эго
Татаро-монгольская зига
Татаро-монгольское эхо
Татаро-монгольская Рига
Татаро-монгольская нега
Татаро-монгольская фига
Где Яго читает Рат-Вега
Татаро-монгольская фуга
Татаро-монгольская фура
Подруга, где город Калуга?
Все прочее прокуратура
Какие такие индиго
Давно уже нет ничего
Татаро-монгольское иго
Бибикай свое иго-го-го
Татаро-монгольское эго
Татаро-монгольская зига
Татаро-монгольское эхо
Татаро-монгольская Рига
Татаро-монгольская нега
Татаро-монгольская фига
Где Яго читает Рат-Вега
Татаро-монгольская фуга
Татаро-монгольская фура
Подруга, где город Калуга?
Все прочее прокуратура
Какие такие индиго
Давно уже нет ничего
Татаро-монгольское иго
Бибикай свое иго-го-го
* * *
Никому нигде не больно.
Потому что, господа,
Население довольно
Результатами труда.
В телевизоре свобода,
Изобилие и мир.
Бодрый опиум народа
Заполняет весь эфир.
В телевизоре зарплата,
В телевизоре еда.
Неподкупный танк Армата
Побеждает, как всегда.
Враг не дремлет специально,
Хочет гадить, пидарас.
А у нас тут все нормально
И устраивает нас.
Здесь никто ничем не болен,
Мы в успехи влюблены.
Кто-то чем-то недоволен?
Так валите из страны.
Спутник мчится по орбите…
Что такое? Где течет?
Вас коснулось? Извините.
Вы сегодня не народ.
Потому что, господа,
Население довольно
Результатами труда.
В телевизоре свобода,
Изобилие и мир.
Бодрый опиум народа
Заполняет весь эфир.
В телевизоре зарплата,
В телевизоре еда.
Неподкупный танк Армата
Побеждает, как всегда.
Враг не дремлет специально,
Хочет гадить, пидарас.
А у нас тут все нормально
И устраивает нас.
Здесь никто ничем не болен,
Мы в успехи влюблены.
Кто-то чем-то недоволен?
Так валите из страны.
Спутник мчится по орбите…
Что такое? Где течет?
Вас коснулось? Извините.
Вы сегодня не народ.
* * *
Жил на свете таракан
На чужие средства.
А потом попал в зиндан,
Полный грантоедства.
Ах, какая лепота,
Ах, какая пруха.
Право слово, скрепота.
Пир лукуллов духа.
До чего гламурный вид.
Доверяю слепо
Всем решеньям, говорит,
Вашего госдепа.
Академию наук
Брошу ради гранта…
Паутину плел паук
И ругал гаранта.
Паутину сплел паук
Не из триколора.
Из моих душевных мук,
Вашего позора.
Погибает таракан.
Счетные палаты
Политических путан
С головой из ваты,
Помогите, говорит.
Где же ты, братуха,
Добрый жук-антисемит,
Муха-цокотуха?
Старый дедушко Мороз,
Партия родная.
Не решается вопрос
Танками "Синая".
Здесь какой-то Абакан.
Всюду марсиане…
Да пошел ты, таракан,
Пропадай в зиндане.
На чужие средства.
А потом попал в зиндан,
Полный грантоедства.
Ах, какая лепота,
Ах, какая пруха.
Право слово, скрепота.
Пир лукуллов духа.
До чего гламурный вид.
Доверяю слепо
Всем решеньям, говорит,
Вашего госдепа.
Академию наук
Брошу ради гранта…
Паутину плел паук
И ругал гаранта.
Паутину сплел паук
Не из триколора.
Из моих душевных мук,
Вашего позора.
Погибает таракан.
Счетные палаты
Политических путан
С головой из ваты,
Помогите, говорит.
Где же ты, братуха,
Добрый жук-антисемит,
Муха-цокотуха?
Старый дедушко Мороз,
Партия родная.
Не решается вопрос
Танками "Синая".
Здесь какой-то Абакан.
Всюду марсиане…
Да пошел ты, таракан,
Пропадай в зиндане.
* * *
С Большой Пионерской сверну на Зацепу.
Не хочется что-то Садовым кольцом
Идти и чесать бестолковую репу:
Когда же все кончится света концом?
Москву улучшают. Течет год за годом
Воздушная вата кисельной рекой.
Иду по подземным пустым переходам.
В пустом переходе уют и покой.
Не очень люблю я писать некрологи,
Но что будешь делать, такая беда.
Не мы выбираем кривые дороги,
А как-то само все летит не туда.
Не хочется что-то Садовым кольцом
Идти и чесать бестолковую репу:
Когда же все кончится света концом?
Москву улучшают. Течет год за годом
Воздушная вата кисельной рекой.
Иду по подземным пустым переходам.
В пустом переходе уют и покой.
Не очень люблю я писать некрологи,
Но что будешь делать, такая беда.
Не мы выбираем кривые дороги,
А как-то само все летит не туда.
* * *
Писать для девушек бы надо.
Мол, я, любимая, влюблен
В туман очей, глубины зада
И твой застенчивый страпон.
Но не умею. Тает нежность.
Одни клише у нас в Клиши.
Шизофрения и небрежность.
И ни таланта, ни души.
Мол, я, любимая, влюблен
В туман очей, глубины зада
И твой застенчивый страпон.
Но не умею. Тает нежность.
Одни клише у нас в Клиши.
Шизофрения и небрежность.
И ни таланта, ни души.
* * *
Вот вы, допустим, победили.
Сожжен публично на костре
На Лобном месте Джугашвили,
Бронштейн зарезан во дворе.
Бежал расчетливый Ульянов,
Чтоб тихо спиться от тоски.
У вас полно великих планов.
И вдоль дорог большевики
Висят гирляндой новогодней.
Танцуй и пой, Россия-мать.
Но вам ведь мало преисподней,
Вам надо дальше воевать.
Привыкли к вольнице и власти
Все атаманы всех мастей.
Россия рушится на части,
На 100 воюющих частей.
Надежды рухнули, погибли,
Где философский пароход?
России нет, зато и Гитлер,
Возможно, к власти не придет.
Сожжен публично на костре
На Лобном месте Джугашвили,
Бронштейн зарезан во дворе.
Бежал расчетливый Ульянов,
Чтоб тихо спиться от тоски.
У вас полно великих планов.
И вдоль дорог большевики
Висят гирляндой новогодней.
Танцуй и пой, Россия-мать.
Но вам ведь мало преисподней,
Вам надо дальше воевать.
Привыкли к вольнице и власти
Все атаманы всех мастей.
Россия рушится на части,
На 100 воюющих частей.
Надежды рухнули, погибли,
Где философский пароход?
России нет, зато и Гитлер,
Возможно, к власти не придет.
* * *
Родина злопамятна и к вам
Будет, расписные патриоты.
Выйду на платформе Санкюлоты
В подмосковный город Мандельштам.
Время — холст, а Родина — мольберт?
Врете, пидарасы из пластмассы.
Родина для вас — окошко кассы
Или у куратора конверт.
Каждый день — как будто на войне
Бестолково мечемся. И, кстати,
Выяснилось: все же на кровати,
Даже, говорят, на простыне.
Будет, расписные патриоты.
Выйду на платформе Санкюлоты
В подмосковный город Мандельштам.
Время — холст, а Родина — мольберт?
Врете, пидарасы из пластмассы.
Родина для вас — окошко кассы
Или у куратора конверт.
Каждый день — как будто на войне
Бестолково мечемся. И, кстати,
Выяснилось: все же на кровати,
Даже, говорят, на простыне.
От редакции
Не юбилейте!
Лесин — поэт простой и очень, очень сложный поэт. Лесин застрял в нашем времени,
как кость в горле, потому что он поэт — не нашего времени. На самом деле Лесин — чистый лирик! А приходится ему добывать из словесной руды, из томления духа такую горькую эпическую породу, которая и возносит резкую (да и редкую) эту поэзию на высоту вселенской тоски и беспрбудной боли.
Когда в нашей стране к стихотворениям относились с трепетом, а поэтов слушали и порой даже любили — в те времена любое событие становилось фактом поэтическим. И народ наш понимал, что важно читать Рождественского, Евтушенко,
Вознесенского, Рубцова… Может быть, не понимал — зачем, не понимал сакральных смыслов, казалось бы, сиюминутной поэзии, но что важно читать — понимал! Потом поэзию прикрыли, как газетный киоск на Тверской, где продавались
толстые литературные журналы. А в теле- и радиоэфирах кишмя закишели политологи, обозреватели, начальники каких-то псевдоинститутов, стратеги и члены надувных клубов.
Но есть, как выдохнула Цветаева, "невписанные в окоем"! Ведь поэт никуда не девается, даже если родное государство выкидывает его горькое слово под метель, под град или вихрь. Стихи Лесина будут стучать по Вашим щекам, читатель, разбивая их в кровь, как градины, как комья гонимого метелями бытия. И не пытайтесь спрятаться от этого возмездия, а плачьте! Как плачет в ночи одинокий поэт! Как плакал когда-то Блок,
"трагический тенор эпохи". Как плачет вместе с Вами Евгений Лесин.
А еще Лесин — поэт непреодолимой художественной честности…
как кость в горле, потому что он поэт — не нашего времени. На самом деле Лесин — чистый лирик! А приходится ему добывать из словесной руды, из томления духа такую горькую эпическую породу, которая и возносит резкую (да и редкую) эту поэзию на высоту вселенской тоски и беспрбудной боли.
Когда в нашей стране к стихотворениям относились с трепетом, а поэтов слушали и порой даже любили — в те времена любое событие становилось фактом поэтическим. И народ наш понимал, что важно читать Рождественского, Евтушенко,
Вознесенского, Рубцова… Может быть, не понимал — зачем, не понимал сакральных смыслов, казалось бы, сиюминутной поэзии, но что важно читать — понимал! Потом поэзию прикрыли, как газетный киоск на Тверской, где продавались
толстые литературные журналы. А в теле- и радиоэфирах кишмя закишели политологи, обозреватели, начальники каких-то псевдоинститутов, стратеги и члены надувных клубов.
Но есть, как выдохнула Цветаева, "невписанные в окоем"! Ведь поэт никуда не девается, даже если родное государство выкидывает его горькое слово под метель, под град или вихрь. Стихи Лесина будут стучать по Вашим щекам, читатель, разбивая их в кровь, как градины, как комья гонимого метелями бытия. И не пытайтесь спрятаться от этого возмездия, а плачьте! Как плачет в ночи одинокий поэт! Как плакал когда-то Блок,
"трагический тенор эпохи". Как плачет вместе с Вами Евгений Лесин.
А еще Лесин — поэт непреодолимой художественной честности…