Поэзия
Елена Семёнова
Елена Семёнова родилась в 1975 году в Москве. Окончила Литературный институт имени А. М. Горького (семинары поэзии Юрия Кузнецова, Игоря Волгина). С 2000 года занимается журналистикой. Стихи, статьи и эссе публиковались в газетах «Независимая газета», «Литературная газета», «Трибуна», «Литературная гостиная», журналах «Студенческий меридиан» и «Зинзивер», на сайтах «Лиterraтура» и «Свободная пресса», в поэтических альманахах «Московский год поэзии», «День поэзии», «45-я параллель».
МАМА
Метель, и пальцы болят — говорит мама. В окна растворенный, разреженный падает свет. Нет, может быть, кажется, это в окошко входит пушистая лама, входит, садится и превращается в плед. Это твое молоко, которое пролилось и связало мягкость груди с соленым недвижным руном. Это твое молоко, плывшее запоздалым праздничным ручейком — сладостью и вином, переполняющим дом. Это метель, метель — розы вдыхают дрожко белый рассветный наст, ветра резной мотив. Что-то колотится там внутри — предполагает жить пристально и сторожко, все записные сны вовремя запретив. Слышу, слышу, ходишь, как ходики за стеной, размеренно и нечасто, серый пуховый платок накинув, немеющий тишиной. Нет, вот зажегся свет и шуршит лекарство, выцветшей зимней душой снег говорит со мной. По-русски — болит, по-немецки так остро — schmerzen: исподтишка раздувают боль юркие сквозняки, и, как сквозным сучком, боль распрямляет сердце: тук себе да тук, думай и замечай, помни и береги. Знаешь, выйду из берегов ли, прудом замру стоячим, буду ли ветром в подполе знобко выть — только б не исчезать, только б и знать, только изнанкой значить, словно на кальке, шрифтом паучьим сквозным, на приспущенных веках «любить».
ЛАДОГА
Серебристая Ладога,
Безмятежные шхеры —
Это что-то из детства,
Из древнейших времен,
Тех времен, когда сердце
Было чисто от веры —
Мы не знали о Боге
И еще не имели имен.
В бесконечных протоках,
Горящих от яркого солнца,
Нас так бережно кутала
Беловейная тонкая мгла.
А мы знали лишь только,
Что где-то в груди раздается
Крик безудержной птицы,
Волнующий наши тела.
В легких лодочках утлых
Вдоль скал, отороченных мхами,
По шальным бурунам —
Неприрученным всадникам тьмы,
Мы скользили, как будто
Был подвластен дыханью
Мир, подаренный нам,
Завоеванный позже людьми.
Безмятежные шхеры —
Это что-то из детства,
Из древнейших времен,
Тех времен, когда сердце
Было чисто от веры —
Мы не знали о Боге
И еще не имели имен.
В бесконечных протоках,
Горящих от яркого солнца,
Нас так бережно кутала
Беловейная тонкая мгла.
А мы знали лишь только,
Что где-то в груди раздается
Крик безудержной птицы,
Волнующий наши тела.
В легких лодочках утлых
Вдоль скал, отороченных мхами,
По шальным бурунам —
Неприрученным всадникам тьмы,
Мы скользили, как будто
Был подвластен дыханью
Мир, подаренный нам,
Завоеванный позже людьми.
ТУННЕЛЬ
Я иду по проспекту свободы моей —
Ветер властно качает тела тополей,
И мне кажется, здесь, поверх мелкой игры,
Звездолеты стартуют в иные миры,
И, в потоках горячего ветра взвинтясь,
Тополя и сирени выходят на связь
И парят над весенней разъятой страной
В тот пространственно длимый, насквозь временной
Небывалый туннель, выносящий парад
В стан, где жгут самолеты и танки горят,
Не сиренью, а гарью окутанный мир —
Вот тебе Андромеда, Плутон, Альтаир,
Вот со скоростью памяти взятый этап —
Блиндажи да землянки в ковре хвойных лап,
И идут позывные — ромашка, прием! —
Мы назад крутим время, гадаем на нем.
И оно, если быстро рулетку вращать,
Замирает иль даже заходится вспять.
На проспекте свободы, перекрестке миров,
На сквозной перекличке изломанных строф,
В теплых каплях дождя, распростертой дали
Этот дан нам туннель, чтобы почуять могли,
Разобщаясь, сливаясь, как Янус двоясь,
Нитевидного пульса родословную связь.
Ветер властно качает тела тополей,
И мне кажется, здесь, поверх мелкой игры,
Звездолеты стартуют в иные миры,
И, в потоках горячего ветра взвинтясь,
Тополя и сирени выходят на связь
И парят над весенней разъятой страной
В тот пространственно длимый, насквозь временной
Небывалый туннель, выносящий парад
В стан, где жгут самолеты и танки горят,
Не сиренью, а гарью окутанный мир —
Вот тебе Андромеда, Плутон, Альтаир,
Вот со скоростью памяти взятый этап —
Блиндажи да землянки в ковре хвойных лап,
И идут позывные — ромашка, прием! —
Мы назад крутим время, гадаем на нем.
И оно, если быстро рулетку вращать,
Замирает иль даже заходится вспять.
На проспекте свободы, перекрестке миров,
На сквозной перекличке изломанных строф,
В теплых каплях дождя, распростертой дали
Этот дан нам туннель, чтобы почуять могли,
Разобщаясь, сливаясь, как Янус двоясь,
Нитевидного пульса родословную связь.
АПРЕЛЬ
На что похожа память? На черный снег.
Там мокнут, гниют окурки, саднят болячки,
Там есть от чего заплакать и покраснеть,
Но все это снедь, в укромных углах заначки.
Черный мой человек, мой душевный друг
С приступами дисперсий, тоски, блевоты,
Только весной можно ум изронить из рук,
Спутать все карты, расстроить шаги и ноты.
Только в апреле зябкий сквозной неуют —
В оспинах грязный снег ноздреват грехами.
Кажется, ветер доносит, мол, наших бьют,
Бьют за то, что больны — говорят стихами.
Но, забывая про ломки — болезнь иль дар —
Видя то танцы Эреба, то тень Эвтерпы,
Ломкий подросток выйдет вновь на бульвар
Под зябкий ветер, дождь, купола и вербы.
Там мокнут, гниют окурки, саднят болячки,
Там есть от чего заплакать и покраснеть,
Но все это снедь, в укромных углах заначки.
Черный мой человек, мой душевный друг
С приступами дисперсий, тоски, блевоты,
Только весной можно ум изронить из рук,
Спутать все карты, расстроить шаги и ноты.
Только в апреле зябкий сквозной неуют —
В оспинах грязный снег ноздреват грехами.
Кажется, ветер доносит, мол, наших бьют,
Бьют за то, что больны — говорят стихами.
Но, забывая про ломки — болезнь иль дар —
Видя то танцы Эреба, то тень Эвтерпы,
Ломкий подросток выйдет вновь на бульвар
Под зябкий ветер, дождь, купола и вербы.
* * *
Как быть, если в сердце живет
Фиолетовый звук,
Дробный стон кастаньет
С нарастающим в вихре анданте,
Если сердце жует
Размозженную в небе грозу,
Но замотано в плед,
И колотится в тесном серванте?
Как быть? Даже гипсом горячим
Не выправишь кость,
Даже благостный воск
Не заполнит лакун подреберья.
Только ветер нелепых наречий
Да бабочек горсть,
Только мозг, как нарост
Неизученных зыбких материй.
Фиолетовый звук,
Дробный стон кастаньет
С нарастающим в вихре анданте,
Если сердце жует
Размозженную в небе грозу,
Но замотано в плед,
И колотится в тесном серванте?
Как быть? Даже гипсом горячим
Не выправишь кость,
Даже благостный воск
Не заполнит лакун подреберья.
Только ветер нелепых наречий
Да бабочек горсть,
Только мозг, как нарост
Неизученных зыбких материй.
ФИЗИКА И ЛИРИКА
Я никогда не узнаю, что значит «точка росы» —
Просто физический термин скучнее в разы,
Чем ожиданье увидеть, вобрать эту точку —
Каплю, слезу на листке, и впитать ее в строчку.
Я никогда не узнаю, что значит «солнечный ветер» —
Все эти формулы, схемы, как хладные клети.
Лучше в степи — обращенной к зениту щекою
Чуять, как ветер распущен в полуденном зное.
Я никогда не узнаю, что есть «золотое сеченье» —
Читала не раз, но опять позабыла значенье.
Может быть, это — осмелюсь озвучить ответ —
Искра меж рифм, что кремнем высекает поэт?
Просто физический термин скучнее в разы,
Чем ожиданье увидеть, вобрать эту точку —
Каплю, слезу на листке, и впитать ее в строчку.
Я никогда не узнаю, что значит «солнечный ветер» —
Все эти формулы, схемы, как хладные клети.
Лучше в степи — обращенной к зениту щекою
Чуять, как ветер распущен в полуденном зное.
Я никогда не узнаю, что есть «золотое сеченье» —
Читала не раз, но опять позабыла значенье.
Может быть, это — осмелюсь озвучить ответ —
Искра меж рифм, что кремнем высекает поэт?
ДЫШИ
Не беспокойтесь, вокруг перемешан воздух —
Мы одновременно здесь, в океане, в горах и на звездах.
Дыханьем своим продуваем заборы и стены,
Скрещиваемся молекулами с теми и не с теми.
Свернешь ли во дворик, зажжешь ли свечу во храме —
А это все тот же всемирный закон дыханья.
Мириады контактов искрят на гигантской схеме —
Сноп замыканий, зигзагов, шагов, ответвлений.
Груды терзаний, скрещений, загибов по кругу,
Но бывает, дыханья, как реки, впадают друг в друга.
Как Бия с Катунью становятся мощною Обью,
Междометьями взамен прежнему междоусобью
Всласть шелестят, в груди прорастают мхами,
А ведь еще иногда и в звук норовят — стихами.
Мы одновременно здесь, в океане, в горах и на звездах.
Дыханьем своим продуваем заборы и стены,
Скрещиваемся молекулами с теми и не с теми.
Свернешь ли во дворик, зажжешь ли свечу во храме —
А это все тот же всемирный закон дыханья.
Мириады контактов искрят на гигантской схеме —
Сноп замыканий, зигзагов, шагов, ответвлений.
Груды терзаний, скрещений, загибов по кругу,
Но бывает, дыханья, как реки, впадают друг в друга.
Как Бия с Катунью становятся мощною Обью,
Междометьями взамен прежнему междоусобью
Всласть шелестят, в груди прорастают мхами,
А ведь еще иногда и в звук норовят — стихами.