если эспрессо, то залпом.
не из-за горечи. вкусно.
если бросать, то внезапно.
если рубить, то с хрустом.

если спускать до копейки –
то непременно красиво.
если просить об опеке –
то у недюжинной силы.

если рыдать, то в голос,
если сбегать, то в Питер.
если под плеть, то голой.
вы же не запретите

жадно везде соваться,
быть озорным мальчишкой.
если страдать, то в двадцать.
если любить, то слишком.

ты знала, чем пахнут рассветы на Думской,
по смутным рассказам знакомых.
тебе было скучно, и мир был тусклым,
и ты просыпалась дома.

читала про замки и сказочный Выборг,
но час или два в электричке.
иметь даже гипотетический выбор –
достаточно для истерички.

для дурочки, для ненормальной особы,
которая вечно в миноре,
привычно сидеть без движения, чтобы
страдать о придуманном горе.

и лампа сгорела, и годы вышли,
и сказанное не важно.
"сплины" наизусть, и затерты книжки.
по-прежнему медны, влажны

надменные шпили над каменным Невским.
ты смотришься в ночь в испуге:
твой кофе остыл, а вино пить не с кем,
приемная дочь Петербурга.

мы любим земных людей,
что скалятся нам вдогонку.
мы морщимся от детей
и втайне хотим ребенка.

нам прошлое не балласт,
и будущее не вызов.
нам больно почти что всласть
и страшно без драматизма.

мы платим за алкоголь,
мы водим свои машины,
на ужин один, другой –
на завтрак. кругом мужчины

стараются не робеть
и быть посолидней, что ли.
а ты себе: "будь слабей!
сбавь хватку железной воли!"

опять не смогла. сбежал.
не выдержал совершенства!
ирония – твой кинжал,
сарказмом сражают жесты.

ты вытрешь от туши след,
и льдинки – на оба века.
ты не героиня, нет.
ты женщина нановека.

не делай копий резервных,
точи основные копья.

Москва спит мало и нервно,
на завтрак – творог и хлопья,

на ужин – вино и "Цезарь",
чужие парфюм и губы.
удача здесь – главный цензор,
здесь шпили горят и трубы,

глаза и любые планы,
когда повезет – колени.
во Внуково аэропланы,
на Красной не умер Ленин,

Арбат многолюден, ярок,
Тверская шумна и гулка,
и с плеером по бульварам
один на один прогулка.

так просто быть мизантропом,
где люди – товар не штучный.
печалью внутриутробной,
тоской по-московски жгучей

утешит тебя Кропотка,
пронзит колокольным звоном.
собрать себя по щепоткам,
скормить городским воронам

да уткам на Патриарших.
ты сделаешь сам, как знаешь.
ты стал невозможно старше,
теперь она – как родная.

и где ни носил бы ветер
в апреле тебя, в июле.
ты любишь ее. ты едешь
обратно в бетонный улей.

один поцелуй в щеку –
и все полетит к черту.
ты только поправишь челку –
а я уже на Тверской.

стираю с тебя помаду,
ты скажешь: "зачем, не надо",
она уже знает правду,
у вас же с ней все легко.
один поцелуй в губы.
я знаю: ты будешь грубым
немного, и с силой вкупе
мне будет – хоть режь, хоть бей.

к тебе нет пути короче.
без пошлостей, заморочек,
я буду одной из прочих
на сорок минут твоей.

 

накачаешься кофе до полного бака:
индикаторы шкалят, ты к вечеру полон.
хорошо завести бы хотя бы собаку,
чтобы кто-то царапал когтями по полу,

в темноте выдыхал, как всезнающий старец,
и ребенком смотрел перед ужином робко,
в такт ушами водил твоей тихой гитаре –
все не так одиноко в бетонной коробке.

можно вместе глотать по утрам отраву,
умирать каждый день на двоих понемногу,
можно вместе мечтать о зеленых травах,
разминать на прогулке затекшие ноги…

самый близкий, с глазами заметнее солнца,
повстречавший с тобой свою первую осень,
он покинет тебя и уже не вернется,
лет так через пятнадцать, а может быть – восемь.

в твоем возрасте кофе – причина недугов.
если крепкий эспрессо, то в полдень – и хватит.
вспоминай иногда того самого друга,
что будил тебя с лаем прыжками в кровати.

в пропасти между Октябрьской и ВДНХ,
в душной утробе железного змея на токе,
я себе разрешила: пора, выдыхай!
это о запахах прошлого. и не только.

это был голос всех некогда мною мужчин
слишком любимых без повода и без ответа.
это порывы моей мазохистки-души
в бешеном визге колес по оранжевой ветке.

это мои распаленные до поры
выкрики "я люблю тебя!" в чей-то вакуум.
это о том, когда в детстве заводят рыб
вместо желаемых кошки или собаки.

это о том, когда Лерке дарят цветы –
ты же сидишь вечерами, терзая гитару.
если в четырнадцать скажешь себе "остынь",
то в восемнадцать уже будешь очень старым.

в двадцать тебя, вероятно, попутает бес,
можешь почувствовать тягу к различным меньшинствам.
но – несомненно – однажды вернешься к себе,
к самой обычной своей человеческой Жизни.

это не Баунти райские без забот,
но и не поле, где каждый второй изувечен.
знаешь, когда ты становишься сам собой,
то начинаешь иначе смотреть на вещи.

поезд приходит на станцию ВДНХ.
хватит царапать печалью по тонкой коже.
действуй – люби – улыбайся – танцуй: выдыхай!
в прошлое дверь закрывается. осторожно.

безболезненно быстро в счастливой неволе
текут мои дни и слова.
и, не чувствуя выстрелов страсти и боли,
я будто бы не жива.

я давно не люблю никого, кроме бога,
которого больше нет.
он умер во cне. захлебнулся в смоге,
в столетнем дыму сигарет.

я неплохо справляюсь с тоской человека,
который сроднился с ней.
а где-то Париж, середина века
и пьяный Хемингуэй.

я больше не в силах читать эти книги,
и зависть – мой смертный грех.
как странно и грустно носить вериги
и знать, что ты лучше всех.

прибавьте гордыню и вдоволь насмейтесь
"ишь ты, распустиила хвост!"
вы будете правы, но только не смейте
считать себя better than worst.

возможно, вы в спину мне: "дай бог ума!" – мол
не вытяну эту нить.
но завтра в 6:30 будильник и мама
заставят вставать и жить.

мне нравится, что вы больны не мной,
а я – чуть нерешительнее танка.
мне нравится, что я больна Невами,
а в бронхах так и плещется Фонтанка.

мне нравится срываться, городам
дарить свою свободу и бессилие,
и понимать, что вас я не отдам.
как слезно бы об этом ни просили.

мне нравится, что вы кричите мне
всей сдержанностью взгляда-полужеста,
что вам в муниципальной тишине
не скажут: "поцелуйте же невесту".

спасибо вам всем сердцем, но без рук,
чтоб вдруг вы не подумали дурного,
за то, что засыпаю поутру,
лишь только забывая вас по новой.

я вру и не краснею, без волны.
земля – тяжелой твердью под ногами.
я в бешенстве, что вы мной не больны.
и на ножах с обеими Невами.

бьются экраны, срывает краны.
все, абсолютно все через край.
по нервной кухне летают стаканы
почище осенних лебяжьих стай.

почище больничных полов мои мысли,
на уровне плинтуса моя стать.
и если бы я не постигла смысла,
мне проще было бы кем-то стать.

мои коридоры кишат больными.
мои тараканы забыли мел.
я все отдала бы за номер и имя
того, кто действительно бы сумел

меня познакомить со мной. и кстати:
неплохо бы выпить на брудершафт.
теперь не влезаю в весенние платья,
но это не важно. всегда есть шкаф.

страшнее другое. страшнее утро,
где незачем даже открыть глаза.
душа из брахмана вселилась в шудра.
а где-то взрывается зрительный зал,
и аплодисменты, и браво – кому-то.
а я кто, зачем я, в каком году.
за стенкой ремонт. вспоминаешь смутно
год, месяц и время. холодный душ.

а кто-то болеет СПИДом и раком.
а кто-то придумал себе любовь.
кому-то непросто ввязаться в драку,
иным – на раз-два, за слова, на слабо.

и кажется, вот завернешь под арку,
внезапно исчезнешь – мир будет стоять.
они будут так же дарить подарки
и даже, возможно, друг друга ждать.

и ты замираешь на перекрестке.
тебя так немного, что не разглядеть.
три слова – как пытка. и знак вопроса.
пощады не будет. "зачем я здесь?"

 

я танцую с кубинцем Джордано
неуемную сальсу касино.
получается очень спонтанно
и от этого очень красиво.

и завистливо смотрят дамы –
он ведет меня четко и быстро.
в моем горле грохочут тамтамы,
в его взгляде читаются искры.

и не будет зануд-аспирантов,
пьянь-поэтов, беда-программистов.
мы общаемся на эсперанто,
мы прощаемся по-английски.

для меня неизменно странно
ощущать себя слишком красивой
в час, когда мы с кубинцем Джордано
растворяемся в сальсе касино.

целуй меня так,
будто нас пишут тысячи камер.
моя красота –
недотрога, но можно рывками
тебе и теперь:
это только для нас и с нами.
терпи и не верь
и тяни ко мне руки снами.

дыши – не дыши,
прикасайся, врастай в мою кожу.
для чистой души
слишком много физической дрожи,
и так горячо.
уже первый контрольный прожит
и будут еще,
и еще… но, пока мы можем,

смакуй – не спеши.
я на вкус, как миндаль, макадамия.
для грешной души
слишком нежное тело. следами
ты жесты оставь
на моей белоснежной ткани.
целуй меня так,
будто нас пишут тысячи камер.

в мире, где девочки носят фейки,
мальчики водят железных монстров
и зависают на клевых пати,
после которых – только такси.
в тридцать здесь можно быть вамп-нимфеткой,
в пятницу ночь притворяться взрослой,
чтобы в субботу "ну хватит, хватит,
я же тебя ни о чем не просил".

в городе пыльных цветов на окнах
с серым от выхлопов душным небом,
где просыпаешься где-то между
двух радиальных и кольцевой.
утро угрюмо, и кофе горький,
зеркало в ванной глядит нелепо,
и неудобно сидит одежда,
и на работу – вниз головой.

где каждый день, в двух шагах от смерти,
бегая мимо десятков скорых,
в спешке транжирят себя равнодушно
ради пустых архиважных дел…
встретились двое. молчали черти.
воздух был тих. не взрывался порох.
встретились двое из целой кучи
скучных смешных занятых людей.

он и не думал, что будет мчаться
вечером ради ее "ну здравствуй".
ей и не снилось, что столько лавы
в горле, да так, чтобы воздух – ртом.
вот же какое бывает счастье,
вот же совпало: из тысяч разных,
встретились. поняли: кто-то главный
дал им друг друга совсем ни за что.

– привет (я хочу тебя), как прошел день?
– хорошо (вспоминал о тебе в темноте):
посмотрел новый фильм, приготовил мате…
как твое ничего (не смотреть в декольте)?

– я нормально (к тебе? я, конечно же, за),
как обычно: работа, тусовки, спортзал.
– я тут слышал, ты прямо почти что звезда…
– ой, ну что ты (скажи это снова, о да.

хватит так улыбаться, не модный показ,
тронь его за плечо – боже, эта рука,
ты попала, конец, он же чертов тиран!
этот взгляд, эта речь…) – убегаю, пора.

– подожди, я тебя еще не отпустил
(интересно, она оценила мой стиль?
ее кожа на ощупь практически шелк.
не сжимай ее руку! вот так, хорошо.

она может сказать мне когда-нибудь да?
она громкая или молчит, как солдат?
утром кофе заваренный без молока?
или чай?) ладно, ладно, до встречи, пока.

ищи меня по хэштегу #верность,
я всех, кто был до тебя, заблочу.
ни посягательств на откровенность,
ни пьяных вызовов среди ночи.

ищи меня по хэштегу #слабость,
#теперьсильнее и #сталастарше,
геолокациям Гоголь-клаба,
Тверской, Кропотки и Патриарших.

я буду строже к себе, умнее,
я буду много с тобой смеяться,
ты не поверишь: теперь умею
после парада глухих паяцев.

среди столичных слепящих бликов,
пешком, в наушниках, с дискотеки…
ищи. я близко. я в паре кликов.
почти не верю, но ставлю теги.