ПОЭЗИЯ

Роман РУБАНОВ

ЖИЗНЬ ПРОЗРАЧНА

* * *

В лес соседний еду на .
Лето. Намечается гроза.
У меня удилище из палки.
Наползла бейсболка на глаза.
Все вокруг сверкает и грохочет.
Может быть, проскочит стороной?
Наловлю карасиков и к ночи
возвращаюсь из лесу домой.
В летнем отпуске такая прелесть
тихая, особая, своя...
Вот в деревню въехал.
Загорелись окна в доме. Облака белья
рвутся из прищепок кучевые.
Простыни стирала утром мать.
Но гроза прошлась дождем и мы их
до утра решили не снимать.
Сохнут облака. Сверчок стрекочет,
звездочки горят на небеси.
Я курю в тиши июньской ночи.
И поют в пакете караси.

То дожди, то солнце, то ветер, то холодно, то тепло —
не пойми что за погода, но дни чудо как хороши.
Бабочка календариком втиснется под стекло
и словно жизнь перелистывает — шебуршит, шебуршит.
Выйдешь с крыльца, как в космос, в вечер — повсюду такая синь...
От колонки по тропке бабка с ведерком идет домой.
Кошка дорогу перебежит, бабка крестится: сгинь, сгинь... —
и с перепугу плеснет в нее из ведра водой.
Соловей запоет, пес подхватит, выпь на реке всплакнет.
На крышу сарая звезд будто кто из мешка натрусил.
Соседский мальчишка через забор лихо перемахнет
и побежит на речку, где плещутся караси.
И ничего не надо больше. Ведь вот она жизнь — село.
Сено-солома. Тишина. Жизнь прозрачна. Вот она вся.
Ты аккуратно в окошке гвоздь отогнешь, вынешь стекло —
календарик выпорхнет, праздниками шелестя.

* * *

Баба Шура кормит уток на дворе,
Дядя Лёня ковыряется с мопедом,
Батя едет на рыбалку на заре,
Мама — в Курск. Я сплю и никуда не еду.
Я не еду никуда, я просто сплю.
Просто сплю. И просто мне такое снится:
Вот я вырасту, увижу, полюблю,
Стану взрослым и начну курить и бриться,
Поступлю служить в какой-нибудь театр,
Буду зрителем любим и узнаваем...
Но на самом интересном кинокадр
Оборвется со двора собачьим лаем.
Батя выпотрошит карпа и линьков,
Дядя Лёня встретит маму в Хомутовке.
Мама привезет отцу набор крючков,
Мне — конфет, печенья, книжку и обновку.

Ну какой тут сон? Бегу себе, бегу
Мимо речки, мимо клубной кинобудки...
Я бегу, и надо мной бегут, бегут
Облака гуськом, как бабушкины утки.

АВГУСТ

Вздохнув, калитка всхлипнет тихо,
Проснется август во дворе
И выйдет в сад, где облепиха,
Две вишни, яблоня, сирень.
Там теплый ветерок украдкой,
Пройдя высокую траву,
Читает старую тетрадку,
Почти всегда одну главу.
Над садом Млечный Путь скисает.
Сад шелестит в ночи листвой.
И громко яблоки бросает
На крышу душа домовой.
Мелькнув в окне, луна в портьере
Запутается до утра.
Там спицы в старом шифоньере
Неспешно вяжут свитера.
От нарастающего гама
Шмелей, таскающих пыльцу,
Проснется на рассвете мама,
Чтоб завтрак собирать отцу.

* * *

Залозье — хутор за речкой. Срежешь пару лозин,
гонишь коров на пастбище, в траве кузнечик строчит.
Или на велике, помню, ездили в магазин,
а обратно везли хлеба горячие кирпичи.
Подъезжаем к речке, а там дядька и мой отец,
сидят, ловят рыбу, курят. Каждый себе на уме.
Я трясусь на багажнике "аиста". Лету конец.
И у меня самый звонкий, такой заливистый смех.
И по кочкам, по кочкам... батя уже вдалеке.
И вот уж Стрекалово. Баб Нюра идет за водой.
Ребята меня ссаживают, и я бегу налегке
мимо старого клуба, где тополь растет молодой.
Каникулы кончатся. Я уеду. Пройдет сто лет.
А когда вернусь сюда, здесь все будет уже не то.
Нет Залозья, баб Нюры и даже "аиста" нет,
и только тополь старый стоит. Стоит старый то...

* * *

Мой дом уже из виду скрылся.
И ель и сад едва видны.
Июнь в провинциальном Рыльске.
Билет студентам — в полцены.
Набитый до отказа "пазик"
Шумит, как улей, вразнобой.
Студенческие годы — праздник,
Который не всегда с тобой.
Вот думаешь: окончу скоро
Свою шарагу и — сорвусь.
Прощай, провинциальный город!
В Москву! В Москву!
Но перебесишься, и вскоре,
В Москве оттарабанив год,
Тебя в провинциальный город
Знакомый "пазик" привезет.

* * *

В храме Егория, после крестин,
тихой молитвой согрет,
разоблачившись, отец Валентин
долго стоит в алтаре.
Все разошлись. Только сторож да он
да по стенам образа.
В Северо-Западный микрорайон
ехать всего полчаса.

Вот он и едет. И смотрит в окно.
Жизнь как песок на весах.
А полчаса долго тянутся,
но что для него полчаса?

* * *

В широких парусиновых штанах
На улице Сумской, в кафешке "Южное",
Сижу. Сосед из города Талнах
В стакан подруге подливает "южное"
И что-то шепчет ей про холода,
Про то, что с нею он начнет все заново.
— Ешь бутерброд. — Да я не голодна.
И все напоминает фильм Рязанова.
Официант чихнет. — Э-э-э, будь здоров, —
Сосед обронит. Но за кадром хитро
Уж сочиняет музыку Петров,
Чтоб на нее легли красиво титры,
Чтоб мы втроем, допив свое вино,
Вошли в трамвай и сели у окошка
И чтобы жизнь, как будто бы в кино,
Туда-сюда мелькала понарошку.

* * *

То зайкой скачешь, то поешь щеглом,
То чеховским медведем ночью бредишь...
И где-то на гастролях под Орлом
Напьешься, плюнешь и домой уедешь
Как есть, в чужих усах и бороде,
В костюмчике старинного покроя...
А где артист такой-то? — Да нигде.
Ушел в запой. — Бывает и такое.
Бывает. Правда. Все Шекспир соврал:
Мир не театр, а большая свалка.
Ну кто из нас гастролей не срывал
Вот так, сплеча, чтоб никого не жалко?
...На третий день заявишься домой
И в зеркало посмотришь — битый гамлет.
Лишь Станиславский в раме за спиной
Чего-то там несвязное промямлит.

* * *

Спустился к реке. Вот река. На реке рыбаки.
Надвинули шапки на лбы. Спиртом греют нутро.
Посмотришь на эту картину: ныряют кивки,
И плещется рыба: то золото, то серебро.
И эта картинка, как в мультике, — бамц — и замрет.
Глядишь, а над каждым по огненной сфере висит.
Считаешь: раз, два... — как в считалке... Двенадцать. И вот
Разверзнется небо, и глас имена огласит:
Иаков, Матфей, Иоанн, Пётр, двое Иуд...
И кто там еще? Буду долго затылок чесать...
А их то ли к ужину верные жены зовут,
А то ли Господь призывает творить чудеса.

* * *

Позвоню: — Что нового?
— Ничего.
По деревне хоть голым весь день скачи.
Пошумим на Пасху, на Рождество,
В основном по домам сидим, как сычи.
И я сразу представлю и тишину,
И поземку, вьющуюся к крыльцу,
И собак, мечтающих на луну
Улететь. И все расскажу отцу.
Он смеется в трубку: — Ну приезжай,
Посидим покурим, поговорим...
Хорошо, что праздники — Первомай.
И простор за деревней — необозрим.
Вот за фермой — лес, а за лесом... гам,
Вроде трасса проходит. Да что гадать —
Тарахтят машины. — Ну как вы там
В Курске, сын?
— Да так, потихоньку, бать.
Мы закурим. И будем считать столбы.
Вот ведь линия как проводов идет —
От его судьбы до моей судьбы,
А потом, как в сказке, — наоборот.

* * *

Вот и снова приходят мои бабка с дедом.
1оворят со мной. Каждый смирно сидит на стуле.
—      Ты опять не вымыл руки перед обедом?
—      Ты опять натощак курил? Не кури, унулик.
У деда палка в руке. Кривая пастушья палка.
У бабули в руках решето, а в кармане пряник.
Вот ведь, жизнь моя, детская глупенькая считалка.
А я думал, что это праздник.
А я думал... Слышу: — Ты думал? Индюк тоже думал.
Не спеши делать выводы. Кто бы там воск ни плавил,
Только Бог задувает свечи. Но Он огонька не сдунул.
Только Пётр отпирает рай, а с мечом ходит Павел,
А еще трубит. Впрочем, сам почитай Иоанна.
Ты, поди, читал? Значит, знаешь все. Вот и будя.
И потом их за ниточки вверх осторожно тянут,
И они исчезают, и снова приходят люди.
Только что-то не то. Под окном не трамвай, а поезд.
И в руке у меня кривая пастушья палка.
Я вхожу в эту реку, и мне все время по пояс.
И ничего не жалко.

//