"Нигде на протяжении неполных ста лет не появлялось столь яркого созвездия великих имен, как в России, и нигде не было такого обилия писателей-мучеников, как у нас, - пишет М.Горький. - Наша литература - наша гордость, лучшее, что создано нами как нацией. В ней - вся наша философия, в ней запечатлены великие порывы духа; в этом дивном, сказочно быстро построенном храме по сей день ярко горят умы великой красы и силы, сердца святой чистоты - умы и сердца истинных художников".
Причину поразительного всплеска эстетических ценностей в России в XIX веке один из писателей русского зарубежья Вл.Набоков связывает с невероятной скоростью духовного роста России, которая в это время достигла уровня старой европейской культуры. У Набокова, в отличие от советских авторов, иное видение предмета. В своих "Лекциях по русской литературе" он придает важное значение жизнеописаниям писателей и поэтов, ибо зачастую, как мыслит писатель - эмигрант, нельзя должным образом воспринять художественное произведение писателя, не зная его жизни, условий формирования и развития личности.
В этой связи особого внимания заслуживает мысль выдающегося французского философа-идеалиста XX века Анри Бергсона, заключающаяся в том, что "творческая эволюция немыслима без философии духа", т.е. важно познание духа, внутреннего мира художника.
В русской литературе в тщательном изучении духовной сущности нуждается Н.В.Гоголь,, относящийся к "яркому созвездию великих имен России".
Н.В.Гоголь часто жаловался на свое нравственное состояние, душевную неуравновешенность.
Душевные муки Гоголя долгое время находились в тени знаменитого письма В.Г.Бе- линского, в тени оценки, данной великим критиком "Выбранным местам из переписки с друзьями", пока спустя столетие не появилась замечательная книга русского писателя, врача по образованию, В.Вересаева (1867-1945) "Гоголь в жизни". Книга эта проливает свет на многое в трагической судьбе гениального русского писателя.
"Я не знаю ни одной работы о Гоголе, вышедшей в XX веке, которая превзошла бы книгу "Гоголь в жизни" по богатству материала, по общей культуре отбора свидетельств, по культуре знания, наконец. То, что мы имели за прошедшие десятилетия, нашло характер надзора за Гоголем, проработки Гоголя за "ошибки" и снисходительного поощрения его художественных заслуг, никак не связанных ни с его судьбой, ни с историей его души", - пишет в предисловии к этой книге известный литературовед И.Золотусский.
Книга аналогична другой широко известной работе В.Вересаева "Пушкин в жизни", которую автор считал одной из самых значительных своих книг.
В книге В.Вересаева, построенной в основном на письмах и воспоминаниях, сообщениях и рассказах, как самого Гоголя, так и всех его друзей, раскрываются причины болезненных отклонений, так или иначе повлиявших на жизнь и творчество писателя.
Религиозность стала неотъемлемой частью мироощущения Гоголя с детства, развив в нем ипохондрию (психическое заболевание, выражающееся в навязчивой идее болезни и сопровождающейся крайне неприятными ощущениями в различных частях тела). Ставшее обычным меланхолическое и угнетенное состояние души преследовало Гоголя всю жизнь. Кроме телесных болезней, он к тому же испытывал нравственный недуг. Ведь дело писателя неразрывно связывалось в представлении Гоголя с "делом души".
Гоголь искал спокойствия души в религии. Выдвигали даже гипотезу о том, что он сжег несколько глав поэмы "Мертвые души", исходя из христианского смирения и стремясь к покаянию за созданное им.
Ранняя вера его в Страшный суд, в возмездие за греховность человека (Нет человека, который бы за собою не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим Богом устроено... - говорит устами Городничего в "Ревизоре" Гоголь), рассказы матери о Страшном суде, по словам Гоголя, пробудили в нем "всю чувствительность и заронили самые высокие мысли".
"Если бы вы знали, какие со мною происходили страшные перевороты, как сильно растерзано все внутри меня! Боже, сколько я пережег, сколько перестрадал! Но теперь я надеюсь, что все успокоится, и я буду снова деятельный, движущийся, - так мыслил Гоголь в минуты душевного подъема и творческого вдохновения. - Теперь я принялся за историю нашей единственной, бедной Украйны. Ничто так не успокаивает, как история. Мои мысли начинают литься тише и стройнее. Мне кажется, что я напишу ее, что я скажу много того, что до меня не говорили".
Веруя в предопределение, Гоголь-гимназист перед отъездом в Петербург говорит своим родным и близким: или вы обо мне ничего не услышите, или услышите нечто весьма хорошее.
Он с детства осознает свое высокое предназначение. Сознание соединяется с предчувствием краткости отпущенной ему жизни. Он все время помнит об этом, все время спешит, как спешат жить и его герои, постоянно видящие перед собой лик смерти. Гоголь "бежит от тоски", жалуясь на преследующее его охлаждение, на потерю свежести, меняет страны и города. Странствуя по Европе, он побывал во многих ее городах, однако для жизни избрал Рим. "Европа для того, чтобы смотреть, а Италия - для того, чтобы жить", - говорил Гоголь. Даже Швейцария его не прельщала, зато Италия всегда оставалась любимой страной, климат которой благотворно воздействовал на его слабое здоровье. Здесь он укреплялся духом и телом, обретал покой и душевное равновесие.
В молодые годы призрак смерти, так страшивший Гоголя, отодвигается молодостью, избытком душевных сил, смехом, в котором автор "Вечеров на хуторе близ Диканьки" топит свою печаль.
В ранний период творческой деятельности Гоголь сильно увлекается народными песнями, обычаями жителей Малороссии. Писатель отмечал, что в них заключена вся история народа. В одном из многочисленных писем матери он просит:
"Вы имеете тонкий, наблюдательный ум, вы много знаете обычаи и нравы малороссиян наших, и потому, я знаю, вы не откажитесь сообщить мне их в нашей переписке. Это мне очень, очень нужно. В следующем письме я ожидаю от вас описания полного наряда сельского дьячка, от верхнего платья до самых сапогов с поименованием, как это все называлось у самых закоренелых, самых древних, самых наименее переменившихся малороссиян; равным образом названия платья, носимого нашими крестьянскими девками, до последней ленты, также нынешними замужними и мужиками.
Еще обстоятельное описание свадьбы, не упуская наималейших подробностей. Еще несколько слов о колядках, о Иване Купале, о русалках. Если есть, кроме того, какие-либо духи, или домовые, то о них подробнее, с их названиями и делами; множество носится между простым народом поверий, страшных сказаний, преданий, разных анекдотов и пр. Все это будет для меня чрезвычайно занимательно".
И на самом деле, присылаемые фольклорные сведения заносились Гоголем в тетрадь записей "Книга всякой всячины", а затем использовались в его повестях. В них Гоголь уходит в мир украинского легендарно-сказочного прошлого.
"Это были поэтические очерки Малороссии, очерки, полные жизни и очарования. Все, что может иметь природа прекрасного, сельская жизнь простолюдинов - обольстительного, все, что народ может иметь оригинального, типического, все это радужными цветами блестит в этих первых поэтических грезах Гоголя. Это была поэзия юная, свежая, благоуханная, роскошная, упоительная, как поцелуй любви", - писал Белинский в статье "О русской повести и повестях г. Гоголя" (1835).
Говоря о народности "Вечеров", Белинский отмечал, что в повестях "Ночь перед Рождеством", "Майская ночь, или Утопленница" и "Заколдованное место" народно-фантастическое так чудно сливается в художественном воспроизведении с народным - действительным, что оба эти элемента образуют собою конкретную поэтическую действительность, в которой никак не узнаешь, что в ней быль и что сказка, но все поневоле принимаешь за быль. К тому же, как указывает Белинский, гоголевский юмор "не щадит ничтожества, не скрывает и не скрашивает его безобразия, ибо, пленяя изображением этого ничтожества, возбуждает к нему отвращение, в их числе, стало быть, и уродливые, страшные колдуны, привидения и чудовища".
Чудеса и странные происшествия, проявления всякой нечистой силы были связаны с малороссийскими народными поверьями и преданиями, навеяны сюжетами волшебных сказок, фольклорными мотивами.
"Сейчас прочел "Вечера близ Диканьки", - писал Пушкин из Царского Села. - Они изумили меня. Вот настоящая веселость, искренняя, непринужденная, без жеманства, без чопорности. А местами, какая чувствительность! Все это так необыкновенно в нашей литературе, что я доселе не образумился".
Из воспоминаний В.В.Стасова мы узнаем, что "...новое поколение подняло великого писателя на щитах с первой же минуты его появления. Тогдашний восторг Гоголя ни с чем не сравним. Его повсюду читали точно запоем. Необыкновенность содержания, типов, небывалый, неслыханный по естественности язык, отроду еще не известный никому юмор, - все это действовало просто опьяняющим образом. С Гоголя водворился на России совершенно новый язык; он нам безгранично нравился своей простотой, силой, меткостью, поразительной бойкостью и близостью к натуре. Все гоголевские обороты, выражения быстро вошли во всеобщее употребление. Даже любимые гоголевские выражения: "черт возьми", "к черту", "черт-вас знает" и многие другие сделались в таком ходу, в каком никогда до тех пор не бывали. Вся молодежь пошла говорить гоголевским языком".
Громадный успех "Вечеров на хуторе." внушил ему идею об особенном, "реформаторском", как считал Белинский, его призвании на Руси. Это обязывало и вместе с тем вдохновляло его на дальнейшие творческие поиски.
Окунувшись в стихию столичной суеты, мелких интересов светского общества, духовной окаменелости служебных апартаментов, Гоголь выносит оттуда "Петербургские повести", в числе которых "Невский проспект", "Нос", "Портрет", "Шинель", "Записки сумасшедшего". В этих шедеврах русской классической литературы Гоголь продолжает удивлять читателя странными и невероятными происшествиями, с характерной для Гоголя магией письма.
"Введение в текст "Портрета" фантастики - таинственных сил, фатально вмешивающихся в судьбу художника, хоть и снижает реалистическое звучание произведения, но есть что-то ужасное, роковое, фантастическое в этом таинственном портрете, есть какая-то непобедимая прелесть, которая заставляет вас насильно смотреть на него, хотя вам это и страшно. "Портрет" есть неудачная попытка г.Гоголя в фантастическом роде, - писал Белинский. - Здесь его талант падает, но он и в самом падении остается талантом". ("О русской повести и повестях г.Гоголя".
Во второй редакции "Портрета" центр внимания перенесен на трактовку вопросов искусства. Гоголь говорит в своей повести о назначении художественного творчества, о "презренном и ничтожном" в искусстве, об истинных качествах вдохновенного художника, о роли художника-творца и художника-копииста.
С чрезвычайным интересом воспринимается странное и невероятное происшествие с майором Ковалевым, у которого пропал нос. Фантастическое исчезновение носа и появление его в разных местах в виде статского советника, что вызывает возмущение и негодование его хозяина, и не менее фантастическое его возвращение на свое прежнее место, или же появление призрака Акакия Акакиевича (в повести "Шинель"), крадущего шинели у прохожих на улице, как возмездие за жестокосердие, грубость и пошлость людей, окружающих его при жизни, - проявление того же яркого таланта, но уже не "падающего".
Небезынтересно, что почти все произведения Гоголя подвергались неоднократным переработкам, переделкам, ранним и поздним редакциям, цензурным запретам, изъятиям. Это всегда угнетало Гоголя, вызывала определенные волнения, колебания, смятения, огорчения и
даже потрясения. Так обстояло дело и с одним из его шедевров "Записки сумасшедшего".
Безнадежность задачи Гоголя была обусловлена тем, что он хотел найти свой идеал в примирении с российской действительностью.
Гоголя всю жизнь преследовала тоска, порой талант давил на душу. Чрезмерно требовательный к себе, он не мог оставить после себя что-то недоделанное, не отвечающее его представлению о прекрасном. Для Гоголя, для которого жизнь и смерть сочинения, есть жизнь и смерть писателя, недописанная книга граничит с преступлением, со святотатством художника по отношению к своему призванию, - и поэтому в 1845 году он сжигает второй том поэмы "Мертвые души", будучи не удовлетворен им.
Грандиозный замысел второй части заключается не столько в разоблачении русской действительности, сколько в положительных идеалах. Гоголь писал: "Что пользы поразить позорного и порочного, выставив его на вид вам, если не ясен в себе самом идеал ему противоположного, прекрасного человека..."
По собственному признанию писателя, в "Мертвых душах" он хотел не только показать Русь "со всех сторон" (что само по себе было колоссальной задачей), но "засветить миру", т.е. просветить мир, выдвинуть новые идеи и указать пути и дороги для будущего развития России. Именно к этому призывал и ждал от него Белинский в своем гневном и сокрушительном письме.
"Вы хотите небесным путем достичь земной цели.
И это от того, что вы глубоко знаете Россию только как художник, а не как мыслящий человек. И это не потому, чтобы вы не были мыслящим человеком, а потому, что вы столько уже лет привыкли смотреть на Россию из вашего прекрасного далека, а ведь известно, что ничего нет легче, как издалека видеть предметы такими, какими нам хочется их видеть; потому что в этом прекрасном далеке вы живете совершенно чуждым ему, в самом себе, внутри себя... Поэтому вы не заметили, что Россия видит свое спасение не в мистицизме, не в аскетизме, не в пиэтизме, а в успехах цивилизации, просвещения, гуманности.
Ей нужны не проповеди (довольно она слышала их), не молитвы (довольно она твердила их), а пробуждение в народе чувства человеческого достоинства.
Болезненной боязнию смерти, чёрта и ада веет от вашей книги".
Уход в мистицизм, в ирреальный мир - во "вторую действительность", воспринятый окружающими как "измена искусству" (слова Белинского), на самом деле было для Гоголя единственно возможным путем осуществления своего грандиозного замысла, который в его сознании был неотделим от духовной и нравственной силы самого писателя. Совершенное произведение искусства может создать только нравственно безупречный художник, как полагал Гоголь.
Обращение к ирреальному миру, призракам, к сверхъестественным явлениям, чудовищам, колдунам, бесовской и сатанинской силе, их образное воспроизведение на основе народных поверий и сказов было наиболее характерно для раннего периода творчества Гоголя. Однако какое бы произведение Гоголя мы ни взяли, там есть суд и наказание, есть предшествующее этому суду разоблачение, покаяние, слезы.
Возмездие ждет городничего в "Ревизоре", Чичикова в "Мертвых душах". Возмездие витает над головой бедного Пискарева из "Невского проспекта" и Чарткова из "Портрета". Гром возмездия разражается над Ковалевым в "Носе" и над значительным лицом в "Шинели". Не говоря уже о колдуне в "Страшной мести", о судьбе философа Хомы Брута в "Вие", об Андрии в "Тарасе Бульбе", об участи Петруся в "Ночи накануне Ивана Купалы".
Грех, вина наказываются публичным осмеянием и фиаско, а иногда и смертью. Но, как правило, человек у Гоголя перед всеми этими событиями сам сознает ужас своего проступка и готов предстать перед судом.
Не Вий - страшное чудовище - убивает героя Гоголя, а страх Хомы Брута, что он переступил черту, т.е. черту, за которой следует смерть (несчастный Хома, сбившись с толку, спутал заклинания, могущие спасти его от смерти).
Такова философия духа писателя - мученика - одного из великих имен России.
Мы попытались разобраться в духовном кризисе гениального поэта, раскрыть причины его духовно нравственных мучений, ухода Гоголя во "вторую действительность" - ирреальный мир образов и идей.
Духовный кризис писателя был вызван сокрушительным письмом Белинского, его идейными внушениями о "реформаторском" призвании Гоголя, могущего стать защитником и спасителем от русского самодержавия, что представляется невозможным в силу незнания Гоголем многих вещей в России, и нынешнего русского человека на разных степенях своих мест, должностей и образований, а, следовательно и неумении найти идеал прекрасного человека и тем самым указать путь для будущего развития России.
Книга Гоголя "Переписка с друзьями", названная Белинским "гнусной", ее провал и неудача воспринимались Гоголем (как выясняется из "Авторской исповеди") как самая большая трагедия жизни. Она понуждала писателя иначе смотреть на причины общественных пороков, кроящихся в социальном устройстве, а не в нравственном несовершенстве человека, как мыслил Гоголь, вынашивающий идею нравственного переворота.
Вот причина всех мучений и страданий гениального художника, прошедшего сложный и невообразимый путь от славы к непреодолимому духовному кризису и смерти.
P.S. Загадочную смерть Гоголя современники связывали с уничтожением второго тома "Мертвых душ", который автор сжег, якобы, в припадке безумия. Некоторые усматривали причину сожжения в художественной неудовлетворенности Гоголя результатами труда. Эта точка зрения возобладала в трудах одного из авторитетнейших исследователей жизни и творчества Гоголя Н.С.Тихонравова: "Последнее сожжение второго тома "Мертвых душ" вызвано было тем же строгим отношением художника к своему труду, каким и первое; в основе того и другого приговора лежало справедливое недовольство "выдуманными" образами, их неестественностью". Таким образом, предсмертное сожжение многолетнего труда не было у Гоголя следствием болезненного порыва, нервного расстройства. Оно было сознательным делом художника, убедившегося в несовершенстве того, что было выработано многолетним мучительным трудом. Существует и чисто медицинское объяснение смерти, согласно которому Гоголь умер от тифа, эпидемия которого в то время распространилась в Москве.