Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Штудии




Евгений СТЕПАНОВ



ЭСХАТОЛОГИЧЕСКАЯ ЛИРИКА ВИКТОРА ЦОЯ

В конце ХХ века в русской поэзии появился такой удивительный поэт, как Виктор Цой.
Справедливо о нем написал Борис Гребенщиков. Он как серьезный художник уловил главное, а именно — мистическое происхождение текстов Цоя, то, что он был проводником определенных космических сигналов, голосом некоего зазеркального Духа, который, точно джинн в бутылке, жил в теле русского поэта с корейским лицом.
В своих мемуарах «Мы были как пилоты в соседних истребителях…» БГ пишет: «Совсем недавно — на прошлой неделе в Москве, — переслушивая ночью с друзьями «Звезду по имени Солнце», я просто был в неистовстве от того, насколько ясно дух говорит, что ему здесь тесно, что он не понимает, зачем он здесь, и хватит уже, уже все. Там каждое второе слово об этом». [1]
И еще — «Он выражал сам себя и тот дух, который через него говорил». [2]
Виктор Цой как, пожалуй, никто из поэтов конца ХХ века чувствовал приближение смерти. Очень много писал о ней. По глубине чувства, по силе эмоциального воздействия на аудиторию его строки можно, наверное, сравнить только со стихами Сергея Есенина. Конечно, версификационный уровень у Есенина намного выше. Но Цою высокое мастерство и не было необходимо. Он имел гитару и голос. По сути песни Цоя — это образцы звучарной (сонорной) поэзии, у которой свои законы. Свою космическую миссию Цой выполнял
четко — доводил до аудитории то, что через него говорил Дух.
Поэт — зеркало времени. И всегда — даже когда говорит о себе — выражает состояние общественного настроя. Цой, посетивший «сей мир в его минуты роковые», как настоящий блаженный, на невнятном, сумбурном, нестройном языке выразил безысходность, отчаянье этноса (точнее — суперэтноса), живущего в эпоху перехода от одной общественно-экономической формации к другой.
Лучше всех о Цое сказал, конечно, сам Цой.

* * *

Закрой за мной дверь.
Я ухожу. [3]

* * *

И мы знаем, что так было всегда:
Что судьбою больше любим,
Кто живет по законам другим
И кому умирать молодым.
Он не помнит слова «да» и слова «нет».
Он не помнит ни чинов, ни имен.
И способен дотянуться до звезд,
Не считая, что это сон.
И упасть опаленным звездой
По имени Солнце. [4]

* * *

А потом придет она,
Собирайся, скажет, пошли.
Отдай земле тело,
Ну а тело не допело чуть-чуть.
Ну а телу недодали любви.
Странное дело. [5]

* * *

Я жду ответа.
Больше надежд нету.
Скоро кончится лето. [6]

* * *

Но странный стук зовет в дорогу.
Может — сердце, а может — стук в дверь.
И когда я обернусь на пороге,
Я скажу одно лишь слово: «Верь!»
И опять сквозь грохот колес
Мне послышится слово: «Прощай!» [7]

* * *

Вечер, я сижу дома.
Это зима, это декабрь.
Ночь будет холодной.
Если верить часам, она уже рядом. [8]

* * *

А без музыки и на миру смерть не красна.
А без музыки не хочется пропадать. [9]

* * *

Разрежь мою грудь, посмотри мне внутрь:
ты увидишь — там все горит огнем. [10]

Можно продолжать цитировать и далее, но совершенно очевидно, что смерть, ее приближение — основные темы поэзии Цоя.
Лексика Цоя очень проста, образы зачастую тривиальны. Но именно они оказались понятными и понятыми.
В редком стихотворении Цоя нет упоминания о космических светилах, звездах, Луне, Солнце. И есть четкое противопоставление: Земля — Небо.


Между землей и небом — война.
И где бы ты ни был,
Что бы ни делал, —
Между землей и небом — война. [11]

Цой — голос Духа — всегда на стороне Неба, откуда он, видимо, пришел и куда жаждал вернуться.

* * *

Я хотел бы остаться с тобой.
Просто остаться с тобой.
Просто остаться с тобой.
Но высокая в небе звезда зовет меня в путь. (Подчеркнуто мой. —
Е.
С.)
Группа крови на рукаве —
Мой порядковый номер на рукаве.
Пожелай мне удачи в бою,
Пожелай мне
Не остаться в этой траве,
Не остаться в этой траве». [12]

* * *

Снова за окнами белый день.
День вызывает меня на бой.
Я чувствую, закрывая глаза:
Весь мир идет на меня войной. [13]

* * *

В небе над нами горит звезда.
Некому, кроме нее, нам помочь
В темную, темную, темную
Ночь.
Ночь пришла, а за ней гроза. [14]

* * *

На теле ран не счесть,
Нелегки шаги.
Лишь в груди горит звезда. [15]

* * *

Это наш день.
Мы узнали его по расположению звезд.
Знаки огня и воды,
Взгляды богов.
И вот мы делаем шаг
На недостроенный мост.
Мы поверили звездам,
И каждый кричит: «Я готов!» [16].

Автору этих заметок уже приходилось писать, что образ поэта — составная и неотъемлемая часть его литературной судьбы. Самые, казалось бы, тривиальные строки становятся актом прозрения и провидения, когда они находят реальное подтверждение в жизни. Виктор Цой ответил за каждое свое слово. И, конечно, является незаурядным — непостижимым — явлением.



        Литература:



1. Борис Гребенщиков в книге: Виктор Цой. «Звезда по имени солнце: Стихи, песни, воспоминания». М.: Эксмо-Пресс, 2001 г. С. 144
2. Там же. С. 153
3. Виктор Цой. «Звезда по имени солнце: Стихи, песни, воспоминания». М.: Эксмо-Пресс,
2001 г. С. 218
4. Там же. С. 340, 341
5. Там же. С. 344, 345
6. Там же. С. 350
7. Там же. С. 353
8. Там же. С. 94
9. Там же. С. 347
10. Там же. С. 336
11. Там же. С. 220
12. Там же. С. 219
13. Там же. С. 342
14. Там же. С. 360
15. Там же. С. 348
16. Там же. С. 338