Какой мороз!
                       Во мгле туманной
Угрюмый лес закоченел.
И свод небесный,
                       бездыханный,
Как будто бубен — отзвенел.

Лазурь железная застыла,
И неподвижно в небесах
Стоит багровое светило,
Как будто воин на часах.

Мороз сжимает все сильнее
Покров на речке ледяной.
Светило в небе костенеет
И вдруг становится Луной.

Диск затвердел,
                       покрылся коркой,
Свинцовый свет на землю льет.
И кажется с Луны прогорклой
Вот-вот сорвется тяжкий лед.

Спаси меня, Господи,
                                  неотторжимый
От сердца России, от русской души.
Какие бы нас ни глушили режимы,
Какие б ни путали нас миражи,

Мы молим единого Господа Бога
О нашем народе, чтоб выстоял он.
Верши свою проповедь,
                                  Господи, строго.
Тебе мы несем за поклоном поклон.

Спаси меня, Господи, верный и правый,
От зла, от болезней, от смуты в душе.
Не надо мне злата и ветреной славы,
А надо Всевышнего чуда уже.

У забора — стойкий чернобыл.
Сени. Дворик.
                       Сельские чертоги.
Сколько помнит,
                                  сколько позабыл
Этот дом, стоящий у дороги.

Он опять со мною говорит,
Стелет мне постель на сеновале,
Где звезда полночная горит…
И— гнилушка светится в подвале.

Где я с мамой по тропе иду,
В сумерках сквозь темные поляны,
Где луну ведет на поводу
Или лошадь — конюх полупьяный.

Двор наш — через поле — прямиком,
Вот он
           уже к сердцу потянулся,
Пахнет огородом, молоком…
Вздрогнул я… и через век
                                                          проснулся.

…Ни кола на свете, ни двора,
Ни деревни нет уже, ни мамы…
Только в небе — черная дыра,
И в полях—
           заросших пашен шрамы.

Сыпь, тайга, золотые иголки,
Расстилай молодые снега.
Посмотрю, как летят твои волки
Сквозь охотника и сквозь века.

Это вовсе не волки, а птицы:
Так они распластались вдали.
Только снежный дымок серебрится,
Как в осенней степи ковыли.

Ни оскала, ни смертного воя
Не услышим — ни я, ни тайга.
Только дерево треснет кривое
Да ударит в Луну кабарга.

Звезды свалятся с неба, как с полки,
Куропатки застрянут в снегу,
И приснятся летучие волки
Мне, заснувшему в зимнем стогу.

Блокадный день. Стучал свинцовый град,
Не стало сил для битвы и для мести.
И леденел холодный Ленинград,
И умирала девочка в подъезде.

Она еще держала свой дневник
О всех умерших, кто был рядом с нею…
Когда Архангел перед ней возник,
Она ему сказала: — Леденею…

И выронила горестный дневник
Из рук прозрачных, тонких, как солома.
Архангел к тихой девочке приник,
И ввысь понес из ледяного дома.

Здесь мертвецу завидовать был рад
Любой живой. Сознанье отрицало
Весь этот ад… Был мертвым Ленинград,
Но что-то в нем клубилось и мерцало:

Гранит ли поднимался на дыбы,
Солдат ли павший поднимался к бою.
На санках сами двигались гробы
И в небо уходили над Невою.

Казалось, уже не было людей,
Горели рвы и падали высоты.
И девятьсот блокадных черных дней
Стеною плотной выли самолеты.

…Вдруг рядом с солнцем в небесах возник,
Непобедимый и предельно краткий,
Последней болью дышащий дневник
Погибшей и бессмертной ленинградки.

Снова томится и душу мне застит
Край мой угрюмый, слепая тоска.
Поле родное, открытое настежь,
Нет на селе твоего мужика.

Срубы замшелые смотрят убого,
Сердце деревни сгорело дотла.
И проступает, как вена, дорога
На пустыре у больного села.

Рухнули слезы на старую школу,
На зерносклад, от разора пустой,
Где одинокий скрывается голубь,
Вставший, как Ангел,
                                              в селе
                                                          на постой.

Зима рассыпала по свету
Свои снега и жемчуга.
И в гости забрела к поэту
Певица — белая пурга.

Пурга высвистывала шутки
И пела посреди двора,
Потом уснула в старой будке,
Щенком свернувшись до утра.

Пурга во сне еще скулила,
Снег будку ватой забросал.
Поэт, покуда вьюга выла,
Ее романсы записал.

И будет спать во тьме вода,
И глубина не всколыхнется,
Лишь на поверхности звезда
От бывшей жизни отвернется.

Уйдут на дно мои года,
От них бессмертье отслоится,
И попытается звезда
На темном небе очутиться.

Ей будет холодно!
                                  Тогда
Она сумет раздвоиться
И к жизни вызволит звезда
Меня, чтоб заново родиться.