С цитатником ко мне приходит Муза,
Как участковый в свой микрорайон.
Она – спасительница и обуза,
И совершенств в ней целый миллион.

Я к ней прикован цепью, как галерник.
С шуршаньем море гальку шевелит.
Глядит на небо вдумчивый Коперник.
Не радуется сердце, а болит.

получались стихи
из какой-то неМЫСЛИмой чуши

как Соснора считает
живут в каждом многие души

как писал Шибутани
у личности лиц до черта

были магометане
в Будду верили и в Христа

из неМЫСЛИмой чуши
господь сотворил столько вер

наши смертные души
живут в окруженьи химер

Листьев золотой ковёр
Не успел истлеть,
А уже смолкает хор
Птиц, уставших петь.

Болдинская осень тут
Вот уж третий день.
От поэта песен ждут,
Все, кому не лень.

Кошка ждёт и Рыжик – кот,
Пёс соседский Билл,
Что во двор вдруг забредёт,
Будто что забыл.

Ну, а ты, поэт, трудись,
Вытри пот со лба.
Вот такая она – "жисть",
Сдрейфить – не судьба.

Если взялся уж за гуж,
Стало быть, ты – дюж,
Баловень судьбы и муж,
Что объелся груш,

Кошки лучший кореш, пса
Закадычный друг,
Будет кто тебя кусать –
Оглядись вокруг.

Это кровь твою комар
Ненасытный пьёт.
Не прихлопни божью тварь –
Пусть пока живёт.

Раз уж залетел он в стих,
Выпив через край,
Пусть сидит себе. Притих –
Думает, что в рай.

Не готов на новый дубль
Кровный побратим.
Кошки пляшут пасодобль –
Ну, и мы хотим!

Дождь лил, как слезы из глазниц, –
Христос, Аллах и Будда
играли с Небесами в блиц.
В Саду – обломков груда.

Из этих шахмат, на Доске
расставленных Небесной
Мир состоял, на волоске
повиснувший над бездной.

Кто из потомков разберет,
чей Бог свершил промашку, –
на полюсах растаял лед,
Потопу дав отмашку…

Внезапно дождь затих. Я рад
гроссмейстерскому баллу.
Сгребаю сучья, выйдя в сад,
для шашлыков – к мангалу.

Лето было сущим адом.
Осени краса ярка.
Колесо луны над садом
Катится за облака.

За год – третье бабье лето! –
Безошибочный прогноз.
Лунные потоки света
Потеснили мглу всерьез.

Пробуют собаки голос –
Кыш, кошачий back vocal.
Смотрим супершоу "Голос",
Новостей смирив накал.

Страх и ужас отодвинем,
Ночь – вся в звездах, а луна
Всюду, куда взгляд не кинем,
Высеребрила всё до дна.

Серебристым человеком
Бабьелетовым побудь.
Скрылась, будто бы под снегом,
Хрупкой жизни страхожуть.

А мы с тобой болели,
но в целом уцелели,
и осень нам мила.
Чай цедим на террасе,
считая в общей массе:
добра не меньше зла!

К добру котов причисля,
ловлю себя на мысли,
что сам хочу, как кот,
играть с другим котярой,
ходить с собратом парой,
зубастый щеря рот.

Съезжать с песчаной кручи,
И в белоснежной куче
Весь выпачкаться вдым.
Хочу быть молодым,
хвостатым и пушистым,
А после душа чистым,
Но в старости седым.

Осенний день хорош,
Хотя и хмур немного.
Накинуть макинтош
И взять под мышку зонт.
Пусть шелестит листвой
Осенняя дорога.
И тучи надо мной
Берут меня на понт.

Зонт не раскроет вширь
Свой темно-синий купол.
И в запредельный мир
Меня не увлечёт.
И я продолжу быть
Одной из тысяч кукол –
На ниточках судьбы
Подёргаюсь ещё.

Хоть разгребать листву
Пустяшная забава,
Я радуюсь родству
Судеб, что свиты в жгут.
Хочу – пойду вперёд,
Налево ли, направо –
Никто не повторит
Крутой супермаршрут.

А если хлынет дождь,
Поднимет вихрь в небо,
Охватит тело дрожь, –
Как парашют мой зонт:
В полымя из огня,
Зигзагами нелепо,
Пусть он несёт меня
Без строп – за горизонт.

солнце светит над городом
всё видать за версту
слыть упрямым и гордым
стало невмоготу

самокат детской шалости
манит издалека
но от собственной малости
руль вихляет в руках

разве самодостаточность
не награда тому
выбирает кто праздничность
бытия по уму

кто себе же наследуя
так спонтанен и нов
что идущим по следу я
не завидую – вновь

отлетят по касательной
с круга жизни во мрак
солнце светит старательно
вдруг ныряя в овраг

ничего не придумаю
что затмило б уход
что смиряло б тоску мою
каждый миг круглый год

самокат детской шалости
на доске эквилибр
я от собственной малости
безрассуден и храбр

Что мне праведников иконостас?
Истины въедливый наследник,
Я живу на земле в первый раз –
Самый первый и самый последний.

В окаянный пустившись путь,
Мой, увы, доморощенный гений
Ближе стал к ней лишь на чуть-чуть –
Подкачали пращуров гены.

Если гены всему виной,
Стало быть, живем не впервой.
Ну и жизнь – шанс не последний,
Для тебя – ГЕНиальный наследник.

Жаль, что утром тебя не увижу,
Не услышу и не обниму.
Опускается вечер все ниже,
Ночь вымарывает синеву.

Появляются первые звезды.
Кто Медведицы выследит след?
На купавах настоенный воздух
Над Купавной качается сед.

Виснут рваные клочья тумана
На ветвях тут и там. А луна
В полнолунье войдя без обмана
Все вокруг освещает до дна.

Открывая за бездною бездну
В каждом из озаренных дворов.
Я рожден и когда-то исчезну
Где-то в сосредоточье миров

Но пока я сижу, как сельчанин,
Ухватясь за перильце крыльца,
На меня, словно я марсианин,
Звездная облетает пыльца.

На лице и плечах серебрится.
Вот в такую же лунную ночь
Я вспорхну, как огромная птица,
Чтобы тягу Земли превозмочь.

И не буду отбрасывать тени
На провалы полян и жилье.
Жаль, что ты не оценишь мой гений,
Что трубил лишь во имя твое.

Дождь из берёзовых листьев
крыш засыпает жесть.
Крадучись поступью лисьей,
кто хороводит здесь?
Может ведьма-соседка
с дворницкою метлой.
Хрустнет в саду ветка,
кто-то вымолвит: – Ой.
Только вот кто – неясно,
утром в тумана квашню
не провались, опасно, –
может вымочить всю,
или всего. Кто выйдет,
скрутит того в жгут.
Сверху нас кто-то видит,
как мы плутаем тут,

как по туману кружим,
жизнь кладя на весы.
Каждому кто-то нужен,
но ведь не для красы, –
для очага и дыма,
стелящегося из трубы.
Кто-то крадётся мимо,
будто сосед бобыль,
вынырнув из тумана,
с ордером на арест.
Тут уж всё без обмана,
кто не любит – не ест.
Жизнь предъяви в профиль
или просто анфас.
Кто-то вытащит надфиль
и увековечит нас,
сгладив все закавыки,
все погасив счета,
кто-то, Скульптор Великий,
Мелкому не чета,
запечатлеет в бронзе
проливень-листопад
и притулится возле
ног, как пёс, наугад…