Виталий ЛЕОНЕНКО
Поэт, прозаик. Родился в 1963 году в Сибири. Закончил исторический факультет МГУ. Рассказы и статьи публиковались в журналах "Знамя", "Звезда", "Русская провинция" и др., в том числе под псевдонимами.Стихи размещены на сайте автора: leonenko.ucoz.ru
Евфросиния Полоцкая. Литургия Слова
Въ началѣ бѣ Слово, и Слово бѣ у Бога, и Богъ бѣ Слово.
Се бѣ искони у Бога. Вся Тѣмъ быша,
и безъ Него ничтоже бысть, еже бысть.
Въ Томъ животъ бѣ,и животъ бѣ Свѣтъ человѣкомъ.
И Свѣтъ во тмѣ свѣтится, и тма Его не объятъ1
Се бѣ искони у Бога. Вся Тѣмъ быша,
и безъ Него ничтоже бысть, еже бысть.
Въ Томъ животъ бѣ,и животъ бѣ Свѣтъ человѣкомъ.
И Свѣтъ во тмѣ свѣтится, и тма Его не объятъ1
Расчертив тонкой тросточкой пергаментный лист,
наметив высоту и ширину начальной буквицы «вѣдѣ»,
Предислава отрешенно смотрит на белое пространство,
как на вспаханное поле,
готовое принять семена
Божественного Слова.
наметив высоту и ширину начальной буквицы «вѣдѣ»,
Предислава отрешенно смотрит на белое пространство,
как на вспаханное поле,
готовое принять семена
Божественного Слова.
* * *
Вѣдѣ
Азъ букы вѣдѣ2
Вѣдѣ
Азъ букы вѣдѣ2
Это, Господи, аз, недостойная раба Твоя Предислава, во инокинях Евфросинья, Твоей благодатью сподоблена ведати буквы священных писаний Твоих. Ныне же, во имя Отца и Сына и Святого Духа, приступаю писать словеса сей священной книги вечной жизни — Твоего святого Евангелия, для возвещения на святой литургии, в просвещение и освящение всякому человеку, во умирение мира, во оставление грехов живых и умерших православных христиан. И молю Тебя, пресветлое Солнце правды, Единородное Слово Отчее, укрепить мою худую руку, да право и без погрешности отобразит она живительные Твои словеса немощным письмом человеческим. Аминь.
Дед мой, князь Всеслав, — тот не верил буквам, говорил: буква — слово мертвое. Как в снятой коже душа не живет, так и слово в букве. Слово — в человеке, в сердце его, в крови его бьется. Дед слово заветное ведал от стародавних волхвов. То слово было и вправду живое; сказывал отец мой, оно билось у деда в жилке на темечке, где было у него родимое пятно. Крепко надеясь на слово заветное, много дед натворил на веку. Столько по всей Русской земле накудесил, что от Волги-реки до Дунай-реки о нем лихие песни поют, а в Новгороде, и в Смоленске, и в Ляшской земле именем Всеслава кормилицы непослушных детей пугают. В детстве спрашивала я у отца моего, князя Святослава: «Скажи мне, государь мой батюшка, правду ли люди бают, якобы дед наш — то в волка мог превращаться, то в ясна сокола, то в селезня сизого?». Отец отвечал: «Не видел я деда твоего ни волком, ни соколом ясным, ни селезнем сизым. А то правда, чадо милое, что не было сети такой, чтобы ему не выпутаться; не было погибели такой, чтоб ему живым не уйти». А я, малая, неугомонна была, от отца не отставала: «А скажи мне, мой батюшка, правду ли люди бают, что слово это, что на темечке у него в жилке билось, от бесов ему дадено, от богов лесных, и подземных, и звериных, и скотьих, которым прабабушка наша, Воислава княгиня, обрекла его, когда просила у них себе первенца? И что сердце в нем от волка было, ум от змеи, сила от тура, а очи — от сокола ясного?» — «Чадо мое милое, — отвечал родитель, — без Божьей воли, без Христа-Бога нашего, ни одна малая птица в небе не летает. И как можно быть тому, чтобы младенец родился без Его, Света нашего, благословения? А чьею силою дед твой из вражьих рук уходил, чьею силою с него оковы спадали, почему ни меч его не брал, ни стрела догнать не могла, — того я, чадо, не ведаю. Только знаю, что если бы та сила деда, а с ним и нас, сыновей его, не спасала, — и тебя бы, чадо милое, на свете Божьем не было. И коли любишь ты Спаса Христа, Бога нашего, то благодари Его за весь мир сотворенный, за небо, и солнце, и землю, за всю тварь, обитающую в них. И за родителей твоих благодари, и за деда, и за прабабушку, за сродников, за друзей и врагов, крещеных и некрещеных, за живых и умерших».
И с тех пор принялась я, по отцову слову, непрестанно Спаса Христа благодарить за каждый луч солнечный, и за каждую травинку в поле, и за каждый миг жизни моей. И ни к чему другому сердце мое с того дня не стремилось. И познала я тогда, что Слово живое, что в человеке, что в солнце, что в небе, что в тварях земных — есть сам Исус Христос, Спаситель наш, Царь небесный, единый надо всеми Бог.
Дед мой, князь Всеслав, — тот не верил буквам, говорил: буква — слово мертвое. Как в снятой коже душа не живет, так и слово в букве. Слово — в человеке, в сердце его, в крови его бьется. Дед слово заветное ведал от стародавних волхвов. То слово было и вправду живое; сказывал отец мой, оно билось у деда в жилке на темечке, где было у него родимое пятно. Крепко надеясь на слово заветное, много дед натворил на веку. Столько по всей Русской земле накудесил, что от Волги-реки до Дунай-реки о нем лихие песни поют, а в Новгороде, и в Смоленске, и в Ляшской земле именем Всеслава кормилицы непослушных детей пугают. В детстве спрашивала я у отца моего, князя Святослава: «Скажи мне, государь мой батюшка, правду ли люди бают, якобы дед наш — то в волка мог превращаться, то в ясна сокола, то в селезня сизого?». Отец отвечал: «Не видел я деда твоего ни волком, ни соколом ясным, ни селезнем сизым. А то правда, чадо милое, что не было сети такой, чтобы ему не выпутаться; не было погибели такой, чтоб ему живым не уйти». А я, малая, неугомонна была, от отца не отставала: «А скажи мне, мой батюшка, правду ли люди бают, что слово это, что на темечке у него в жилке билось, от бесов ему дадено, от богов лесных, и подземных, и звериных, и скотьих, которым прабабушка наша, Воислава княгиня, обрекла его, когда просила у них себе первенца? И что сердце в нем от волка было, ум от змеи, сила от тура, а очи — от сокола ясного?» — «Чадо мое милое, — отвечал родитель, — без Божьей воли, без Христа-Бога нашего, ни одна малая птица в небе не летает. И как можно быть тому, чтобы младенец родился без Его, Света нашего, благословения? А чьею силою дед твой из вражьих рук уходил, чьею силою с него оковы спадали, почему ни меч его не брал, ни стрела догнать не могла, — того я, чадо, не ведаю. Только знаю, что если бы та сила деда, а с ним и нас, сыновей его, не спасала, — и тебя бы, чадо милое, на свете Божьем не было. И коли любишь ты Спаса Христа, Бога нашего, то благодари Его за весь мир сотворенный, за небо, и солнце, и землю, за всю тварь, обитающую в них. И за родителей твоих благодари, и за деда, и за прабабушку, за сродников, за друзей и врагов, крещеных и некрещеных, за живых и умерших».
И с тех пор принялась я, по отцову слову, непрестанно Спаса Христа благодарить за каждый луч солнечный, и за каждую травинку в поле, и за каждый миг жизни моей. И ни к чему другому сердце мое с того дня не стремилось. И познала я тогда, что Слово живое, что в человеке, что в солнце, что в небе, что в тварях земных — есть сам Исус Христос, Спаситель наш, Царь небесный, единый надо всеми Бог.
* * *
Въ началѣ бѣ Слово
Слово звучит посреди весны, в новом начале времен —
в раннее утро Пасхи пономарь ударяет в сребряную кандѝю,
и в притворе отзывается медью гулкий кампан.
Въ началѣ бѣ Слово
Слово живое исходит из алтаря с клубами кадильного дыма
Слово взлетает под своды вместе с первым рассветным лучом
Слово крытые лемехом башни зарей золотит
Слово в еловом бору из лосиного зоба трубою трубит
Слово на дальних озерах кричит криком утиных стай
Слово всплескивает плотвою на блестящей глади реки
Слово ветром поет в снастях византийских фелюг
Слово мечами гремит в кимвалы выпуклых франкских щитов
Слово погружает пера острие в киноварь, словно в огонь
Слово ставит багряный знак на девственной коже листа
Слово звучит посреди весны, в новом начале времен —
в раннее утро Пасхи пономарь ударяет в сребряную кандѝю,
и в притворе отзывается медью гулкий кампан.
Въ началѣ бѣ Слово
Слово живое исходит из алтаря с клубами кадильного дыма
Слово взлетает под своды вместе с первым рассветным лучом
Слово крытые лемехом башни зарей золотит
Слово в еловом бору из лосиного зоба трубою трубит
Слово на дальних озерах кричит криком утиных стай
Слово всплескивает плотвою на блестящей глади реки
Слово ветром поет в снастях византийских фелюг
Слово мечами гремит в кимвалы выпуклых франкских щитов
Слово погружает пера острие в киноварь, словно в огонь
Слово ставит багряный знак на девственной коже листа
* * *
Чрез приоткрытую дверь алтаря
слышно, как старый священник,
прободая агнец четвероугольный,
произносит свидетельство
животворящей смерти Распятого Слова:
Единъ отъ воинъ копiемъ ребра Ему прободе,
и абiе изыде кровь и вода.
И видѣвый свидѣтельствова,
и истинно есть свидѣтельство его.
Кровь и вода истекают в потир
в час, когда Евфросинья пером
знак киноварный наносит на кожу,
в левую часть, словно в сердце листа,
возвещая таинство Жертвы за обновление мира.
И где-то в туманных полях
воин отбросит тяжелый топор,
уже занесенный над тощим затылком
беглого пленника.
Спешившись у колодца,
княжич поцелует заскорузлые персты
деревенской старухи,
поднесшей ему хлеб
и корчагу студеной воды.
Немец богатый из Любека,
вдоволь отведав ячменного пива,
даст волю, одежду и хлеб,
и серебра на дорогу
латгальскому молодому рабу.
Неугомонные Святославичи мановеньем руки
молчать повелят бубну и бранному рогу
и, брат брата в уста целовав,
ратников отведут восвояси.
И деревенские дети
покой не нарушат
найденного в мураве гнезда
пеночки зеленоголовой.
А мачеха — падчерице подарит
серебряное монисто,
любуясь весенней ее красотой.
Острие омочается в киноварном сосуде,
чтобы лицо земли просияло улыбкой,
яркой, как солнечный полдень…
слышно, как старый священник,
прободая агнец четвероугольный,
произносит свидетельство
животворящей смерти Распятого Слова:
Единъ отъ воинъ копiемъ ребра Ему прободе,
и абiе изыде кровь и вода.
И видѣвый свидѣтельствова,
и истинно есть свидѣтельство его.
Кровь и вода истекают в потир
в час, когда Евфросинья пером
знак киноварный наносит на кожу,
в левую часть, словно в сердце листа,
возвещая таинство Жертвы за обновление мира.
И где-то в туманных полях
воин отбросит тяжелый топор,
уже занесенный над тощим затылком
беглого пленника.
Спешившись у колодца,
княжич поцелует заскорузлые персты
деревенской старухи,
поднесшей ему хлеб
и корчагу студеной воды.
Немец богатый из Любека,
вдоволь отведав ячменного пива,
даст волю, одежду и хлеб,
и серебра на дорогу
латгальскому молодому рабу.
Неугомонные Святославичи мановеньем руки
молчать повелят бубну и бранному рогу
и, брат брата в уста целовав,
ратников отведут восвояси.
И деревенские дети
покой не нарушат
найденного в мураве гнезда
пеночки зеленоголовой.
А мачеха — падчерице подарит
серебряное монисто,
любуясь весенней ее красотой.
Острие омочается в киноварном сосуде,
чтобы лицо земли просияло улыбкой,
яркой, как солнечный полдень…
* * *
В пломбированном товарном вагоне,
с путевым предписанием
от станции «Witebsk»
до станции «Polotzk»,
указанный в секретном распоряжении груз
прибывает в 23.40.
Выгрузка и погрузка — 20 минут.
Полоцкой полевой комендатуре —
выделить для сопровожденья
две мотоциклетных команды
из десятого батальона СС.
Телеграммой генерал-комиссара фон Готтберга
епархиальному управленью
настоятельно рекомендуется
совершить в кафедральном соборе,
у мощей преподобной, молебен
о победе освободительной армии рейха
над иудо-коммунистической бандой.
Рокот моторов. Фыркает лошадь,
ей голову кружит бензиновый чад.
За подводой — полушепотом — пенье:
«Земле полоцкая, светло ликуй».
В октябрьскую стылую полночь
возвращается Евфросинья
в город родимый
безмолвно.
На востоке — все ближе —
вспыхивают зарницы.
с путевым предписанием
от станции «Witebsk»
до станции «Polotzk»,
указанный в секретном распоряжении груз
прибывает в 23.40.
Выгрузка и погрузка — 20 минут.
Полоцкой полевой комендатуре —
выделить для сопровожденья
две мотоциклетных команды
из десятого батальона СС.
Телеграммой генерал-комиссара фон Готтберга
епархиальному управленью
настоятельно рекомендуется
совершить в кафедральном соборе,
у мощей преподобной, молебен
о победе освободительной армии рейха
над иудо-коммунистической бандой.
Рокот моторов. Фыркает лошадь,
ей голову кружит бензиновый чад.
За подводой — полушепотом — пенье:
«Земле полоцкая, светло ликуй».
В октябрьскую стылую полночь
возвращается Евфросинья
в город родимый
безмолвно.
На востоке — все ближе —
вспыхивают зарницы.
___________________________________________________________________
1«В началѣ бѣ Слово…» — с этих слов, читаемых на пасхальной литургии, начинаются Евангелия-апракос, содержащие евангельский текст, распределенный по порядку чтений на все года. Во времена жизни прп. Евфросинии апракосы были наиболее распространенными на Руси списками евангельского текста.
2Вѣдѣ — форма 1 лица ед. числа от глагола «ведати», т. е. знать. Азъ букы вѣдѣ — названия трех первых букв кириллической азбуки вместе представляют собой фразу: «я знаю буквы».
1«В началѣ бѣ Слово…» — с этих слов, читаемых на пасхальной литургии, начинаются Евангелия-апракос, содержащие евангельский текст, распределенный по порядку чтений на все года. Во времена жизни прп. Евфросинии апракосы были наиболее распространенными на Руси списками евангельского текста.
2Вѣдѣ — форма 1 лица ед. числа от глагола «ведати», т. е. знать. Азъ букы вѣдѣ — названия трех первых букв кириллической азбуки вместе представляют собой фразу: «я знаю буквы».