Песочные часы пустынь,
туго стянутых в талии
влажным поясом экватора,
ссыпают,
как ссылают
время с севера на юг
и с юга на север,
прошлое в будущее
и – наоборот.
В стоячем напеве бархана
узнаю настоящее –
мираж одиночества
на экране вечности,
которая тоже – пустыня.
Туда,
поднимая песчаные бури,
жаля и жалуясь,
мчат адские ветры
чужих человеческих жизней,
на лету превращаясь
в планеты, звезды и ангелов.

Бессмертны имена любви!

…и дожили до зимнего времени,
всякий снег узнавая в лицо,
будь он вождь африканского племени,
с голубиное – вдрызг – яйцо.
Он то падал, то шел чуть живой
сечкой, хлопьями, пылью, пельменями,
сам в себя уходя с головой
по крутому пробору на темени,
по касательной всех, по косой,
чтоб за стрелкой успеть часовой,
разлетевшись до летнего времени…