Чрезвычайно пёстрое лоскутное одеяло современной поэзии делает невидимыми многие поэтические имена, оставляя их не известными широкому кругу читателей. Что такое поэзия и когда возникает ощущение подлинности? Возможно, когда поэтический текст даёт возможность ощутить иную реальность, почувствовать атмосферу, из которой произведение родилось. Строфика, рифмовка, наличие/отсутствие метафор создают ткань, облачение, за которым скрывается истинная сущность. Облако может быть разным по форме – лёгким, причудливым, объёмным, рваным, но если оно состоит из пара, а не нарисовано на картоне, оно настоящее, оно есть. Такие ощущения возникли при чтении разных, не похожих друг на друга авторов. Выбранные случайно, а где-то сознательно, их стихи уводят в неведомую даль, то ли действительно существующую, то ли придуманную автором. Иногда эта даль имеет вполне реальное географическое название, но почти всегда далеко не исчерпывается им.
"Северная земля" Алексея Караковского – это и Россия, и Сибирь, и родина, а она у каждого своя... "Сибирь – моя свобода, Москва, прощай. / В любое время года – прямой дорогой в рай". Это и попытка бегства, освобождения от "земных уз", это и стремление обрести подлинность, найти пусть малую, но прочную сердцевину, которая позволит поэту выжить. Иногда такое желание ощущается как необходимость разыскать средство от тоски, некое лекарство, дающее утешение, и это острое желание сродни необходимости найти противоядие от душащих мыслей. За ним человек отправляется в старинную "Китайскую аптеку" в Гонконге, "которую посещал, должно быть, ещё сам Конфуций". Он встречает там старого китайца и признаётся ему:

После пространного рассказа китайца о том, что же произошло с человеческой душой, у поэта возникают мысли, что "печаль похожа, наверно… на погнутые дорожные знаки у поворота к твоему старому дому, где теперь живёт кто-то другой", и в итоге не остаётся ничего, кроме горького послевкусия и ощущения, что, возможно, в той аптеке ты разговаривал с самим Конфуцием.

Ввечном поиске находится лирический герой другого современного автора, Григория Горнова. В предисловии к его книге "Астарта" (2012) Горнова называют "безудержным". Оставим в стороне это определение и вернёмся к нему позже. Его поэзия более абстрактна, более оторвана от физических, в том числе географических реалий. Важнее другое – поддержание хрупкого равновесия между "миром внутри" и "миром снаружи", нащупывание той грани, её верного контура, максимально приближенного к текущему моменту бытия. Важнее – "чувство узнаванья": "Теперь уже не Узловая: / Град голубиный, град вороний, / И это чувство узнаванья / Твоих стыковочных паролей". Поэт, выполняющий свою роль, похож на… стрекозу: "Стрекоза рисует в воздухе себя / боится моргнуть и ошибиться в изгибе линий / и тем самым потерять всё" ("Парусник", 2008).
Поэтому создаётся ощущение, что автор "живёт стихами", постоянно балансируя между двумя мирами, всё же предпочитая внутренний мир, мир мыслей. Такая поэзия интровертивна. А также "меры нет в мире идей, / Только редкий снег / Падает знаками на глаза". Если нет меры в его мире, мире идей, значит, он имеет право быть безудержным и неправильным (и поэт, и его мир), если судить поэта по созданным им самим законам.

Отрицание меры, строгих правил (и нестрогих тоже) привело поэта Яна Выговского к отсутствию силлаботоники, к центонам, безразмерной и зачастую безрифменной поэзии. Для Выговского важен в первую очередь поиск нужного слова (словоформы), нужного порядка слов, часто в ущерб форме и общему содержанию (которое неразрывно связано с формой). Автор словно пробует слова на вкус, играет с ними, как с игральными костями, подбрасывает и катает, создавая новые комбинации. Это приводит к появлению аграмматических конструкций и неологизмов. Такие стихи выглядят сконструированными, написанными "по расчёту" – головному, математическому. Они лишены самого главного – живого слова, которое рождается по наитию. Неслучайно основная тематика его стихотворений – социальная.
Такие "ключевые" слова, как "анализ", напоминают об искусственной созданности этих произведений. Автор склонен всё подвергать анализу, "препарировать" язык и образы, пропуская их через сознание: и "сквозь неправильную речь прорвётся пение": "Словоформы порожней планеты плетут /говорить на чужом языке. Языком / до неба дотронувшись, как до небес, / может это вообще о другом. / Неправильной речи редут".
"Поэта – далеко заводит речь…" – как сказала Марина Цветаева, и мы видим подтверждение этому. Наверное, в этом и есть задача современной поэзии, как и любой другой, – "объять необъятное и постичь непознанное", не прекращая для этого расти в ширину и высоту, открывая новые земли и, быть может, миры.