жить еще осталось долго
мне внутри за кадром
разлагаться с чувством долга
покрываться матом

говорить вокруг без кожи
ошибаться в стены
заниматься кто чем может
по спине со сцены

укрощать свой мертвый шарик
спотыкаться в женщин
раздуваться чтоб не сжали
от морщин до трещин

жить с нулем посередине
напиваться в угол
биться сердцем в паутине
с варикозным звуком

принимать на грудь огранку
вешаться икая...
видно слепнуть наизнанку
мне судьба такая

и веселье мне не в радость
не в печаль и грусть
не повысить водкой градус
не напиться в плюс

не разинуть в небо крылья
не сморгнуть на дно
до последней капли был я
кем-то все равно

растревожились вороны
в темных тополях
ни к чему приговоренный
я стою в дверях

все закончится сквозь стены
в сумеречный снег
из угла своей вселенной
выйдет человек

и отмеченный на солнце
по задворкам лет
он исчезнет без пропорций
в дырочку на свет

Никому не враг, не друг,
Изнутри подпиленный,
Человек, с лицом вокруг,
Обнажил извилины.

Округляясь до нуля,
В бесконечность выстрела,
Из лица глаза скулят,
Без пяти — осмысленно...

Жизнь, по скошенной траве,
В небо перечеркнута —
Завалился белый свет
За подкладку черного.

Смеркалось. Мысли лезли к потолку.
Вращался обруч кровеносного пейзажа.
На свежем мертвеце играла в карты стража,
Накладывая скуку на тоску.

Кто застрелил Байкова под шумок,
А после в рану вполз и притворился пулей?
Под милицейскими задами выли стулья,
А тело мысленно просилось в морг.

Душа качалась на своих ветвях,
Убийца корчил рожи ей, дыша чуть слышно.
На ломберном столе лежал Байков остывший,
Герой сюжета в криминальных новостях.

Полнолуние молится в сторону сонной артерии.
Вниз словами шевелится книжная пыль эзотерики.
Заколочена кровь. Заживает Второе Пришествие.
Утопая в часах, друг за друга цепляются шестерни.

Время ходит е-два — е-четыре за линию вечности.
Храм от света отрезан горящими в золото свечками.
Осыпается дно. На зубах сокровенное крошево.
Затекают конечности в щели дальнейшего прошлого.

Я учился любить на живых организмах по полочкам.
Занимался огнем, проходя курс ранений осколочных.
Закрывался в глаза. Выживал из ума до последнего.
О себе сам с собой разговаривал через посредника.

Нет сегодня, нет завтра, нет будущей жизни над пропастью.
Посторонние мысли приходят священными тропами.
Проливается боль. Мой клинический ангел беспомощен.
Полнолуние молится в тонком сиянии облачном.