Спит в кувшине молоко,
Дочь уснула в колыбели.
Половицы заскрипели...
Оглянулась — никого.

Только дышит глубоко,
Белоснежна, как невеста,
Тоненькая занавеска —
И за нею никого.

За окном сплетает сад
Полуденную прохладу,
А по самой кромке сада
Колокольчики звенят.

Кто-то ходит стороной,
Просит птиц угомониться,
На узорчатые листья
Осыпая легкий зной.

Пригляделась — никого,
А прислушалась — молитва...
Тихо скрипнула калитка
Где-то очень высоко.

Вспомнил — и промолчи,
Вздрогнул — и успокойся.
Ангелы на покосе
Точат свои лучи.

Искрами бьет по коже
Их незнакомый смех:
Гости-то не из тех
Мест — из других, похоже...

Песенок не поют,
Меда на хлеб не мажут.
Лезвия отобьют —
То-то травы поляжет!

Холодно сердцу, не видно ни зги.
Жизнь воробьиного перышка легче.
Кто-то несет по дороге навстречу
Белый светильник январской пурги.

Оберегая неровный огонь,
Вьются и стелятся тонкие ткани,
То приникая к мерцающей тайне,
То разлетаясь неровной дугой.

И заметают невидимый след,
И обнимают, и прячут в пелены
Тьмою немыслимой усыновленный
Свет одинокий, покинутый свет...

Покуда нет в тоске таинственного брода,
Пока она стоит, как темный океан,
И ты на берегу, и так проходят годы,
Тебя из тишины зовя по именам —

Покуда нет в тоске ни паруса, ни лодки,
И скользкого бревна не вынесет прибой,
И все слова пусты, и все надежды кротки,
И ты на берегу, и только Бог с тобой —

Покуда нет в тоске рассвета и заката,
Зеленый сумрак сна и каменная гладь,
Все кажется: тебе какой-то смысл загадан,
И если ты его сумеешь отгадать —

Как посуху пойдешь! И только Бог с тобою,
Когда из глубины, незримые почти,
Проступят как прожгут пучины под стопою
Диковинных существ холодные зрачки...

Непогода пришла как отряд батьки Махно:
Гогоча, из горл¿ прихлебывая, прикладом стуча в окно,
Выгребая запасы осенние из подвалов и с чердаков...
Да не боись, чего там — ноябрь всегда таков.

Если воля и холод сойдутся — родится смерть.
Ничком на овчинку неба падает степь,
Серая, буранная пустота,
Но сердце уже не обманешь — родная, та,

Где не за что ухватиться душе слепой,
Где — если заплачешь, в сердцах оборвут: не пой!
А замерзнешь, тряхнут за шиворот: встань!
Россия моя, Россия, свиданье тайн

Непостижимых! Когда по снежной стерне
Ведут, матерясь, к обрыву или к стене,
На сквозном перекрестке иных дорог
Свернут напоследок цигарку: курни, браток...

И ты вдыхаешь дымок и не помнишь зла.
О жизни ли горевать, если все — зола?
О смерти ли, если даже махра — сыра?
Крайнему: докурите, а мне — пора.

Нельзя ни на миг оставить одну
Эту полночь, эту страну,
Наилегчайший из всех даров —
Эту бессонницу на Покров.

Нельзя ни на миг! Но, закрыв глаза,
Я забываю про все "нельзя",
Я затеваю почти побег
Пламенем вдоль невесомых век.

Я прохожу по сырой траве
С белым лебедем в рукаве,
С тихим озером на душе —
И открываю глаза... Уже?

Да. Ни на миг. Разверни теперь
Белый свиток своих потерь.
Белым по белому — о былом:
Лебедь, бьющий о лед крылом.

То-то зима в России долга!
Из году в год на Покров снега,
Да и какие мы сторожа —
Укараулишь тебя, душа?..

За три дождя одежда трижды промокла.
На повороте была деревенька Еква.
Дальше стеной стояла тайга, и в нее река
Уходила как птица под облака.

А в деревеньке было печально-пусто,
Только сырой смородины злое буйство
У темных срубов, продавленных небом крыш...
И казалось, ты не идешь, а спишь:

Тропа на глазах зарастает гусиной травкой,
В бурьяне в прах рассыпается ржавый трактор,
По ветхим заборам струится ручьем вьюнок —
И только над самой дальней избой дымок

И женский взгляд за белою занавеской —
Беспечальный, пронзительный, занебесный...

Видно, крепко небо помнило
Злую удаль здешних мест:
Трижды в купол била молния,
Трижды сбрасывала крест.

Трижды с долгими моленьями
Вновь увенчивали храм.
Уминали прах коленями,
Лбы крестили по утрам,

А потом порою шаткою
В зябкой розовой пыли
Появились со взрывчаткою —
Заложили, подожгли...

Только стекла мелко брызнули!
Но когда растаял дым,
Над приземистыми избами
Храм вознесся, невредим,

Всеми главами точеными
Над быльем и вороньем —
Только лики стали черными
В гневе горестном своем.

Пронеслись десятилетия —
Мастерская, школа, склад...
Все прожили — не заметили
Обретений и утрат.

Но однажды встала молния
Вместо прежнего креста,
В колокольное безмолвие
Пала горькая звезда, —

Загудел набат над крышами,
Поднял стаи на крыло,
И очнулись, и услышали:
Горе-горькое пришло.

А куда с крутого берега? —
Только в воды Иртыша...
И не заново поверила —
Болью вздрогнула душа:

Копоть смыли, сажу счистили,
Сцеловали боль и гнев,
В самой светлой Божьей истине
Усомниться не посмев...

И все равно меня влечет
В жестокий мир, под низкий кров,
Пока испуганный сверчок
Поет любимую, без слов.

Кто одарил тебя? О чем
Он размышляет над строфой,
Вздыхая, словно огорчен,
И повторяя: "Просто пой..."

Из всех пронзительных утех,
Во всей томительной тщете —
Простая песенка для тех,
Кто умирает в темноте.

Сквозь ледяную скань зимы
Как мы идем на этот зов,
Необъяснимо спасены
Наивной песенкой без слов!

Как будто пить небесный мед
Счастливо шествуем тропой
Прозрачных полуночных нот,
Легко затверженных тобой.