Решил ты: вот выбью дурь!
А это была не дурь...
И так двадцать лет прошло —
Коту, так сказать, под хвост.
А дамы вокруг, — "глазурь"!
Блистают, хоть очи жмурь.
Корове ж зачем седло?
Зачем проходимцу холст?..

И можно бы проще жить,
Немножечко лгать, как все.
Да вот не дает душа,
Вернее, ее размер.
А тут что важнее? — Прыть!
Веселым баблом шурша,
Успеть, чтоб "привял" сосед.
И всюду: размен, размен...

А я, как туман, плыла...
Но каждый решил: игра!
...Замедлен мой зыбкий мир.
А здешний — жесток и быстр!
Легка или тяжела
Доставшая сердце мгла?..
Но тут отдохнул Шекспир!
И мы перекинем лист.

Ах, те, кто вот так со мной
Столкнулись, круша-любя...
Что молодость? — Бездна бурь:
Глазаста, стройна, смела!
Вращается круг земной,
Уходят года, трубя.
Решил ты: вот выбью дурь!..
А это душа была.

Тот — предал, и этот — слегка.
Подумаешь: всех предают!
Сияла любовь, высока,
Да вся изувечилась тут.
Тот — "любит", и этот — "зовет",
Да каждый себе на уме...
И падает солнце с высот,
И свет умирает во мне.
...Неволи непрочная нить
И воли суровая нить.
И некому верность хранить,
И не с кем неверность делить...

Надвигается зыбкий вечер,
Осыпается тонкий лед.
Никогда я тебя не встречу,
Ничего не произойдет.

Дышит радость моя на ладан,
Редким снегом усеян луг.
Ничего от тебя не надо.
Ты не вышел на новый круг.

Остекленные рощи никнут,
Обреченные витражи.
Так что некому даже крикнуть:
Удержи меня, удержи.

Исступленно вода застыла,
Отраженью небес под стать.
И о том, как тебя любила,
Забывать пора, забывать.

Завтра будет такое утро, —
Отрезвят меня холода,
И промолвлю легко и мудро:
Никогда уже. Никогда.

Мудры монахи и старухи,
А мы бесславно немудры.
Как черноземы из-под плуга
Немягкомудры до поры.
Ясны холмы и небосклоны.
Весна. Плоды не сочтены.
И этот гонор Антигоны
Не для аграрной стороны.

Опять отлетает листва,
Рождается утро во мгле...
Никто не имеет родства
На этой этапной Земле.
Ничто не имеет границ:
И лес на ладони, и луг.
И люди небеснее птиц,
Им только летать недосуг.

На поводке уходящего солнца
Таксой медлительной тянется день,
И современник с лицом кроманьонца
Водит проспектами хмурую тень.
Город как город — сиренами вспорот,
Скорая помощь — скорлупка скорбей...
Но для надежд есть бесспорнейший повод:
Кормят старушки с детьми голубей.

В сюрреалистические будни
И в коммунистические сны,
Где красно, плакатно и простудно,
Наши души туго вплетены.
Все мы понемногу рисовали
Снег и кровь, но с рук сошло пока...
Разве что из пыточных подвалов
Хлынула кровавая река!
Что же мы, беспамятные внуки
Тех, кто в прах вштрихованы давно?
Но художник потирает руки
И грунтует снова полотно.
В полночь, переругиваясь глухо,
Выползают краски за порог...
А в окне, помахивая ухом,
Здраво ухмыляется Ван Гог.