Марина Кудимова
СОГЛАШАЮСЬ НА ОДНАЖДЫ
* * *
Вкруг рта усугубляют алость
Закушенные удила.
Душа смиренная осталась,
Душа смятенная ушла.
Сперва поблизости бродила,
А после подалась блуждать
И всех на грех опередила,
Чтоб никого не осуждать.
Закушенные удила.
Душа смиренная осталась,
Душа смятенная ушла.
Сперва поблизости бродила,
А после подалась блуждать
И всех на грех опередила,
Чтоб никого не осуждать.
* * *
Почему так долго и нестройно
Между нами возникает связь?
Где твои выигранные войны,
Чужеземьем соблазнённый князь?
Или время года, время века
Огибает наши терема
И душа чиста, как нержавейка,
Без лица, объятья и письма?
Будет в небе отдаляться клёкот.
Осени сырая подоплёка
Примется крестьянам досаждать.
Старятся умеющие ждать
…А потом укоренится стужа,
Будет снег визжать, как тормоза,
И у необманутого мужа
Навернутся слёзы на глаза.
Между нами возникает связь?
Где твои выигранные войны,
Чужеземьем соблазнённый князь?
Или время года, время века
Огибает наши терема
И душа чиста, как нержавейка,
Без лица, объятья и письма?
Будет в небе отдаляться клёкот.
Осени сырая подоплёка
Примется крестьянам досаждать.
Старятся умеющие ждать
…А потом укоренится стужа,
Будет снег визжать, как тормоза,
И у необманутого мужа
Навернутся слёзы на глаза.
* * *
Господи, Тебе видней
Из предвечного предела,
Но не надо двух огней,
Чтобы тьму я углядела.
И смертей не надо двух, -
Соглашаюсь на однажды.
Либо голос, либо слух,
Либо голод, либо жажда.
Из предвечного предела,
Но не надо двух огней,
Чтобы тьму я углядела.
И смертей не надо двух, -
Соглашаюсь на однажды.
Либо голос, либо слух,
Либо голод, либо жажда.
* * *
Никаких не вчиним неподобств -
Ослушанья, кощунства, побега.
Так больной отрицает погост
При наличьи иного ночлега.
Что даётся, то дадено впрок
За родное, за буднее иго.
Ты - изданье, где всё между строк,
Ты - моя Голубиная книга.
Не унизились мы до обид
На всеобщие узаконенья.
Просто сердце зашлось - и стоит,
И ему не найти примененья.
Ослушанья, кощунства, побега.
Так больной отрицает погост
При наличьи иного ночлега.
Что даётся, то дадено впрок
За родное, за буднее иго.
Ты - изданье, где всё между строк,
Ты - моя Голубиная книга.
Не унизились мы до обид
На всеобщие узаконенья.
Просто сердце зашлось - и стоит,
И ему не найти примененья.
* * *
Граждане Кале и Васильсурска
Вырвутся из пьянки и родни
И, не попрощавшись, вознесутся...
Мы с тобой останемся одни.
И тогда иной получат транспорт,
Выпрягутся вон из волокуш
Вбитые одним гвоздём в пространство
Кочевые маятники душ.
Что мы будем делать на свободе
И в каком саду гнездовье вить,
Ежели при всём честном народе
Не умели их остановить?
Или наотрез сбивались с галса,
Или упадали наповал.
За тобой никто не угонялся,
И за мной никто не поспевал.
…Будем дожидаться урожая,
Поплывём среди земных зыбей,
Никому уже не угрожая
Подлинностью горнею своей.
Вырвутся из пьянки и родни
И, не попрощавшись, вознесутся...
Мы с тобой останемся одни.
И тогда иной получат транспорт,
Выпрягутся вон из волокуш
Вбитые одним гвоздём в пространство
Кочевые маятники душ.
Что мы будем делать на свободе
И в каком саду гнездовье вить,
Ежели при всём честном народе
Не умели их остановить?
Или наотрез сбивались с галса,
Или упадали наповал.
За тобой никто не угонялся,
И за мной никто не поспевал.
…Будем дожидаться урожая,
Поплывём среди земных зыбей,
Никому уже не угрожая
Подлинностью горнею своей.
* * *
Только будущий, сведущий знает
Острогранный разлом бытия -
Дом, в котором тебя проклинают,
Дом, в котором возносят тебя.
Адрес есть у Бедлама, Содома,
У родства - ни казны, ни цены,
И усилия первого дома
Безусильно на нет сведены.
Даже в топлости града Петрова,
Чьей любви заслужить не дано,
Откровение дома второго
Нерушимо и соблюдено.
(А казалось, не смыть и геенне
Кровопуск обоюдной борьбы!)
На сращенье обоих строений
Нам, увы, не хватает судьбы.
В это зодчество и созиданье
Столько вложено - не передать!
Потому-то на наше свиданье
Мы уже не вольны опоздать.
Острогранный разлом бытия -
Дом, в котором тебя проклинают,
Дом, в котором возносят тебя.
Адрес есть у Бедлама, Содома,
У родства - ни казны, ни цены,
И усилия первого дома
Безусильно на нет сведены.
Даже в топлости града Петрова,
Чьей любви заслужить не дано,
Откровение дома второго
Нерушимо и соблюдено.
(А казалось, не смыть и геенне
Кровопуск обоюдной борьбы!)
На сращенье обоих строений
Нам, увы, не хватает судьбы.
В это зодчество и созиданье
Столько вложено - не передать!
Потому-то на наше свиданье
Мы уже не вольны опоздать.
* * *
Поворот ключа в замке,
Тайная его природа...
Нет ни в стуке, ни в звонке
Этакого поворота.
Поворот в замке ключа -
Подаётся двери глыба...
Судорога вдоль плеча -
Как разминка перед дыбой.
В укрощённом сквозняке -
Запах тюрем и окраин...
Поворот ключа в замке
Значит, что пришёл хозяин!
Тайная его природа...
Нет ни в стуке, ни в звонке
Этакого поворота.
Поворот в замке ключа -
Подаётся двери глыба...
Судорога вдоль плеча -
Как разминка перед дыбой.
В укрощённом сквозняке -
Запах тюрем и окраин...
Поворот ключа в замке
Значит, что пришёл хозяин!
* * *
Там не была.
Тут не поспела.
Сколько могла,
Столько терпела.
Мзды не брала,
Льгот не имела -
Сколько могла,
Сколько умела.
То ли спала,
То ли летела -
Сколько могла,
Сколько хотела.
Не небрегла
И не корпела...
Столько терпела,
Сколько могла!
Тут не поспела.
Сколько могла,
Столько терпела.
Мзды не брала,
Льгот не имела -
Сколько могла,
Сколько умела.
То ли спала,
То ли летела -
Сколько могла,
Сколько хотела.
Не небрегла
И не корпела...
Столько терпела,
Сколько могла!
* * *
Я - здоровая, даже живая -
Хлопну створом последних дверей -
И как будто уже забываю
Твой египетский вырез ноздрей.
И уже тяготеет нормальность,
Сочетает с вопросом ответ.
Наступает иная реальность -
Выступает углами конверт.
Или время тебя затеняет,
Заливает, как ссадину йод,
Или Бог меня так сохраняет,
Что и снов о тебе не даёт.
Хлопну створом последних дверей -
И как будто уже забываю
Твой египетский вырез ноздрей.
И уже тяготеет нормальность,
Сочетает с вопросом ответ.
Наступает иная реальность -
Выступает углами конверт.
Или время тебя затеняет,
Заливает, как ссадину йод,
Или Бог меня так сохраняет,
Что и снов о тебе не даёт.
* * *
Без начала, без конечка,
Без конечика -
Три колечка, три колечка,
Три колечика.
Посеребрено колечко
Укатилось за версту:
Ему маяться полегче
На другом персту.
А колечко позолочено -
И кто ему судья? -
Плат пуховый приохочено
Пропускать через себя.
Лишь червонное колечко
Уготовано навечно -
Вокруг пальца обвело,
Лютым гадом обвило.
Без конечика -
Три колечка, три колечка,
Три колечика.
Посеребрено колечко
Укатилось за версту:
Ему маяться полегче
На другом персту.
А колечко позолочено -
И кто ему судья? -
Плат пуховый приохочено
Пропускать через себя.
Лишь червонное колечко
Уготовано навечно -
Вокруг пальца обвело,
Лютым гадом обвило.
* * *
Чтоб числили по отчеству,
Чтоб не юлило навьице,
Не так живи, как хочется,
Не тех люби, кто нравится.
Но впусте мне наскучило,
И цвет пустила примула.
Из шапки крайних случаев
Я запредельный вынула.
И - мирозданьем длимое, -
Как невидаль, как новшество,
Звучит неутолимое:
Как
ты
ко мне
относишься?
Чтоб не юлило навьице,
Не так живи, как хочется,
Не тех люби, кто нравится.
Но впусте мне наскучило,
И цвет пустила примула.
Из шапки крайних случаев
Я запредельный вынула.
И - мирозданьем длимое, -
Как невидаль, как новшество,
Звучит неутолимое:
Как
ты
ко мне
относишься?
* * *
Разверзается зимний Никола,
До верхушек снегами достав,
И баржу мою гонит с прикола,
И ломает она ледостав.
Я судьбы пробегаю аллею.
Я почти ничего не боюсь.
Я ни капли тебя не жалею
И с душой твоей не расстаюсь.
Ты собою края зашиваешь
Предназначенной мне полыньи.
Ты впоспех мою жизнь проживаешь,
Превосходишь страданья мои.
Я такой не отвергну заступы!
И, пока меня клонит ко сну,
У любви нашей режутся зубы
И твою разрывают десну.
До верхушек снегами достав,
И баржу мою гонит с прикола,
И ломает она ледостав.
Я судьбы пробегаю аллею.
Я почти ничего не боюсь.
Я ни капли тебя не жалею
И с душой твоей не расстаюсь.
Ты собою края зашиваешь
Предназначенной мне полыньи.
Ты впоспех мою жизнь проживаешь,
Превосходишь страданья мои.
Я такой не отвергну заступы!
И, пока меня клонит ко сну,
У любви нашей режутся зубы
И твою разрывают десну.
* * *
И нанялся дождь воды натолочь,
И тьма на стекле гадала,
И время не шло, и сердце всю ночь
Взмывало и опадало.
И будто с цепи рвалось естество
Искать до изнеможенья
В знаменьях судьбы следы твоего
Преддверия, приближенья.
И тьма на стекле гадала,
И время не шло, и сердце всю ночь
Взмывало и опадало.
И будто с цепи рвалось естество
Искать до изнеможенья
В знаменьях судьбы следы твоего
Преддверия, приближенья.
* * *
Осени хотелось - не воды,
Утренником тронутой, не ранней.
На листе, как на стекле, следы
Твоего и моего дыханья.
Памяти хотелось.
Не стремглав, -
Обстоятельств мимики и речи...
Лица застилающая мгла,
И платок, наброшенный на плечи.
Смелости хотелось - не бравад,
Ради правды, по которой мёрзла...
Крупка снега на твоих бровях,
Поднятых, как при отплытьи вёсла.
Утренником тронутой, не ранней.
На листе, как на стекле, следы
Твоего и моего дыханья.
Памяти хотелось.
Не стремглав, -
Обстоятельств мимики и речи...
Лица застилающая мгла,
И платок, наброшенный на плечи.
Смелости хотелось - не бравад,
Ради правды, по которой мёрзла...
Крупка снега на твоих бровях,
Поднятых, как при отплытьи вёсла.
* * *
Вдова и невеста, ни разу - жена,
Я всем животом от тебя тяжела,
И слёзы натуги мне ширят раскос,
Когда подмывает со дна токсикоз.
Я жилой верёвочной и нитевой
Клянусь: не бывало меж нас ничего.
Лицо закрываю и криком кричу -
Ведь вот оно как быть твоей не хочу.
Но где бы, когда бы и чем ни жила,
Я
всем
животом
от тебя
тяжела!
Я всем животом от тебя тяжела,
И слёзы натуги мне ширят раскос,
Когда подмывает со дна токсикоз.
Я жилой верёвочной и нитевой
Клянусь: не бывало меж нас ничего.
Лицо закрываю и криком кричу -
Ведь вот оно как быть твоей не хочу.
Но где бы, когда бы и чем ни жила,
Я
всем
животом
от тебя
тяжела!
* * *
От телефонной лжи до лжи постельной
С чужих судеб и с уст чужих снята,
Ты выглядеть умеешь неподдельной -
В тебе я не ошиблась, Красота!
До мякоти в зажатый створ ракушки
Я нож разоблаченья не сую.
Сквозь лаковый налёт и побрякушки
Провижу я трагедию твою.
Ты прочь идёшь, но не проходишь мимо,
Чтоб не задеть и не разбередить.
И есть ли изощрённей пантомима,
Чем за собой пожизненно следить!
С чужих судеб и с уст чужих снята,
Ты выглядеть умеешь неподдельной -
В тебе я не ошиблась, Красота!
До мякоти в зажатый створ ракушки
Я нож разоблаченья не сую.
Сквозь лаковый налёт и побрякушки
Провижу я трагедию твою.
Ты прочь идёшь, но не проходишь мимо,
Чтоб не задеть и не разбередить.
И есть ли изощрённей пантомима,
Чем за собой пожизненно следить!
* * *
...Мы гуляем сверху донизу
Под ручку, например.
У тебя власы Адониса,
А нация - ибер.
А моя какая нация -
Ни дома, ни гроша?
Наособь координацию
Сладила душа-левша.
Ты не стискивай, не сковывай,
Пусти летописать
В неснесённую Московию,
В укромный палисад.
За Таганкой речка-Яуза,
В Останкине сирень.
Получаю письма-кляузы
Почти что через день.
Не гадали - просто дожили...
Сыму с гвоздя пращу:
Прощевайте, достодолжные, -
На вас ли я взыщу!
На разлуку камень выменян -
Пуста моя праща...
Милый с кашляющим именем, -
Уволь, прости-прощай!
Впрямь, и некого винить!
Память - белая финифть...
Под ручку, например.
У тебя власы Адониса,
А нация - ибер.
А моя какая нация -
Ни дома, ни гроша?
Наособь координацию
Сладила душа-левша.
Ты не стискивай, не сковывай,
Пусти летописать
В неснесённую Московию,
В укромный палисад.
За Таганкой речка-Яуза,
В Останкине сирень.
Получаю письма-кляузы
Почти что через день.
Не гадали - просто дожили...
Сыму с гвоздя пращу:
Прощевайте, достодолжные, -
На вас ли я взыщу!
На разлуку камень выменян -
Пуста моя праща...
Милый с кашляющим именем, -
Уволь, прости-прощай!
Впрямь, и некого винить!
Память - белая финифть...
* * *
Мы плачем и не унимаемся
В ночь свадьбы на осенней тяге.
Мы греемся - не обнимаемся,
Храбрящиеся доходяги.
Испелась наша песнь до фистулы,
Душа висит на нитке в теле.
Пять лет водили нас без выстрела,
И, не снижаясь, мы летели.
Пространство уступило времени
Двух отощавших диких уток,
И, как бы в виде замирения,
Нам дали сесть на двое суток.
Держались сутки или около,
А долее не потянули -
Уснули, как живые, чмокая
И ужасаясь, что уснули.
Ты молишься, дыша мне в волосы,
Чтоб языки не заплетались,
Но к нам идут сквозь лесополосу
И требуют, чтоб разлетались.
И, к изумлению всеобщему,
Нас удручает расставанье,
И, кажется, впервые ропщем мы,
А это - признак оживанья.
В ночь свадьбы на осенней тяге.
Мы греемся - не обнимаемся,
Храбрящиеся доходяги.
Испелась наша песнь до фистулы,
Душа висит на нитке в теле.
Пять лет водили нас без выстрела,
И, не снижаясь, мы летели.
Пространство уступило времени
Двух отощавших диких уток,
И, как бы в виде замирения,
Нам дали сесть на двое суток.
Держались сутки или около,
А долее не потянули -
Уснули, как живые, чмокая
И ужасаясь, что уснули.
Ты молишься, дыша мне в волосы,
Чтоб языки не заплетались,
Но к нам идут сквозь лесополосу
И требуют, чтоб разлетались.
И, к изумлению всеобщему,
Нас удручает расставанье,
И, кажется, впервые ропщем мы,
А это - признак оживанья.
* * *
Рук в мольбе тиарой не складывала,
Не поплёвывала через плечо,
Но на каждый пустяк загадывала,
Что увижу тебя ещё.
Я в себе, как в лавке посудной,
Тщилась вечное не побить.
Я любила, ибо абсурдно
Было видеть - и не любить.
Я тебя по углам не скрадывала,
Но в безвылазной меледе
Я на тёмной воде загадывала
И на огненной на воде.
А когда только тень покачивалась,
Только зыбка - или ладья -
Лунным стоном твоим просачивалась,
На него я не оборачивалась -
На него отзывалась я.
Знаешь, сколькие разобиделись,
Этим эхом соблазнены?
Что за жертвы принесены,
Чтобы мы с тобой не увиделись?
Ведь по нашей однокоренности
В обезумевшем казино
Ставки делались. Но о ревности
Ничего мне знать не дано.
Лишь вцеплялась в рукав репейником
Благовещенская ветла.
Рыбья кровь твоих европеянок
По сусалам моим текла.
Не поплёвывала через плечо,
Но на каждый пустяк загадывала,
Что увижу тебя ещё.
Я в себе, как в лавке посудной,
Тщилась вечное не побить.
Я любила, ибо абсурдно
Было видеть - и не любить.
Я тебя по углам не скрадывала,
Но в безвылазной меледе
Я на тёмной воде загадывала
И на огненной на воде.
А когда только тень покачивалась,
Только зыбка - или ладья -
Лунным стоном твоим просачивалась,
На него я не оборачивалась -
На него отзывалась я.
Знаешь, сколькие разобиделись,
Этим эхом соблазнены?
Что за жертвы принесены,
Чтобы мы с тобой не увиделись?
Ведь по нашей однокоренности
В обезумевшем казино
Ставки делались. Но о ревности
Ничего мне знать не дано.
Лишь вцеплялась в рукав репейником
Благовещенская ветла.
Рыбья кровь твоих европеянок
По сусалам моим текла.
* * *
Оперенье, нарощенье
На заплечии...
Исполать, отягощенья
Человечии!
Возрастают до вершины
От изножия.
Женщины мои, мужчины -
Люди Божии!
Обнимать без отторженья -
Служба истая.
Это - жар самосожженья,
Это - чистое.
А душа взойдёт из праха -
Куда денется, -
Белошвея, тонкопряха,
Рукодельница.
На заплечии...
Исполать, отягощенья
Человечии!
Возрастают до вершины
От изножия.
Женщины мои, мужчины -
Люди Божии!
Обнимать без отторженья -
Служба истая.
Это - жар самосожженья,
Это - чистое.
А душа взойдёт из праха -
Куда денется, -
Белошвея, тонкопряха,
Рукодельница.
* * *
Я снова усну на молитве,
На имени чётном твоём,
И снова в душевной ловитве
Мы порознь ночь проведём.
И слёз моих ветер не вытер,
Преемник не выжег, пока
Ты носишь мой теннисный свитер,
Чья ткань и тонка, и крепка.
А я всё твоё износила
На долгие годы вперёд.
Мою окаянную силу
Мне утро с лихвою вернёт.
Я в коробе стану копаться,
Где жизни накопленный лом.
Бессчётно я ранила пальцы
Тобой возвращённым кольцом.
На имени чётном твоём,
И снова в душевной ловитве
Мы порознь ночь проведём.
И слёз моих ветер не вытер,
Преемник не выжег, пока
Ты носишь мой теннисный свитер,
Чья ткань и тонка, и крепка.
А я всё твоё износила
На долгие годы вперёд.
Мою окаянную силу
Мне утро с лихвою вернёт.
Я в коробе стану копаться,
Где жизни накопленный лом.
Бессчётно я ранила пальцы
Тобой возвращённым кольцом.
г. Москва