БИБЛИОТЕКА
Я был один, и чем слабей — тем ближе
Был он. Магнитофон (я это вижу),
Как Прометей, приставленный к стене,
Глухие ритмы посылал ко мне —
Слепые и убийственные волны.
Я утонул и плавал сверху, полный
Мне чуждых, умножающихся сил.
И океанский ветер доносил
Один лишь новый гул. И в этом ветре
Я оставлял балласт: все рифмы, метры,
Все перья, а потом забыл слова —
И пересек тропинку божества.
Илья Тюрин, "Четыре сюжета для прозы", 1996
Был он. Магнитофон (я это вижу),
Как Прометей, приставленный к стене,
Глухие ритмы посылал ко мне —
Слепые и убийственные волны.
Я утонул и плавал сверху, полный
Мне чуждых, умножающихся сил.
И океанский ветер доносил
Один лишь новый гул. И в этом ветре
Я оставлял балласт: все рифмы, метры,
Все перья, а потом забыл слова —
И пересек тропинку божества.
Илья Тюрин, "Четыре сюжета для прозы", 1996
И надо же было такому случиться: в последнее в жизни Ильи воскресенье мы решили разобрать и выбросить скопившийся бумажный хлам. Я сама дала Илье большой крафт-пакет, и он стал наполнять его старыми рукописями из письменного стола и книжного шкафа… Иногда присаживался с листком бумаги тут же на диван, перечитывал, улыбался, но потом все же отправлял в жерло ненасытного пакета… Сейчас я думаю: сколько же интереснейших мыслей, сюжетов, стихов, рассказов было тогда безвозвратно уничтожено — в надежде на новые озарения, на которые, как оказалось, времени уже не было отпущено…
В отдельной папке хранятся случайные, немногочисленные, разрозненные страницы, оставшиеся от Илюшиного детства, в которых — первые опыты, начала того мощного выброса — стихотворного и публицистического — которым ознаменовался творческий и жизненный путь Ильи. И публикация трех крохотных рассказов из этой папки — только материальное свидетельство неустанной духовной работы взрослеющего Ильи, которому так много было отпущено от природы и который сумел состояться даже в пределах трагически короткой жизни.
В отдельной папке хранятся случайные, немногочисленные, разрозненные страницы, оставшиеся от Илюшиного детства, в которых — первые опыты, начала того мощного выброса — стихотворного и публицистического — которым ознаменовался творческий и жизненный путь Ильи. И публикация трех крохотных рассказов из этой папки — только материальное свидетельство неустанной духовной работы взрослеющего Ильи, которому так много было отпущено от природы и который сумел состояться даже в пределах трагически короткой жизни.