ЧЕЛОВЕК-ПАРУС

Я — человек-парус.

Меня подгоняет ветер.

Меня подгоняет женщина.

Меня подгоняет век.

А если никого из них нету —

я сам себя подгоняю.

Я ведь не только — парус.

Я еще — человек.


ПИТЕР БРЕЙГЕЛЬ. ОХОТНИКИ НА СНЕГУ

По Брейгелю, в горах уже зима.

Охотники гуляют от ума.

Сочатся небом вздувшиеся реки.

И на холсте, распятом в облаках,

Рисует Некто с дудочкой в руках

Последнюю мечту о человеке.

Как тонок наст нетронутой любви!

Дыханьем дня его не продави.

Такая тяжесть в воздухе повисла,

Что кажется — вот-вот ударит лед.

И все у нас тогда произойдет.

И ничему уже не будет смысла.


СЛОВО

Скажи: изюм. Скажи: меня спаси.

Какой Господь покажется вблизи

За перекрестком вымысла и смысла?

Как назовешь — так будешь и роптать.

Лишь имена дано нам выбирать.

…и пауза на небесах повисла.

Ты всемогущ. Ты — Бога называл.

Любое слово — что девятый вал —

Способно и родить, и уничтожить.

…а Бог с улыбкой смотрит на тебя,

дитя свое безумное любя

и знает, что иначе быть не может.


ЗИМНИЕ СУМЕРКИ

Разбиты сумерки зимы параличом.

А солнце плавает у Бога за плечом.

Лишь электричества небесные жучки

Висят на ниточках как будто лампочки.

Мы в зимних сумерках, как бабочки впотьмах —

Тельца залетные на ангельских правах —

Все машем крыльями, все требуем любви.

Хоть Бог сказал уже заветное: "живи!"

Покуда вечная не воцарится тьма,

Пусть светит всякая и охра, и сурьма,

И каждый звук пусть источает божий свет.

Покуда сумерки. Покуда смерти нет.


СТРЕКОЗА

живи животное по кличке стрекоза

офсетной памятью не замутняй глаза

пусть все что движется в сферических мирах

тебе привидится в оптических пирах

питомцы воздуха мы помним эту речь

галдеж пчелиный и осиную картечь

и шум пропеллерный стрекозьих лопастей

ломает строфику термитных крепостей

привычку царствовать в передвижном раю

я сам по абрису движенья узнаю

а та что воздух прорезает между глаз

жива движением. всегда. везде. сейчас.


* * *

в темное небо столицы гляжу

темное пиво отчизны глушу

темное прошлое снится

Господи, как тут не спиться!

в этой пустой суете городской

помнишь ли что-то из веры морской

звездные видишь ли знаки

что сторожат зодиаки?

в небе откроешь иные врата

видишь: вселенная эта — не та

встретимся, Господи, в чайной

как бы случайно. случайно


ТАРУССКИЕ СТРАНИЦЫ

запиши меня в свой донжуанский список

пусть я буду сотым десятым первым

брошу всех поэток и всех актрисок

лишь тебе одной буду я неверным

не по нашей вере а наудачу

раздают нам женщин в кулечках смеха

а хотелось жить на тарусской даче

повторяя долгое твое эхо

называя разными именами

облака и утро в твоей постели

чтобы только это случилось с нами

чтобы мы опомниться не успели


ЗИМА В ТАРУСЕ

в Тарусе хорошо притворяться мертвым

как Паустовский или Борисов-Мусатов

дом под заснеженным небом

или могила птичьего языка

на зубах проступает желтый анапест

валокордин зимы

утоляет сердцебиение смерти

положи под язык миндалину солнца

почувствуй его печаль

снегири как пасхальные яйца

выпрыгивают из кустов

вечером к службе

приходят верблюды снега

стогорбые пьют минеральный звон

куда бы ты ни пошел

всюду нить Ариадны

не заблудишься

старуха на пригорке

с глазами космического пришлеца

пишет имя Марина

на всех окрестных камнях

камни со временем

превращаются в книги

их называют книгами Ариадны

из Москвы даже приезжает один прохожий

знающий толк в камнях

говорит что перед концом времен

все книги станут воинами Света и Тьмы

в последней битве титанов

а пока все притворяются мертвыми

Бог отдыхает

в Тарусе зимует снег


КИТАЙСКИЕ КОЛОКОЛЬЧИКИ

я измеряю женщин

китайскими колокольчиками

сколько их прозвенит

пока она идет рядом

китайские колокольчики

самая точная штука

они звенят не от скуки

а только когда есть о чем рассказать

самое главное в женщине

это история ее души

не глаза или попка

не губы и грудь

а сколько тысяч ли

прошагала ее душа

для встречи с тобой

твой колокольчик я слышу

не перестает звенеть


ВОСПОМИНАНИЕ

как персики твоих минувших дней

воспоминанье летом обогрей

пусть будет юг июльская жара

и крымский грех с цикадой до утра

пусть будет все что виделось в очах

твоей зимы расплавленной в ночах

пусть будет сад холодное вино

и женщина забытая давно

и детский смех и знойный завиток

и поцелуй бегущий словно ток

по скальпелю судьбы по волоску

по мокрому бессмертному песку


ЮЖНОЕ НЕБО

Южное небо светится как вода.

Будто бы там, на дне, стоят города.

Ты и родился, чтобы мечтать о нем —

Небе парящем, где мы теперь живем.

Южное небо вплавлено в океан

Нашего сердца, стонущего от ран

Встреч и разлук, смс-ок, звонков, ночей,

Жарко горевших за нашу любовь свечей.

Южное небо плавится как стекло.

Видишь, навстречу поезду потекло

То ли оно, то ли дождь, то ли что из глаз…

Поезд уносит в южное небо нас.


ВЕСЕННИЙ КРЫМ

Весенний Крым. И каждый день — в цвету.

И у весны расцвел язык во рту.

И Божья влага в небесах пролита.

Ко мне приходит сон, и в нем — они:

Бессонные бенгальские огни —

Сугдея, Феодосия, Джалита.

Владычица морская — говори.

Пускай шуршат по стеклам тропари

На день седьмой и на двунадесятый.

Пусть любит нас Господь в своем Крыму,

И я у смерти времени займу,

И мы проснемся — вместе, как когда-то.


* * *

потому что южное небо ближе

мы могли бы жить с тобой и в Париже

если ты меня безусловно слышишь

с той поры ты стала намного тише

потому что звезды в раю крупнее

жить под ними проще и солонее

что ты видишь там где тебе виднее

жарче ли там лето или хмельнее

потому что волны ли в небо бьются

или наши лошади не напьются

или ты разбила на кухне блюдце

уходя всегда обещай вернуться