зима и лед
где голословный язь
подледным зрением
как блестки
мошкару
в воронку лунки
в глубину
что можно оступиться
щепой лучи
пирог
из руковицы
среди ветвей
разрезанным яйцом
синица

кончилось лето,
прошла жатва,
бабины банкнот соломы.
пронзительно тянет,
господа,
новой
со скрипом кожей.
седеет склон,
стоит река,
паутин стекла
на стойках хмеля.
а в небе звенит,
звенит ледок —
чаичьи качели.

ласка
ласка исчезла в дупле
костер багряных смальт
святые
или один святой
за тем кустом
пылают в ряд.
ушлые раковины
грибов
плеяды
лесного хлеба
отрава тумана
овражный стон
кораблестроителя неба.
морская звезда
на шапке мха
в траве осенний подснежник
другая планета
все тот же храм
свечей обгоревших валежник.

хвост рояля
глухарем
дело прикрыть
прищемит
не выйдет
суставы органа рук
хрусталем
сцена бескрайняя
бежин.
верующий неверующий
от тоски
от нервной организации
бьющей
расчерченные поля
катки
поет как кричит
пуще.
душа телесная
в одном
уходят нагие
в грех
берет под крыло гнездо
не вспоминая
не озирая
всех

вот-вот
заря
на кубиках семги
азарт
забыть легко
где ночь где день
или порог
еще ни зги.
мелок
на зелени сукна
черта по клавишам
по шторе
взлетает в проблеске окна
мост
на Босфоре.
круги
колеблются
нули
и на пшеничном поле
волна свободна
как буллит
и вышибала коротит
на волнорезах море.

из ничего
что снова
всем
растет
избегнув тлена
который день
с утра
чадит
пространство малое полена.
вначале голо
зыбко так
безлико
птицы не распеты
потом на вынос
свет впросак
как разноцветные конфеты.
земля без имени
ничья
внутри себя планеты
везде нетронутость песка
и что-то есть
в бездетном где-то.