На Фонарном переулке
Вечерами тишина.
Каблучками гулко-гулко
Лишь подчёркнута она...

Звонко капают капели
По брусчатке мостовой,
И коты опять запели,
Разорвав ночной покой.

На углу у речки Мойки,
Рядом с Прачечным мостом,
В номерах — девчонки бойки,
Как набойки с каблуком!

Реформаторская церковь
У Почтамтского моста.
Что там правят, в чём там сверка,
Мы не знаем до конца...

Дальше — улицы Морские.
И барокко, и модерн...
Здесь — квартиры дорогие
И дубовый интерьер...

Здесь — надежно и навечно!
Здесь — спокоен за Страну!
И, гуляя каждый вечер,
В этих улицах тону...

Мой старый дом и камни мостовой!
Вас чувствую, я вижу вас и слышу...
Нависли над рекой родные крыши,
Как ангелы повисли над Невой.

Мостов полёт. Меня он окрылит!
Протянет руки и опорой будет!
Меня в краях далёких не забудет
И от беды, я верю, сохранит...

Жизнь свою, как страницы, листаю,
Открывая семейный альбом...
Вот и Мама, ещё молодая,
В летнем платье из ткани шифон...

Вот склонился над гирокомпАсом
Мой Отец, капитан-лейтенант...
Вот учащийся первого класса —
Это я — чей-то дёргаю бант...

Вот стою с рюкзаком у порога...
Вот над Зеей кружит вертолёт...
Там двоим поморозило ноги,
Одного утянуло под лёд...

Вот Жена моя в свадебном платье...
Вот Сынишка, а следом и Дочь...
Люди хмурые в белых халатах,
Это — Маме уже не помочь...

Вот и место на Южном Погосте
В окруженье оград и крестов.
И пылает глубокая осень
В череде фотографий и слов...

О Войне Отец не говорил.
Доставал альбом и ордена...
Он смотрел на фото и курил.
Полбутылки выпивал до дна...

За Победу пил и за друзей,
За своих матросов и старшин!
В Чёрном море много кораблей
Его тральщик спас от «верных» мин...

Бог его хранил, чего скрывать!
И живым остался, не убит...
Стал седым, в свои-то двадцать пять!
И, в не полных сорок, — инвалид...

Только ордена он не носил.
Видно, горек мёд его Побед.
В этот День Отец не говорил.
Только пил за тех, которых нет...

А утром был Приказ по роте...
Про спирт во фляге не забыв,
Мы поняли: опять пехоте
В который раз идти в прорыв!

Здесь, у Синявинских развилок,
Что на Путиловской гряде,
Глядел в наш стриженый затылок
Угрюмый взвод НКВД...

Уже и штык примкнут надёжно,
В сапог засунут нож-тесак...
Осталось — сделать шаг несложный
И самый сложный ПЕРВЫЙ ШАГ!

Уже окурок «режет» глотку,
Уже и руки не дрожат...
Вот ротный сделал вдох короткий
И выдохнул: «За Ленинград!»

И поднялась в атаку рота,
И крик вошёл в жестокий бой!
Ушла опять в прорыв пехота
И там осталась молодой...

Яблоки на ветках
Снег припорошил...
Не собрал их дедка.
Не хватило сил...

Душит смертный кашель.
Шагу не ступить!
Умирать не страшно.
Не страшней, чем жить...

Неуютно в доме.
В доме бабки нет...
У дверей в соломе
Старый пёс Валет

Сжался у корзины
И похлёбки ждёт.
Что же бабка Зина
Миску не несёт!

Вышел дед с кастрюлей.
Подозвал рукой:
«Ты не жди бабулю
В День Сороковой...

Похлебай, Валетка
За помин Души...»
Яблоки на ветках
Снег припорошил...

Я на юго-восток выйду кромкой болот.
Ну, а там — по реке, по теченью...
Поворот, перекат и опять поворот —
Это всё не имеет значенья!

А имеет значенье планшет на руках
И на сопках «опорные знаки».
Да, зима — она скорая в этих местах
И уже начинает атаки...

То морозом ударит, то снегом кольнёт
И, по берегу наледь прессуя,
Дышит в спину, холодные песни поёт,
Ветром в сопках картины рисуя...

Ах, как молоды мы! Кровь быстра и густа.
Мы легки: и походкой, и мыслью.
Наши руки крепки. Наша пища проста.
И от трудностей мы не раскисли...

Нам свалилась Удача — по Жизни, как вброд!
Это лучше любого Урока...
Я на юго-восток выйду кромкой болот.
Ну, а там — по реке недалёко...

Оторвалась лопасть вертолёта.
До земли — лишь метр. Повезло!
Только с кресла скинуло пилота
Да в кабине лопнуло стекло...

До избушки аэровокзала —
Метров сто всего наискосок.
И уже дежурная бежала
И несла ведро, а в нём — песок...

К счастью, вертолёт не загорелся.
Его быстро сняли с полосы.
Только техник рядышком вертелся
И крутил взволнованно усы.

Предлагал до магазина сбегать,
Видно, где-то чувствовал вину!
А потом мы вместе до обеда
Выпили рюмашку, не одну...

За живых и заживо рождённых!
За любимых жён и матерей!
За девчонок шустрых из района...
С ними, как известно, веселей.

А потом, к всеобщему согласию,
Протокол решили не писать...
Напоследок нам желали Счастья,
Ну и лопасть больше не терять...

Окна замороженные,
Речка под окном.
Ёлки, как мороженое —
Эскимо...

А на белых заводях,
Где искрится лёд,
Дед сегодня, загодя,
Прорубь ломом бьёт...

В тишине над крышами —
Струйками дымки...
Пирогами пышными,
Мать, к столу зови!

Молоко топлёное,
Ягодник-пирог,
Да грибки солёные,
Чтоб хрустел ледок...

Может, Гость отважится,
Может, Друг свернёт.
Мне сегодня кажется:
Кто-то подойдёт...

Я водой студёною
Самовар залью.
Песни затаённые
Я ему спою...

В песнях — Судьбы сложные,
Жизней перелом...
.. .Окна замороженные,
Речка за окном.

Мне приснилось росистое поле,
Старый домик из списанных шпал...
Там старик в самоварных застольях
На гармонике тихо играл...

В тёмных рамках над старым комодом
Фотографии трёх сыновей —
Уже взрослых, одетых «по моде»,
В окружении жён и детей...

Пишут редко, всё больше — невестки.
Иногда приезжают гурьбой...
И тогда на дворе под навесом
Слышен смех за столом молодой...

Внуки — больше с собакой и кошкой.
От плиты бабка носит блины...
Ну, а ночью, в открытом окошке,
Шепчут листья на фоне луны...

И старик, закурив папиросу,
От крыльца до калитки дойдёт,
Где горят августовские росы
И луна за опушкой плывёт...