Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Юбилей


Ильма РАКУЗА

СНЕГ, РОЗА, ПОЛЕ, СОН…

(Памяти чувашско-русского поэта Геннадия Айги)*
И там, где стояли мы,
пусть останется
свечение — нашего
благословения.
                            Г. Айги

Смерть и сон были лейтмотивами его поэзии, и в своих посвящениях он с сердечностью обращался не только к живущим, но и к усопшим друзьям. 21 февраля 2006 года он присоединился к ним. Ему был тогда семьдесят один год. Мир стал беднее, утратив проникновенный поэтический голос.

<…>

Во время последнего посещения Айги мы полдня пили с ним чай, вели шутливо-серьезные разговоры (мне запомнилась его фраза: «Терпеть и не осуждать»), а потом отправились на могилу Джойса. По дороге Айги часто останавливался, указывал на растения и травы. «Как красиво», — повторял он то и дело. Его «красиво» обладало каким-то сияющим звучанием.
На кладбище он тотчас же занялся растениями, погружал руки в высокую яркую зелень, дивился кустам папоротника («как Собор Парижской Богоматери!»).
Когда мы прошли по березовой аллее и свернули направо, он замолчал. Задумчиво он рассматривал надгробную скульптуру, выполненную почти в натуральную величину. Джойс сидит нога за ногу с книгой на коленях и с сигаретой в руке. «Как хорошо он сидит», — произнес Айги тихо. Больше он ничего не сказал, только бросил быстрый взгляд на соседнюю могилу Канетти.
Я не стала спрашивать, у скольких писательских могил он уже стоял. Борис Пастернак, Васьлей Митта, Михаил Сеспель, Владимир Маяковский…
Когда-то, жарким летним подмосковным днем, он показывал мне кенотаф Казимиру Малевичу — красно-белый куб на краю огромного поля. Во время Второй мировой войны немцы разрушили деревенское кладбище. Этот кенотаф напоминал о прежней могиле**.
В тот день, 11 мая, в Цюрихе, Айги попрощался со мной словами Хлебникова: «Мы обменялись хлебом и вечностью». Да, вечность была близка ему, он не знал страха смерти. Он писал о ней, как бы примирившись с этим, также естественно он говорил и об ушедших, как будто они таинственно присутствовали здесь. Он часто упоминал свою умершую мать, чью оберегающую руку он всегда чувствовал над собой. Теперь он лежит рядом с ней, в чувашской земле. Да будет земля ему пухом!

*Сокращенный вариант одноименного эссе. См.: Творчество Геннадия Айги: литературно-художественная традиция и неоавангард. Материалы международной конференции: Тезисы, статьи, эссе. — Чебоксары, 2009. С. 161–163.
**Тут Ильма не точна. Айги не один раз ходил на это место в Немчиновке, где Малевич любил проводить лето у своих родственников со стороны жены (Рафалович). Он заранее выбрал себе место погребения почти посреди этого, когда-то огромного поля, и прах его и был там захоронен (он умер в Ленинграде). Но могила его не была найдена. (Примеч. Г. Куборской-Айги)

Перевод с немецкого Галины Куборской-Айги