— Роби! Роб! Открывай скорее!
Громкий стук в дверь отвлек Робина от его обычного вечернего занятия.
— Не заперто! Входи, давай,  — недовольно проворчал Робин, продолжив считать вполголоса: — Двадцать четыре, двадцать пять…
Эхо от грохота металлической обшивки затихло в глубинах жилых отсеков, слившись с общим привычным шумом. Где-то гудели грузовые лифты, шелестели гусеницы тележек; в ответ на работу горнодобывающих машин вздрагивали стены. Дверь отъехала в сторону, в комнату влетел Хосе-Вискача.
— Роб! — заверещал он, на мгновение запнулся, но быстро опустил взгляд вниз, обращаясь к голове Робина, а не к э‑э‑э… противоположной его части.
Робин висел вниз головой, зацепившись ногами за перекладину под потолком, и поднимал туловище, качая пресс. Рядом на полу лежали тяжелые гири со стертыми ручками.
— Двадцать шесть, двадцать семь… Ну, говори, зачем пришел.
— Понимаешь… Это насчет Вольфа.
— Что?!
Робин спрыгнул на пол и выпрямился. Рядом с Вискачей он выглядел настоящим гигантом.
— Что с Вольфом?!
— Возвращается после сторожевого вылета, — затараторил Хосе.  — Все прошло спокойно. Он дал свои позывные Маяку. Но…  — Взгляд Вискачи забегал по комнате, проскочил по фотографиям на стене и остановился на большой картине с зеленой травой. — Вольф задержался во время посадки, отстал от Крыла. Понимаешь, он не отвечает на запросы. Может, испортилась связь, а может… Ну, ты же его Смерть, Роби, и я подумал… Я сам вспомнил про тебя, Роби. Правда-правда. Там пушку разворачивают, только ведь он все равно сесть успеет.
Вискача выпалил последние слова уже в спину Робину, который, как был голый по пояс, так и рванул по коридору к выходу. Лишь схватил меч с подставки в углу комнаты. Бластер, как всегда, висел в кобуре на поясе, колотился о бедро во время бега — привычная и неизменная часть снаряжения.
Потому что поселенцы на Марсе рождаются и живут с оружием в руках.
Потому что никто не знает, когда друга настигнет изменение, и потребуется удар Обещанной Смерти.

В семь лет свободного времени хоть отбавляй.
Рослые, крепкие, с покрасневшей обветренной кожей мальчишки выглядели, словно неразлучные братья. Куда Роби — туда и Вольф. Где замечен Вольф — там ищи и Робина. Правда, Роби на три месяца старше, и Вольф всегда признавал его лидерство во всем, что касалось Хитрых Идей. Но нынешняя Идея родилась в голове именно Вольфа, под копной светлых непослушных волос, торчащих, словно иголки рассерженного ежа.
— Найдем и убьем! — гордо сообщил Вольф, сжимая рукоять тяжелого бластера, оттягивающего пояс — того и гляди свалится вместе с кобурой и штанами.
Эх, хороша мысль, нельзя не согласиться. Жаль только, что не Роби первым додумался отправиться на охоту за степным волком-убийцей. Вот уже неделю хищник терроризировал поселение. То козу задерет, то собаку. Но точку поставила сегодняшняя ночь, когда волк утащил младенца толстушки Лили, что живет на восточной окраине.
— Ладно, идем, — согласился Роби. — Давненько я ни по кому не стрелял.
Вольф хотел сказать, что "давно" — это не позже вчерашнего дня. Хотя… Вчера было не по "кому", а по "чему" — не повезло старому ветряку на Развалинах.
Вчера друзья выслеживали Измененного среди старых мертвых домов, и тишина Развалин наблюдала за мальчишками черными провалами окон. Тихо шелестел по камням колючий ржавый песок. "Скрип-скрип", — поскрипывал одинокий ветряк, неизвестно как уцелевший после всех пылевых бурь.
— А ты откуда знаешь, что здесь есть Измененный? — проговорил Вольф. Почему-то шепотом. Он, конечно, хотел сказать громким уверенным голосом, но, наверное, повлияли длинные тени, оживающие под заходящим багровым солнцем. Да! Точно! Это вечернее колдовство Марса, не иначе.
— Чувствую! — важно ответил Роби. — Он где-то спрятался.
И шумно втянул воздух, словно Измененного можно найти по запаху.
"Скрип-скрип".
— А… — хотел было спросить Вольф, глядя на друга, заложившего большие пальцы за пояс — ну прямо первопроходец-исследователь. Пионер космический. Хоть картину пиши, одну из тех, что в музее висят. Но вопрос "…где ты научился?" остался непроизнесенным, потому что…
"Ба-бах!", — раздалось позади.
Вольф и Роби подскочили на месте, повернулись и одновременно выстрелили.
"Все равно — напуган ты или нет, стрелять должен не задумываясь, не поддаваясь страху, а выпуская его в виде ярости".
Так говорил учитель.
Энергетические разряды прошелестели выше головы смуглого мальчишки и врезались в башню ветряка. Хорошо, что он такой невысокий был. В смысле не ветряк, а незнакомый мальчишка. Он стоял прямо перед друзьями, и его руки, из которых только что выпал кусок ржавой трубы, заметно дрожали. Дрожь постепенно поднялась вверх, задергалось левое плечо, и из дрогнувших губ вместе с каплей скатившейся на подбородок слюны вырвался стон:
— Э‑э‑э…
— Ну, извини-извини, — сказал Роби. — Мы не хотели. А ты кто? Что-то я тебя не припомню.
— Х‑хосе, — пролепетал мальчика и наклонился за упавшей трубой, взмахнув черной челкой.
— Я его знаю, — вдруг сказал Вольф. — Слышал. Это чокнутый беспризорник.
С грохотом рухнул ветряк, проломив крышу старого дома.
— А ты где живешь? — спросил Робин у Хосе.
— Т‑там, — беспризорник ткнул грязным пальцем в сторону сгущающихся среди Развалин теней.
— Здорово! — воскликнул Вольфи.
Потом друзья дадут Хосе прижившуюся кличку "Вискача". Но это будет гораздо позже. А сейчас…
Сейчас Роби повел себя так, словно Идея поохотиться на волка принадлежала ему.
"Ну, ладно", — подумал Вольфи и поплелся вслед за другом.
Взрослые охотники отправились на восток. Туда вели следы волка-убийцы. Но друзья знали, что волк — он ведь очень хитрый. Почти как Роби и Вольф. Правда, в своей долгой семилетней жизни мальчишки живого волка еще не видели. Только чучело. Ничего — подстрелят, тогда и посмотрят. Зато они точно знали: раз охотники пошли на восток, волк отправится в противоположную сторону. Там-то друзья его обязательно дождутся.
— А мы скоро волка найдем? — поинтересовался Вольф, наблюдая за большим скорпионом, пытавшимся забраться в пещеру под грудой валунов.
— Скоро, — убежденно ответил Робин.
Он ведь был Лидером. А Лидер в таких ситуациях должен с чувством собственного достоинства оглядывать горизонт, показывая всем любопытствующим, что знает он гораздо больше, чем сообщает.
Скорпион давно бы уже забрался под землю, но мешала колючая ветка, которую ставил на его пути Вольфи. Развернуться и убежать тоже не получалось. Скорпион злился, крутился на месте, цапал клешнями и лупил хвостом, оставляя на ветке ядовитые капли. Наконец он не выдержал и отчаянно зашипел-заверещал. Словно в ответ на скорпионий писк отчаянья в темноте пещеры холодно блеснули глаза.
— Роби! — закричал Вольф, позабыв про бластер и падая на спину.
Это потом друзья узнали, что увидели всего лишь щенка-волчонка. После того как взрослые приволокли тушу убитого острозубого гиганта. А сейчас перепуганное не меньше мальчишек создание серой тенью промелькнуло над Вольфом, оставив у того на лбу глубокие царапины от когтей, и бросилось в степь. Робин выстрелил первым. Вольф — вторым, но в зверя попал именно он. Друзья подбежали к добыче. Задние лапы волчонка были сожжены, и зверек полз на передних, оставляя после себя мокрый красный след. Хищник обернулся и посмотрел на ребят затравленным полным боли взглядом.
— Давай, стреляй. Это твоя добыча, — сказал Робин.
Вольфи двумя руками поднял бластер. Короткое толстое дуло смотрело волку между глаз. Через несколько секунд Вольфи опустил оружие.
— Он… Он живой.
— Да, — сказал Робин и нажал на спусковой крючок. — А теперь уже нет.
— Уже нет…– повторил Вольфи.
Словно оправдываясь за секундную слабость, Вольф начал стрелять и остановился лишь, когда на оплавленном песке остался выгоревший след. В воздухе противно пахло паленой шерстью.
Своего первого Измененного Роби убьет десять лет спустя. Это будет его молодая жена Джуди на втором месяце беременности.

Сжимая холодную рукоять меча, Робин вышел из здания. Ветер растрепал волосы и уколол грудь сотнями острых песчинок. Робин поежился. Истребитель класса "Виверна" уже стоял посреди площади. Клубилась, оседая, багровая пыль. Сгрудившиеся возле лазерной пушки люди тревожно галдели. Если выстрелит пушка, то взрывом истребителя раскурочит все вокруг. А если первым выстрелит истребитель…
Робин шагнул вперед.
Если выстрелит истребитель, Марс не досчитается нескольких десятков поселенцев. Вот ведь идиоты — бежать надо было. Бежать. А сейчас уже поздно — любое движение может спровоцировать стрельбу.
Еще шаг к ощетинившейся лазерными турелями машине.
Дымчатое стекло кабины надежно скрывало пилота от взглядов со стороны.
— Роби! Хорошо, что ты пришел! — это подбежал взмокший Дэниел. — Он! Ты! Сделай что-нибудь, Роби!
Дэниел одет в парадную форму командира Крыла. Для кого это он так вырядился? Вот ведь пижон! Дэниел словно споткнулся о взгляд Робина и отступил.
— Вольфи! — закричал Робин. — Это я! Я пришел, как и обещал, Вольфи!
В висках стучала кровь. Разболелся разъем на затылке. Но ведь металл не может болеть! В груди медленно зарождалась ярость.
— Смотри, Вольфи, я оставил бластер!
Оружие грузно шлепнулось в песок.
— Сделаем это как раньше, Вольфи. Как в старые добрые времена. Ты же помнишь?
По крайней мере, Робин очень на это рассчитывал.

Им уже по пятнадцать лет. Время в летной школе прошло незаметно. Друзья выросли, возмужали. На выбритых затылках давно блестели контакты информационных разъемов.
"Огнестрельное оружие не дарит того ощущения победы, как контактное, ближнего действия. Например, меч, — говорил учитель, взмахивая зажатым в руке клинком. Десятки глаз заворожено следили за его движениями. — Только пронзая врага оружием предков, вы выпускаете на свободу чистую ярость, позволяя ей вести вас к победе".
Робин и Вольф стояли друг против друга в пустом спортзале и сжимали мечи до побелевших костяшек. Длинные тренировочные клинки если и считались затупленными, то это означало лишь то, что упавшая на лезвие волосинка не будет перерезана надвое под собственным весом.
— Защищайся, Измененный!
Роб шагнул вперед и первым нанес удар.
"Дзынь!" — клинки скользнули друг по другу.
Вольф отвел меч Робина в сторону, остановив его движение широкой гардой. Взмах! Новый удар, отдающийся болью в пальцах. Эхо металось по спортзалу пойманным зверем. Робин сделал опасный выпад с левого бока, заставив Вольфа отступить в сторону и занять невыгодную позицию.
— Х‑ха!
Выпад, вспарывающий рукав Вольфа. На пол со звоном упал меч. Робин шагнул вперед и толкнул друга корпусом…
— Нет, Роби! Нет!
Этот крик остановил Робина. Он вдруг понял, что стоит над лежащим Вольфом и обеими руками держит высоко поднятый меч. С направленного в грудь Вольфа клинка падали капли крови. Вольф держался за раненую руку и смотрел на Робина затравленным взглядом пойманного волчонка.
— Не надо, — повторил он.
Ярость схлынула. Робин отшвырнул оружие и протянул руку, помогая другу подняться.
— Прости, — прошептал он. — Тебе срочно нужно в медпункт.
Вольф стремительно бледнел.
— Сейчас-сейчас… Сейчас. Подожди, Роби.
— Что?
— Роби, — сказал Вольф, — когда придет время, и я изменюсь… Ты сделаешь это по-настоящему? Так, как победил сейчас.
— Да, — коротко ответил Робин.
Так он стал для Вольфа Обещанной Смертью.

Кабина истребителя приподнялась, и на землю выпало красное, кольчатое, словно дождевой червь, огромное щупальце. Когти на его конце скребли по песку, оставляя борозды. В толпе испуганно вскрикнула женщина. Кто-то, чертыхаясь, схватился за оружие. Робин предостерегающе поднял левую руку и уверенно направился к истребителю.
Выстрелов не будет. Мясорубка на площади отменяется. Остались лишь Робин и Вольф, неразлучные, как всегда.
Робин шел, а из кабины выползали все новые и новые щупальца. Противно пахло мускусом. Но Робин все равно слышал запах кипящего супа. Нос щипал нарезанный лук, и преследовал аромат накрошенного на кухонной доске сваренного мяса. Робин ненавидел суп.
Джуди, когда стала Измененной, совсем не походила на эту тварь, перевалившуюся через борт кабины. Хотя когтей было не меньше…
"Шмяк!" — шлепнулась на песок бесформенная туша.
Робин ударил мечом метнувшееся живой резиной щупальце. За мгновение до того, как склизкий обрубок покатился по песку, Роби увидел, что между когтей есть еще и рот, усеянный мелкими зубами. Второе щупальце хрупнуло под острым клинком, разбрызгивая кровь. Третье… Четвертое… Робин резал и рубил. Уклонялся от острых когтей и зубов. Его тошнило от запаха супа.
Щупальца кончились. Робин очутился возле большого красного пузыря, покрытого шевелящимися обрубками. К пузырю все еще тянулись провода нейроконтактов. На гладкой маслянистой коже проступали черты знакомого лица. Под высоким лбом с едва заметными тонкими шрамами-полосами на Роби смотрели взглядом затравленного зверька глаза Вольфа. Робин на секунду замер. Но лицо уплыло вглубь пузыря, сменившись огромной зубастой пастью. Робин вонзил меч в глубину розовой плоти, налегая на рукоять всем своим весом, проталкивая клинок все глубже и глубже. Из пасти Измененного вырвался хрип вместе с брызгами крови и осколками зубов. Пузырь лопнул, растекшись по земле розовой вздрагивающей лужей.
Робин вытер меч. Надо помыться и сменить выпачканные кровью брюки. К черту все. К дьяволу. В глубины проклятого космоса.
Подскочил Дэниел, что-то активно говорил, пытался пожать руку. Но Робин прошел мимо. Хотелось напиться. До беспамятства и поросячьего визга.

— Это я закричала, когда появился Измененный, простите.
Высокая стройная девушка с бледной, не знакомой с марсианским ветром кожей, подошла к Робину.
— Я впервые увидела монстра.
В баре было достаточно шумно. Шахтеры, пилоты, все о чем-то болтали, шутили, ссорились. Но за этим столом сидел лишь один Робин.
— Можно с вами поговорить?
Робин молча выдвинул свободный стул. Девушка села, положив руки с тонкими пальцами на стол. Руки были красивыми. Это Робин отметил машинально, не задумываясь.
— Когда прилетели? — наконец хрипло спросил он.
— Сегодня утром вместе с "Веной". Я журналистка из "Спэйс ньюс". Светлана Вишневская… Можно просто Света, — добавила девушка после минутной паузы. — Я…
— На несколько месяцев?
— Что?
— Я спрашиваю, на несколько месяцев прилетели?
— Ну… Да. Да, конечно.
Больше вопросов от Робина не последовало. Он сидел и, не отрывая взгляда, смотрел на закупоренную бутылку "Марсианской особой". В руке Робин сжимал пустой стакан.
— Робин, — нерешительно произнесла Света. — Вас ведь Робином зовут, да?
Роби кивнул.
— Измененный… Он был вашим другом? Это правда?
— Да, — разлепил пересохшие губы Робин.
— И вы так просто его… убили. Извините. Я ведь не из любопытства. Мне надо написать статью. Я должна понять Марс.
— Вы его никогда не поймете. — Робин опустил стакан и посмотрел на Светлану. — Вы придете и уйдете, не оставив после себя следа. Как и сотни других. Чтобы понять эту проклятую планету, здесь надо прожить жизнь. Почувствовать собственной шкурой колючий ветер. Навсегда стать ее пленником. Отрастить хвосты, зубы, щупальца и черт-знает-что-еще и сдохнуть в красных песках. Либо уйти в бездну космоса к таким же чудовищам. Да! Я убил Вольфа. Но он умер перед этим сам, когда стал Измененным. Я лишь выполнил то, что обещал. И я ненавижу Марс за это. За подобные обещания. Вам этого не понять.
Робин вскрыл бутылку и наполнил стакан прозрачной жидкостью. Светлана мягко опустила ладонь на руку Робина, дно стакана стукнуло о поверхность стола.
— Так помогите мне, — сказала она и слегка улыбнулась.
Проходящий мимо Дэниел с бутылкой пива в руках хохотнул:
— Наш мистер Недотрога любезничает с новенькой? Так-так. Что-то явно случилось в марсианских песках. Ну, ничего, госпожа Светлана, если Нелюдимка не удовлетворит ваши запросы, помните, что рядом всегда есть я.
Робин зло посмотрел в сторону командира, затем обратился к Свете:
— Скажите, сколько времени может жить на Марсе человек до Изменения?
— Это зависит от интенсивности излучения поля Трансформации, — словно по учебнику процитировала Светлана. — Так как основное поле начинается на границе между Марсом и поясом астероидов, где сейчас база Измененных, то Марс не попадает в зону пика. Поэтому, люди могут годами жить на его поверхности, сохраняя гуманоидный облик. Однако любой человек, находящийся на Марсе более полугода, накапливает в себе механизм трансформации, со временем вызывающий скачок мутации. И человек превращается в Измененного. Средняя продолжительность жизни на Марсе — двадцать пять лет.
Затем Света немного подумала, шевеля губами, и добавила:
— Плюс-минус три года. По последним статистическим данным.
— Значит, если судить по вашей статистике, — вдруг улыбнулся Робин, — мне уже плюс пять лет. Хорошо, Света, я покажу вам Марс. Мне ничуть не жалко потратить часть времени, которого я уже отвоевал у этой планеты. Только мне нужна правдивая причина, по которой вы прилетели сюда. Не желание написать статью. Ведь на Марс летят только добровольцы. Почему вы согласились на эту работу?
Света сжала губы, достала из сумки фотографию и молча положила ее на стол.

Робина мучили сны. Страшные, наполненные запахом лука и рубленого мяса. Вновь и вновь он переживал один и тот же день.
"Я ненавижу эту жизнь, Роби! Я устала жить в постоянном страхе".
И — "бам, бам, бам" гремели на кухне тарелки, бряцали крышки кастрюль. В такие моменты Робин пытался куда-то спрятаться, словно маленький ребенок. Говорят, во время беременности женщины хандрят, и у них портится характер. Оставалось только терпеть и ждать. Дождался… Каждый раз во снах с кухоньки раздавались рев и шипение. Робин вбегал, уже понимая, что случилось непоправимое.
В такие моменты Робин просыпался, задыхаясь от волнения, и ощущал, как колотится сердце. Руки все еще чувствовали холод бластера.
Но он ведь не мог тогда поступить по-другому?

Походная форма сидела на Светлане весьма… обольстительно. Робин неожиданно для себя отметил этот факт. С самого утра он встретил журналистку возле ее комнаты, и сейчас они вместе направлялись к Развалинам. К старому Городу, где когда-то жили первые колонисты Марса. Благо сегодня Робин не на дежурстве.
— А здесь красиво, — сказала Света, остановившись на вершине невысокого холма.
Всходило солнце, прогоняя с равнины ночную мглу. Блеклый Фобос исчезал, растворяясь в красноватом мареве. Даже Развалины в утренних лучах выглядели не страшно, а торжественно, олицетворяя собой памятник старине. Остатки купола устремлялись в небеса, словно все еще бросали планете вызов.
— Вы мне расскажете о старом Городе, да? — спросила Светлана.
— Я? Нет. Но есть кое-кто, впитавший Развалины в свои поры. Он до сих пор не хочет жить с людьми. Это Хосе по прозвищу Вискача. Здесь его логово.
— Вискача? — удивилась Света.
— Да. Знаете, есть такой пустынный зверек. Тащит к своей норе всевозможные безделушки со всей округи. Складывает у входа целую коллекцию без всякой на то причины. Просто так. Вот и наш Хосе тоже…
Света рассмеялась.
— Да, — улыбнулся Робин. — Он в детстве был совершенно чокнутым. А сейчас такой, нормальный, только немного со странностями.
— Точно, вискача, — указала Света на землю возле одного из домиков.
У темного дверного провала валялись куски ржавого металла, мотки проволоки, обломки старой аппаратуры.
— Вот паразит, — сказал Робин, поднимая с земли часы. — А я их искал. Когда он их спереть ухитрился?
Робин поднес часы к уху.
— Ты смотри, идут еще.
— Гости! — донеслось из дома, и оттуда выскочил Вискача, на удивление в чистом белом переднике. — Ура! Заходите-заходите.
Хосе принялся трясти Светлане руку.
— Рад, очень рад! Я ждал. Мне о вас Робин вчера вечером рассказывал. Все… Все вам поведаю о Развалинах. Попробуйте, какие булочки я испек. А какой здесь воздух!
Вискача вдохнул полной грудью и зажмурился от удовольствия.
— Разрешите вам, Светлана, представить нашего Вискачу, — усмехнулся Робин, застегивая часы на левой руке. — Плюс три года.
— Что? — не сразу поняла Света. — А! Ясно.
И она повнимательнее присмотрелась к Вискаче.
— Ну что ж, давайте пройдем в ваше жилище, — улыбнулась Света и достала диктофон.
Сияющий Вискача церемонно поклонился и прошел следом. Робин задержался снаружи. Он увидел упавший ветряк и тяжело вздохнул.
Здесь они играли с Вольфом. Вот тут выслеживали Измененного и едва не подстрелили бедного Хосе. Под этим камнем они поймали редкую бронзовку, из чьих крыльев сделали украшение для мамы Вольфа. А вон в тех развалинах дома из серого камня когда-то свила гнездо малиновка. Помнится, он долго пытался сделать лук, чтобы подстрелить маленькую юркую птичку. Хотел быть похожим на храброго воробья из песенки, которую пела ему в детстве мама.

Эта песенка — единственное воспоминание о маме. Больше ничего Робин не помнил. Мама Изменилась, когда он был еще очень маленьким. И отец вскоре ушел следом за ней.
Все здесь — память. Каждый уснувший камень и каждый мертвый дом. Даже клубящаяся в воздухе ржавая пыль пронизана воспоминаниями.
Люди жили здесь, в Городе-под-куполом. Когда-то давно. Во время колонизации красной планеты. После отвоевания у Марса плацдарма началась терраформация. Новые технологии, обогащение атмосферы кислородом. Марс должен был превратиться в цветущий рай. Тогда еще никто не знал о поле Трансформации. Тревога началась, когда первые корабли, улетевшие дальше в черноту космоса, не вернулись назад. Многие исчезали без следа. А те, которые возвращались… У них на борту находили чудовищ — истерзанных, мертвых. И живых. Тех, что выжили в кровавом пиршестве.
Потом произошел всплеск Изменения на Марсе. Город-под-куполом погиб, захлебнулся в волне монстров. Лопнул, как мыльный пузырь. Это случилось задолго до рождения Робина. Животные из биолабораторий не подвержены полю. Только человек. Звери выжили, вырвавшись на просторы планеты. Разум превратил людей в монстров.
Робин поднял с земли камешек и бросил в старый ветряк. Попал. Камень отскочил от лопасти и упал вниз, подняв кучку ржавой пыли.
"На пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы", — вполголоса пропел Робин строки из старинной песни — пересказ с какого-то славянского языка и грустно улыбнулся.
Космос навсегда закрыт для человечества. Люди заперты в пределах собственной планеты. Дальше простирается проклятое поле Трансформации, уходящее в глубины космоса. Его нельзя почувствовать. Его нельзя понять. Оно просто есть. Черная материя, окружающая родную планету. Космическая тюрьма. Загон для скота.
Людям больше не о чем мечтать.
Проклятый космос! Проклятый Марс! Планета нафарширована полезными ископаемыми, как праздничный гусь яблоками. Потомки колонистов живут на чертовой планете, подыхая здесь чудовищами.
Из дома раздался крик. И рев, переходящий в сипение, давящее на уши, перехватывающее дыхание, раскалывающее голову ультразвуком. А затем Робин почувствовал запах готовящегося супа.
Из двери выбежала, не переставая кричать, Светлана. Споткнулась, упала на песок. Ее ногу сжимала когтистая лапа. Там, в сумраке дома, угадывались очертания зубастого бесформенного монстра.
Робин выхватил бластер и выстрелил. Перебитая лапа вползла в дом, брызгая кровью. Снова выстрел! Еще и еще. Робин стрелял, пока у бластера не закончился заряд.
Наконец все затихло. В доме клубилась расплавленная пыль. Робин подошел к Свете, смотрящей на него расширенными от ужаса глазами.
— Он… Вискача… Там…
— Все уже закончилось. Все прошло.
Робин поднял Светлану на руки и прижал к себе. Вытер чужую кровь с ее лица. Почувствовал, как бешено колотится сердце.
— Все уже хорошо.
Робин опустил Светину голову себе на плечо. Мягкие волосы приятно щекотали кожу.
Так они и вернулись к поселению — Робин всю дорогу нес Свету на руках. Девушка иногда вздрагивала, и Робин чувствовал, как промокает от слез рубашка. А мужчины никогда не плачут. Просто не имеют права.
Сегодня он убил Вискачу, и у него больше не осталось друзей.

Светлана проснулась, зажгла светильник и некоторое время лежала с открытыми глазами, изучая трещины на потолке. Пробежала взглядом по фотографиям, полюбовалась картиной, на которой летели белые голуби над зеленой травой. Потом наклонилась к спящему Робину и поцеловала в щеку. Робин что-то недовольно проворчал сквозь сон. Света улыбнулась и распушила ладонью его жесткие волосы. Слегка нахмурилась, когда пальцы прикоснулись к информационному разъему на затылке. Опустила руку ниже, дотронувшись к бьющемуся на шее пульсу, погладила грудь, покрытую буграми мышц и шрамами. Дотронулась до маленького медальона на шее.
Интересно, чей портрет спрятан в медальоне? Наверное, там та же женщина, что и на фотографии под картиной?
Робин резко схватил Свету за руку. Девушка вскрикнула. Только что она видела человека, и вот уже на кровати лежит сгусток ярости со злыми глазами. Извиваются щупальца, готовые впиться и разорвать на части. Нет! Это все тот же Робин. Он не Изменился.
Просто показалось.
Света обхватила колени руками, спрятала лицо и заплакала. На руке остался покрасневший след от пальцев. Робин долго гладил Светлану по худой спине.
— Ну что ты, перестань. Я не хотел тебя напугать. Просто… Так получилось.
Света посмотрела на Робина покрасневшими глазами.
— Ты камень, Робин. Бесчувственный булыжник. Что снаружи, что внутри. Я не удивлюсь, если у тебя под кожей вместо крови течет ржавый марсианский песок.
Робин помолчал, продолжая механично гладить ее спину.
— У всех вас. Вы все здесь срослись с планетой, словно камни. Привыкли к своему оружию. Смирились с происходящим. Смерть друга больше не кажется трагедией, а лишь привычной рутиной. Да, ты прав — я никогда не пойму Марс. И не пойму вас самих. Но, спасибо, что ты пустил меня в свой мир, Нелюдимка. И я не оставлю тебя одного.
Робин удивленно посмотрел на Свету.
— Тот мальчишка на фотографии,  — кивнула Света на стену,  — он кто?
— Это мой сын.
— Врешь!
Рука Робина дернулась, пальца сжались в кулак.
— У тебя никогда не было сына, — жестко сказала Света. — Эта фотография создана с помощью графического редактора. Вводишь изображения отца и матери и получаешь возможный портрет ребенка. Он растет и старится от заданного в программе времени. Воображаемый. Никогда не существовавший. А, может, это не твой сын, Роби? Может это ты сам? Таким, каким бы ты хотел быть, если бы тебя не лишили детства? Вон тот мальчишка, что бежит по зеленой траве с воздушным змеем в руках?
Робин обнял Свету за плечи и прижал к себе.
— У меня тоже не было детства, — едва слышно сказала Светлана. — Родители погибли во время Энергокризиса. Я жила в детдоме. Ничего своего. Кровать, тумбочка, воспитатели-надсмотрщики. Но я выстояла, не сдалась! Я теперь сама себе хозяйка! Когда было плохо, меня выручала одна вещь, которую я всегда ношу с собой. Я читаю книгу, подаренную папой. Маленькую книгу с историей про мальчика, играющего со своим медвежонком. И тогда я попадаю в детство, которого у меня не было. Смотри.
Света достала из сумки потрепанную бумажную книгу. Робин с интересом открыл тонкую обложку. С первой же страницы смотрел большой неуклюжий плюшевый медведь с добрыми глазами и глупым выражением на смешной мордочке.
У Робина никогда не было книг.
— Я всегда мечтала встретиться с таким медвежонком и побывать в сказке. Только это невозможно, — сказала Света.
Робин не ответил. Он протянул Свете медальон и раскрыл его с тихим щелчком. Внутри — фотография черноволосой женщины с веснушками и вздернутым носиком. По мнению Светы, совсем некрасивым.
— Ты ее еще любишь? — тихо спросила она.
— А ты своего? — вместо ответа задал вопрос Робин.
— Да. Нет. Не знаю.
И Света вновь спрятала лицо в коленях.
Тогда, во время их знакомства, она показала Робину фотографию молодого человека. Робин вспомнил его. Это был Станислав Полак, тоже пилот. Он прилетел на Марс лет пять назад. Но быстро сгорел, став Измененным.
— Он дважды просил меня выйти за него замуж, — медленно сказала Света. — Я дважды отказала. Дура. Он записался добровольцем на Марс. Кому и что хотел доказать? Мне? Себе? Я… Я не думаю, что он погиб.
Робин защелкнул медальон.
— Я не верю, что Стас погиб, — повторила Света.
— Почему?
— Понимаешь… Только не смейся, но мне кажется, что поле Трансформации — это не зло, не ограда и не дьявол. Это тест, понимаешь? Рубеж, граница. Не поле делает людей монстрами. Поле лишь раскрывает, подталкивает к чему-то. У каждой цивилизации должна быть своя цель. Преобразившись, люди могут выйти куда-то во вне, стать, кем захотят. Лучше. Ты понимаешь меня? Стас мог просто улететь. Кто знает, сколько кораблей просто не вернулось? Что с ними случилось? Может быть, они перешли свой рубеж?
Света говорила быстро, захлебываясь и глотая слова. Робин чувствовал, что слишком многое и долго она держала в себе.
Робин не перебивал. Он вспоминал, как истребитель Полака вдруг развернулся и открыл огонь по своим. Как Дэниел, тогда еще не капитан, а простой пилот, метким выстрелом превратил кабину взбесившейся "Виверны" в огненный ад. Она вспучилась изнутри и лопнула кровавыми осколками. Шансов выжить у Полака, вернее, у Измененного, не было. Космос не отпускает свою добычу.
Робин поцеловал Свету в губы, и она удивилась, насколько нежным получился этот поцелуй.
— Теперь ты от меня не избавишься, — прошептала Светлана, — даже не надейся, Робин-малиновка. Ты знаешь, твое имя на английском языке — такая маленькая быстрая птичка.
— Да, я знаю, — ответил Роби.
Когда Света проснулась в следующий раз, Робин сидел и, не отрываясь, читал книгу. Света не стала ему мешать.

— Это не рейд! Не обычный вылет.
Руки Красавчика Дэниела слегка дрожали.
— Маяк зафиксировал активность Измененных. Приближаются несколько истребителей. Уже близко. По машинам, Крыло! Быстрее, парни, пошевеливайтесь!
Проходя мимо Дэниела, Робин вдруг улыбнулся:
— Ты знаешь, кто такой Винни-Пух? — спросил он.
— Что? — удивился Дэниел и затем некоторое время смотрел в спину удаляющегося Робина. Пожал плечами, хмыкнул и поспешил к своему истребителю.
Нейровыводы привычным холодком присоединились к затылку. Дрожь пробежала по телу. Робин не любил такие моменты. И любил одновременно. Когда ты становишься кем-то другим, чувствуешь истребитель, как свое тело. И рвешься в полет металлическим драконом. В момент старта словно взлетает твоя душа. А потом ее остужает чернота космоса.
Свобода полета и приближающийся враг. Драконы должны столкнуться в смертельном поединке. Не имеет значения, сколько их и сколько тебя. Есть только жажда боя и ярость, которую ты выпускаешь наружу. Потому что владение истребителем — все равно, что владение мечом. Клинок становится продолжением твоих рук. Истребитель — тобою самим. Ты убиваешь врага собственной яростью, разрываешь на куски лазерным огнем из своих глоток. Вырываешь противнику горло, вцепившись в него стальными зубами.
И ты будешь драться, чтобы не погибнуть.
Робин активировал пушки. Залп! Летящая навстречу "Виверна" с Измененным в кабине пошатнулась. На ее правом борту вспух красный нарыв. Обшивка прогнулась и лопнула, оставляя в пространстве капли остывающего металла. Раненой птицей враг попытался уйти с линии огня. Врешь, не выйдет! Робин доберется до тебя, Измененный!
Линию огня перекрыл истребитель Дэниела. Что он делает? Это ведь добыча Робина! Как он посмел?! Настигнуть мерзавца, вцепиться щупальцами, испепелить огнем. Дэниел в последнюю секунду почувствовал опасность и вывел истребитель из-под лазерных лучей.
"Робин спекся! У нас новая цель! Не дайте ему уйти!"
Как интересно звучат слова по системе связи. Робин… Маленькая птичка…
Но, Робин это же он сам! Он что — мертв? Как смешно. Он же не умер, он вот здесь, в глубинах нового тела. Спрятался и наблюдает со стороны. Это же так забавно и интересно. Или вдруг он все-таки умер? Отчего? Его кто-то убил?
Кто малиновку убил?
Я, ответил воробей.
Но ведь храбрый воробей — это же тоже он. Робин помнит, как делал лук и стрелы. Выходит, что он убил сам себя? Нет, это совсем смешно. Так не бывает.
"Бывает, — ответил кто-то, — ты мертв. Тебя поглотила собственная ярость, Измененный. Вот эта груда щупалец и зубов. Зря ты убил юркую птичку".
Плохая привычка разговаривать самому с собой. Скверная. Так и с ума сойти можно.
Нет, он не мертв! Надо выплыть на поверхность, вскарабкаться сквозь сеть щупалец, раздвинуть частокол зубов. Ведь Робин помнит чьи-то слова. Это же все несерьезно. Это всего лишь тест. Рубеж, который надо пройти. Так говорила Света.
Он вспомнил! Вспомнил ее лицо! Черт возьми, Света же расстроится, если он не вернется! Но ведь Робин вернется, правда? Ведь он может быть кем угодно. Он же должен подарить счастье тому, кто в него верит.
Робин возвращался. Щупальца втягивались. Зубы пропадали сами собой. Он Изменялся вновь. Руки обросли бурый мягкой шерстью. На стекле кабины отразился большой плюшевый зверь.
Робин летел к своей цели, уклоняясь от лазерного огня суетящихся вокруг истребителей. Человеком он стать еще успеет. Потом, когда расскажет правду, что поле Трансформации можно преодолеть.

Дэниел успел посадить истребитель первым из преследователей. Он подбежал к истребителю Робина, стараясь не отвлекаться на крики Светланы, которую держали и не позволяли приближаться к месту посадки. Задыхаясь от ржавой пыли, Дэниел заглянул в приподнявшуюся кабину. Потом сделал шаг назад. Еще и еще. Бластер выпал у него из рук. На губах появилась робкая недоверчивая улыбка.
Света вырвалась, разбив кому-то губы в кровь, и побежала к истребителю, плача и смеясь одновременно.
И в каких бы космических далях Светлана не была, какие бы прекрасные миры не посещала, она навсегда запомнила день, когда впервые встретила свою мечту.