Я всегда говорил Морту, что его фамилия несколько претенциозна — особенно учитывая то, чем он сейчас занимается, и тем более учитывая то, чем он занимался раньше — и предлагал сменить ее на что-то более простое, пусть даже и столь же звучное, но менее тематическое. Он задумывался, а потом вяло отвечал, что привык к ней. Или что это не мое дело. Или что если я придумаю хороший вариант — он его рассмотрит.
В результате я приходил к выводу, что Рюген Морт просто не хочет ее менять — только не знает, почему.

Дворецкий смерил нас взглядом, в котором смешивалось презрение, удивление, любопытство и испуг.
Я легко классифицировал эти чувства — презрение было элементом профдеформации дворецкого, удивление — тому, что прислали именно нас, а не кого-то более… классического, любопытство — по той же причине, что мы были весьма колоритной парочкой, а испуг — ну а кто не испытывает испуг при виде сыщика, расследующего убийство, по которому ты вполне можешь проходить подозреваемым?
— Мне предложили вести это дело, — сухо сказал Рюген.
— Я звонил полковнику Лоуренсу,  — так же сухо ответил дворецкий, заблокировав своим телом проход.
— Я старый друг полковника Лоуренса, точнее, он мой старый друг — и поэтому он предложил вести это дело мне,  — пока Рюген объяснялся, я аккуратно фиксировал нашего собеседника (рост выше среднего, возраст ближе к критическому, внешность около стандартной), а также снимал информацию с помещения (шестиуровневый интер-особняк на тридцать пятом этаже Верхнего Города, стоимость выше люксовой, вкус интерьер-мастера ниже субпрофи).
— Но мы думали, что полиция…  — замялся дворецкий.
— Я имею некоторое отношение к полиции, — спокойно сказал Рюген, постукивая пальцами механической руки по дверному косяку.
— Некоторое?
— Ключевое слово — "отношение". Я могу войти?
— О, да… конечно, — сдался тот.

Дверь была классического типа, рассчитанная на обычных людей, которые не имели привычки таскать у себя на плече что-то — поэтому, переступая порог, Рюген наклонился, а я втянул голову. Дворецкий с любопытством наблюдал за нами. Желая закрепить полученный эффект, я выбил клювом нецензурную морзянку и трижды повернул голову вокруг своей оси.
— Ошо, — укоризненно шепнул мне Морт. — Не трать энергию. Где труп? — спросил у дворецкого.
— Наверху, — отрапортовал тот.
— Вы его, надеюсь, не трогали?
— Разумеется.
— Разумеется, "да" или разумеется, "нет"? — в нашем тандеме было условлено, что на людях вопросы задает только Рюген. Я же брал на себя фиксацию человеческих реакций. Вот и сейчас я моргнул и сделал еще один снимок дворецкого — лицо того выражало абсолютно спокойствие.
— Разумеется, нет. А также, чтобы вы дальше не спрашивали — никто не выходил из этого дома. И не входил тоже. Исключая вас только что.
— Хорошо. Перечислите тех, кто в доме.
— Дети покойного — Эрик Вайс и Эрика Вайс, гость и старый друг покойного — мистер Джулиан Сэрп. И я, — у дворецкого обнаруживались явно военные замашки. Я мог бы поспорить, если бы у филина из металла, полимеров и крохи органики было на что спорить — что наш собеседник служил во времена Войны Городов, возможно даже прапорщиком.
— Кто обнаружил труп?
— Эру. Эр-У. Робот-уборщик.

Дворецкий провел нас наверх, на шестой уровень особняка. До искомой комнаты мы добирались с трудом — коридор был заставлен и завален столами, стульями, креслами, а около самой комнаты возвышался огромный шкаф.
— Хозяин хотел устроить перепланировку уровня, — сказал слуга, наблюдая за тем, как Морт изучает пустой шкаф и рассеянно проверяет — на этот раз пальцем здоровой руки — ближайший стол на наличие пыли. — Все комнаты освобождены от мебели, окна залиты цепраксом, а стены и пол отгрунтованы.
— Поэтому у вас уборщик и заглянул в комнату?
— Не совсем, сэр. Тот запрограммирован в определенное время собирать пыль в помещениях.
— И обнаруживать тела на полу?
— У уборщика в память заложен план расположения основных объектов. Как только то, что он видит при входе, не совпадает с этим планом, робот автоматически фиксирует новый вид, меняет программу, запирает дверь — и направляется ко мне. А я уже прихожу и разбираюсь, в чем отклонение от нормы. Обычно это упавший стул или еще что-то подобное. Старая модель, плохо учится.
Уборщик напоминал небольшой металлический боб на колесиках, с отверстием для манипуляторов и крупной оптической линзой на торце. Покрытие на боках кое-где облупилась, а одно из колес было треснуто.
— Какая поразительная рухлядь, — шепнул я Рюгену.
— Вот кто бы говорил, — пробормотал он мне в ответ.
— Что? — спросил дворецкий.
— Нет-нет, ничего — ответил Морт. — А почему робот такая рух… Почему он такой древний? Разве финансы покойного не позволяли приобрести более… продвинутую модель?
— Хозяин считал, что роботы должны быть чем проще — тем лучше. И упаси Бог — не похожи на человека. Он говорил, что его оторопь берет, когда он видит железяку, похожую на человека.
— Феномен "зловещей долины" — пробормотал Рюген.
— Что?
— Да просто… полагаю, что в таком случае — чрезвычайно жестокая шутка провидения, что его убийство предложили расследовать именно мне?
— Что? — дворецкий сделал вид, что не понимает.
— Ну, от меня его бы отвращение взяло, разве не так? Меха-протез руки, глаза, на лице сетку плохо положили, не так?
Дворецкий замялся.
— Значит, так, — кивнул Рюген. — Но да ладно, это не имеет отношения к делу. Итак, как было обнаружено тело? Только в деталях.
— Эру прибыл на уборку, открыл дверь, обнаружил лежащее тело, закрыл дверь, отправился ко мне, я пришел, Эру открыл дверь, я увидел лежащее тело, подошел, убедился, что хозяин мертв, вышел, Эру закрыл дверь, я сообщил всем в доме, что хозяин мертв, мы пришли, Эру открыл дверь, они увидели труп, убедились, что хозяин мертв, вышли, Эру закрыл дверь, я позвонил в полицию.
— Прекрасно, — с наслаждением сказал Рюген.
— Что, простите?
— Ваш рассказ — он прекрасен. Вы четко и ясно описали весь процесс, без лишних деталей.
— Спасибо.
— То есть получается, что комната была закрыта изнутри, когда произошло убийство?
— Именно так. Если дверь заперта снаружи, то ее можно закрыть как изнутри, так и снаружи. Если же она заперта изнутри, то ее можно открыть только изнури — снаружи же это может сделать только Эру.
— Какая сложная схема. А подобрать ключ?
— Невозможно.
— А как-то… механическим путем?
— Это абсолютно невозможно.
— Выломать из Эру манипулятор?
— Нет.
— Но зачем такая сложность?
— Понимаете ли… — дворецкий замялся. — Когда-то хозяин занимался разными делами… в общем, он хотел, чтобы … ну ему могло понадобиться время, чтобы что-нибудь убрать, чтобы вошедшие не увидели…
— Открывайте, — вздохнул Рюген. — Посмотрим, что там.

Тело лежало посреди абсолютно пустой и голой комнаты, на боку, подтянув ноги к животу — нечто, напоминающее "позу эмбриона", с той лишь разницей, что руки были расположены так, что полностью скрывали лицо, уткнувшееся в локтевые сгибы.
— Ошо, зафиксируй с пяти точек, — сказал Рюген.
— Я возьму еще шестую, на два часа в зените, — предложил я.
— Хорошо, — кивнул он.
Я видел, как вытягивается обрамленное седыми бакенбардами лицо дворецкого — разумеется, тот не понимал нашего разговора. Мы давно выработали этот язык — еще когда Рюген работал охотником за головами в Среднем Городе и у нас подчас не было времени на долгие распоряжения-рассуждения. Слово — снимок — можно работать дальше. Ну или бежать, пока не поймали.
Конечно, сейчас нас никто не торопил — переход на более спокойную и размеренную работу сыщика сказывается на ритме жизни — но отказываться от своих привычек никто из нас не собирался. Да и кто знает, вдруг когда нас снова потянет обратно, на нижние городские уровни.
— Вот тут еще, Ошо,  — попросил Морт, показывая на пол.
Я, аккуратно выставляя на крыльях угол планирования, спустился ниже.
— Разве тут до меня уже был кто-то из полиции? — спросил Рюген у дворецкого.
— Нет, сэр, — ответил он.  — Я же вам рассказал, кто, как и когда тут появлялся.
— А как вы тогда объясните это? — Рюген отодвинулся, чтобы тому было лучше видно.
Я зафиксировал удивленное лицо слуги, а потом едва заметные полузатертые черточки мелом на полу у головы покойного.
— И вот еще, — Морт осторожно приподнял колени трупа.  — И вон там, у стоп.
— Не знаю, сэр, — кажется, дворецкий был искренен.  — Дверь была заперта.
— А в тот момент, когда здесь были люди? Они могли сделать что-то подобное?
— Нет, сэр. Я не заметил ничего такого.
— А разве там можно было что-то заметить? Скорбящие родные и близкие разве не обступили тело?
— Как вам сказать,  — замялся дворецкий.  — Надо сказать, что родные-то особо и не приглядывались.
— А близкие?
— Мистер Сэрп пощупал пульс и очень огорчился.
— А как выразилось его "очень огорчился"?
— "Боже мой! Какой ужас".
— Мда, — сказал Рюген и задумался.
Я еще раз зафиксировал лицо дворецкого. Тот не выглядел опечаленным.
— Сюда, Ошо, — позвал Морт.
Я повернул голову к нему. Он уже перевернул труп на спину.
— Ошо, вот эту борозду на шее. И вот еще это.
"Вот это" было раной на животе, кровь из которой весьма скупо перепачкала рубашку и лежащий, как оказалось, под телом нож.
— И как ты это объяснишь, Ошо? Его задушили, а потом еще и зарезали? А потом –чпок! — и испарились из комнаты?
Я пожал крыльями.
— Я знаю, это риторические вопросы. А где остальные? — спросил он у дворецкого.
— Где-то в доме, — пожал плечами тот.

Подобных Эрику мы с Рюгеном часто встречали в Среднем Городе. И даже иногда в Нижнем. Правда, там такие люди выглядели совсем уж жалко. Здесь же, в Верхнем, благодаря прекрасному питанию, хорошему уходу, великолепной медицине, качественным наркотикам и непаленой выпивке — они имели все шансы дожить до старости. Насколько я знал, Рюген презирал такой тип людей — слабых, безвольных, склонных к алкоголизму, галлюциногенам, девочкам, иногда даже мальчикам, целенаправленно и методично губящим свою репутацию, здоровье, жизнь просто так, потому что они больше ничего не умеют делать.
Я видел, как Рюген старался не кривить губы — все-таки, Эрик был не из отбросов Нижнего Города, хотя по сути не так уж и далеко ушел от них. Я же методично фиксировал облик худосочного, когда-то явного красивого, а сейчас лишь бледной тени себя прежнего, юноши — высокий лоб со старательно припудренной угревой сыпью, водянистые глаза, на крыльях носа следы недавнего кровотечения, тонкие губы, длинная шея с острым кадыком, впалая грудь, нервные пальцы теребят пуговицу…
— А м‑можно она н‑не будет н‑на меня смотреть?
— Это не она, это он,  — пожал плечами Морт.
— Я имел в в‑виду, п‑птица.
— Это не птица, это биоробот.
— Да к‑какая р‑разница! П‑пусть это н‑на меня н‑не смотрит!
— К сожалению, это невозможно. Ошо фиксирует наш разговор. И вас.
— В к‑каком с‑смысле?
— Ну, вдруг мне захочется переслушать наш разговор. И еще раз посмотреть на вас. Тогда Ошо как раз и предоставит запись и снимки.
Эрик поник, как воздушный шарик, из которого приспустили воздух.
— Прежде всего, я хотел бы принести вам свои соболезнования по поводу смерти вашего отца,  — официально заявил Морт.
— С‑спасибо, — вяло ответил Эрик.
— Итак, где вы были в момент убийства?
— В с‑своей к‑комнате.
— То есть, вы знаете, когда именно произошло убийство?
— Н‑нет.
— А как тогда?
— Я п‑просто в‑весь день п‑после общего обеда был в с‑своей к‑комнате! — занервничал парень.
— И чем вы там занимались? — ехидно спросил Рюген. Я понял, что он тоже увидел засохшую кровь.
— Не ваше дело! — истерично выкрикнул Эрик, от волнения даже перестав заикаться.
— Хорошо-хорошо! — миролюбиво поднял руки Рюген.  — Расскажите, как вы узнали о смерти отца.
— Я б‑был в с‑своей к‑комнате. П‑пришел Г‑гастон. С‑сказал, что отец м‑мертв. Я открыл д‑дверь.
— То есть вы открыли ее только тогда, когда узнали, что отец мертв.
— Н‑нет. К‑когда узнал, зачем п‑пришел Г‑гастон.
— А вы всегда так делаете?
— К‑как — так?
— Сначала узнаете, зачем пришел человек?
— Н‑ну разумеется! Это же В‑верхний Г‑город! Тут н‑надо быть н‑начеку!
— Даже в своем доме?
— Т‑тем более в с‑своем доме!
— Боже, как у вас страшно жить, — вздохнул Рюген. — И что дальше было?
— С Г‑гастоном уже б‑была с‑сестра. Я в‑вышел и п‑пошел с ними. М‑мы зашли за м‑мистером С‑сэрпом. П‑потом втроем п‑поднялись, и…
Лицо парня начало подергиваться. Я моргнул и сделал еще один снимок.
Эрик разрыдался.

Я никогда не встречал близнецов, столь похожих — и одновременно столь же и различных. Хотя, справедливости ради, надо сказать, что мы с Рюгеном вообще редко встречали близнецов. Это не самая популярная мутация в Нижнем и Среднем, да и не самая живучая. Видимо, в Верхнем Городе с этим все обстояло иначе.
Я стал фиксировать в том же порядке — белокурая челка падает на высокий лоб, голубые глаза зло прищурены, нос презрительно наморщен, так же презрительно кривятся губы, тонкие пальцы небрежно держат длинную — кажется, с настоящим табаком, который на вес золота даже в Среднем Городе, — сигарету. Ей мы явно не нравимся. И даже неизвестно, кто больше — Рюген, который старается сидеть так, чтобы не было видно изуродованную дурно вживленной мышечно-нервной металлосеткой щеку, или же я, моргающий с тихим щелчком на каждый дюйм ее элегантной комнаты.
— Вам обязательно таскать с собой эту ужасную сову? — да, видимо, я выигрываю в этом конкурсе на самый отвратительный гибрид механики и биологии.
— Ошо филин. Во всяком случае, маркирован он именно так.
— О, и зачем же он вам?
— Он записывает наш разговор. И фиксирует ваше поведение.
Бровь взлетела вверх.
— О, вот оно как! Если бы я знала, что останусь в веках, я бы приоделась по-праздничному.
Она явно языкастее своего брата. И, что хорошо, без дефектов речи. Будет легче расшифровывать запись.
— Прежде всего, я хотел бы принести вам свои соболезнования по поводу смерти вашего отца, — снова официальные нотки.
— Ой, да ладно вам, — махнула она рукой. — Вы его знать не знали — может лишь только как персонажа газетной хроники. Да и, кроме того, разве соболезнование — не чужеродное слово в вашей профессии?
— Я всего лишь хотел отдать дань этикету, — пожал плечами Рюген.
— Этикет вам благодарен.
— Итак, где вы были в момент убийства?
— Я не могу этого сказать. Потому что я не знаю, когда был этот самый момент убийства.
— Два часа назад.
— В своей комнате. Я весь день — после обеда, где мы присутствовали все вчетвером, то есть втроем, а Гастон прислуживал — была в своей комнате.
— А зачем вы тогда спрашивали меня про то, когда произошло убийство?
— Мне было просто интересно.
— Вообще-то это был ваш отец — и вам всего лишь интересно?
— Мне это интересно лишь постольку, поскольку это был мой отец.
— Какие сердечные отношения, — язвительно пробормотал Морт.
— Привыкайте, если вам придется и дальше работать в высшем свете.
— Как вы узнал о том, что он мертв?
— Пришел Гастон, сказал, что отец мертв, мы пошли — ой, и правда мертв.
— А можете поподробнее?
Она вздохнула.
— Я была в своей комнате — читала книгу, если вас это интересует! — раздался стук в дверь…
— А дверь была заперта?
— Разумеется.
— Почему разумеется то, что в своем доме вы запираете дверь?
— Ну потому что мало ли что кому надо будет от меня, когда я не буду желать того?
— Хорошо, пусть,  — кивнул Морт.  — Продолжайте.
— В дверь постучали. Я спросила — кто? "Это я, Гастон" — был ответ мне. Я подошла, отперла дверь. Гастон был бледным — надо сказать, что он никогда не отличался цветущим видом — и выглядел взволнованным. Он пробормотал что-то вроде: "Хозяин мертв, надо, чтобы вы поднялись наверх". Я переспросила — что? Он повторил — "Ваш отец мертв, нужно, чтобы вы поднялись наверх". Я вышла, заперла дверь.
— А вы не слишком часто открываете-закрываете двери?
Она холодно посмотрела на него:
— Видимо, вы никогда не жили в больших домах.
— Да, это верно. Продолжайте.
— Мы прошли к Эрику. Судя по всему, он в тот момент… ммм…  отдыхал.
— Как минимум семью миллиграммами, — ухмыльнулся Рюген, отворачивая от нее лицо.
— Не разбираюсь, поверю вам на слово. Потом — уже втроем прошли к мистеру Сэрпу, поднялись наверх, Эру открыл дверь — да, папаша мертв. Ужас просто.
— Мне показалось, что ваш брат очень переживал по этому поводу.
— Он по любому поводу очень переживает. Кстати,  — проследила она, какую часть ее комнаты фиксировал я в этот момент…  — это импрессионисты — если, конечно, это вам о чем-то говорит.
— Я не люблю такие картины, — небрежно сказал Морт.
— Почему? — без интереса спросила она.
— Они напоминают мне…  — он пощелкал пальцами, подбирая слово.  — Мусор. Хаос. Неразбериху. Намешанные в одну кучу детали, обрывки, мазки.
— Вы примитивны, — небрежно пожала плечами она.  — Вы сейчас можете в отместку за эти слова поднять меня повыше в вашем списке подозреваемых, но я повторю — вы примитивны.
— Почему же?
— Ну, прежде всего, потому что путаете "не люблю" и "не понимаю".
— Да?
— Это свойственно всем примитивным людям. Они не могут что-то понять — не хватает либо их скудного образования, либо столько же скудного мозга, либо как раз в избытке банальная лень — но так или иначе они что-то не могут понять, и вместо того, чтобы повышать уровень образования, развивать мозг или же бороться с ленью, предпочитают убедить себя — и убеждать в этом другим — что им это "не нравится". Они это, видите ли, "не любят". А это уже совсем иной коленкор, да.
— Хорошо, — кивнул Рюген.  — А еще?
Она внимательно посмотрела на него:
— Вы так пытаетесь избавиться от возможных подозрений в скудости вашего мозга?
— Слово "возможные" предполагает, что вы так не думаете? — сухо спросил он.
Она вздохнула и стряхнула пепел с сигареты.
— Я сомневаюсь, что у вас он вообще есть.
— Вот оно как.
— Ну а как иначе? — она обвела его контур сигаретой. — Как иначе? В вас столько… не своего… снаружи, то возникает закономерные вопросы, сколько не своего у вас внутри.
— Не своего,  — просмаковал он.  — Интересный эвфемизм.
Она пожала плечами.
— Но мы уклонились от темы, — сказал он.  — Что еще?
— Ах, да. Вы просто не умеете правильно смотреть такие картины.
— Так научите?
— Надо просто отойти подальше,  — внезапно устало ответила она.  — Не вглядываться в детали — они лишь сбивают. А увидеть всю картину.
Рюген встал и отошел к двери.
— Надо же… — медленно произнес он.  — Забавно. Никогда не думал…
— А вы можете думать? — печально оскорбила она.
— А у вас… у вас есть что-то не свое?
— Ну, во‑первых, не ваше дело. А во‑вторых — да, легкие, последствие юношеской попытки добраться до цеппелинов. Плюс — могу курить сколько угодно. Еще вопросы есть?
— Да.
— И?
— Добрались?
Она потушила сигарету — жестоко, практически размазав ее по пепельнице.

Мистер Сэрп. Короткий ежик седых волос, серый классический — очень дорогой — костюм, серые глаза, серая кожа, серый — практически без интонаций — голос.
— Вас смущает мой Ошо? — спросил Рюген, заметив, как Сэрп смотрит на меня.
— Не то, чтобы смущает — скорее он мне любопытен.
— Это технико-бионическое существо, — пояснил Морт.
— Как вы?
— В этих терминах я бы сказал, что я био-техническое… существо. Я же все-таки человек. А Ошо — робот.
— Не обижайтесь. Я не хотел оскорбить вас.
— Констатация факта не является оскорблением. Я всего лишь поправил вашу ошибку.
— Я просто знаю эти модели. Они были одними из первых. И я, надо признаться, весьма удивлен. Я думал, что эта линейка уже давно пришла в негодность.
— Как видите, Ошо весьма хорошо функционирует.
— Я поражен, да.
— Вы хорошо разбираетесь в старых моделях роботов?
— Только зная старое, можно разрабатывать новое, — развел руками Сэрп. — Моя же фирма как раз и занимается техническими разработками в области роботостроения. Робот, максимально приближенный к человеку, но при этом без биовнедрений…
— Прежде всего, я хотел бы принести вам свои соболезнования по поводу смерти вашего друга, — сменил тему Рюген.
— Спасибо. Это действительно сильный удар для меня. И тем более сейчас, практически при мне…
— То есть вы хотите сказать, что меньше бы расстраивались, если бы это произошло, если бы вы были не здесь?
— Знаете… человек, очень сложное психологическое существо. Я бы тогда мог вытеснить из своего сознания мысль о смерти моего друга и думать, что он жив — просто не в состоянии со мной связаться…
Рюген задал ему те же вопросы — а Сэрп дал ему те же ответы, с поправкой на себя. Да, он встретился со своим другом и его семьей за обедом, а потом весь день находился у себя в комнате. Он любит интимность пространства, поэтому запер дверь и открыл ее только когда постучал дворецкий — как там его зовут? С дворецким уже были молодые Вайсы, и все вместе поднялись наверх, робот открыл дверь, его друг был мертв, это ужасно. Вот, впрочем, и все.
— Я бы еще очень бы хотел, чтобы убийца был найден сегодня до вечера, — попросил Сэрп, когда Рюген собрался уходить.
— Вот как?
— Да. Просто понимаете, я тут проездом… Челнок заберет меня вечером из Новой Гедонии обратно в Эринию. Я же живу и работаю там — а тут был в гостях.
— Ах, да "из города выдачи нет"?
— Вот именно, — кивнул Сэрп. — Вот именно. Мне бы не хотелось, чтобы несправедливое подозрение пало на меня…
— Несправедливое?
— Разумеется, я же невиновен. Разве у вас другое мнение?
Рюген пожал плечами.
— Так вот, я и говорю, что мне не хотелось бы, чтобы несправедливое подозрение пало на меня, но все бы говорили, что в связи с "из города выдачи нет" я ушел от наказания, — развел руками Сэрп.
— Вас так волнует этот моральный аспект?
— Меня волнует то, что в таком случае настоящий убийца останется безнаказанным.

— Запиши, Ошо, — сказал Морт через полчаса, просматривая снимки, сделанные мною и взятые у уборщика. — Запиши, что это самое глупое дело, с которым я… кхм… имел дело. Оно до невероятности скучное и унылое — при всей своей… кхм… невероятности.
— Давай, я сам буду литературно оформлять твои выкладки, — предложил я.
Рюген вздохнул.
— В любой из тех книг, что я читал, это было бы завязкой невероятной, увлекательнейшей детективной интриги! "Убийство в запертой комнате"! Всего четверо подозреваемых! И у каждого нет алиби!
— Не так громко,  — попросил я.  — Мои уши слишком чувствительны. Меня все-таки делали по проекту настоящих филинов.
— Извини, Ошо. Итак, удивительное убийство. Четыре человека, у каждого из которых мог быть свой мотив. И при этом — поразительная, невозможная скука. Всем просто наплевать на то, что Вайс умер. И тем более наплевать, что его убили. И знаешь, что Ошо… мне кажется, что мне тоже становится на это наплевать.
— Это плохо, — сказал я.  — Это мешает делу.
— Это уже помешало, Ошо. Мне даже не хотелось вести с ними беседу. Да, я задал какие-то вопросы по делу… но потом разговаривал уже просто так. Ну да, крупный магнат убит. Ну да, его труп все еще тихо коченеет в пустой запертой комнате наверху. Но — ну и что? Король умер — да здравствует король. Минус один магнат — плюс новый магнат.
— Это непрофессионально, — заметил я.
— Я знаю, Ошо, знаю. Когда я работал охотником за головами — там все было просто. Были преступники, которых нужно поймать, был город, из которого их нельзя выпустить. Были правила, по которым эти люди были преступниками — я понимал и принимал эти правила.
— Или не принимал, — уточнил я.
— Ну да, — кивнул он. — Иногда. Совсем редко. В совсем частном случаях. Но как бы то ни было, Ошо — я знал, на что работаю. А тут… Мне все равно. Это неправильно. Сыщик должен быть заинтересован в деле.
— А у тебя никак не получается?
— Нет,  — помотал он головой.  — Никак. Ведь поводов для заинтересованности в деле не так уж и много. Деньги? О них речь не шла. Справедливость? Прости Господи, какая справедливость в Верхнем Городе. Профессиональная гордость? Ну только если она. Загадка? Скука окружающего убивает ее. Знаешь… я все чаще и чаще задаю себе вопрос — может быть, в том, что во мне остается все меньше и меньше… живого, может быть, в этом есть свой резон? Безжизненный, бездушный механоид расследует преступления равнодушных и скучных людей. Скажи, Ошо, когда я могу уже не думать о себе в контексте человеческого? Когда от меня останется десять, пять процентов себя? Или только имя будет моим? Что делает человека человеком?
— Это дело на тебя дурно влияет, — пожал я крыльями.  — Развяжись с ним побыстрее. Вот тебе и заинтересованность — избавься от него в кратчайшие сроки. Правда, разумеется, не в ущерб качеству. Не ткни пальцем в первого попавшегося.
— Обижаешь, Ошо.
— Ну вот тебе и интерес. Слабо управиться до вечера?
— А если окажется, что слабо?
— Ты сменишь фамилию.
Морт посмотрел в окно.
В небе парили огромные неповоротливые туши цеппелинов, заброшенные со времен Войны Городов.
— Как ты считаешь, — спросил он меня. — Если попытаться куда-то добраться вдвоем, а не в одиночку, это получится?

Через час после этого нашего разговора все подозреваемые было собраны в гостиной. Рюген старался не улыбаться — но я видел, что он безумно рад. Кажется, и в этот раз со сменой фамилии у меня ничего не получилось.
— Возможно, это несколько старомодно, господа…  — начал он. — Но мне захотелось, чтобы это дело было завершено именно так.
— О, уже даже завершено? — ехидно спросила Эрика, закуривая.
— Не знаю, обрадует вас это или огорчит — но да, оно уже завершено.
Морт помолчал.
— Скажу сразу — мне почему-то было неинтересно это дело. Я даже обсуждал это с коллегой.
— С вашим диктофоном? — снова подала голос близнец.
— Для меня он коллега, — терпеливо сказал Рюген.  — И прошу вас относиться к нему именно как к моему коллеге. То есть, если вы уважаете меня, то уважайте и его. А если вы не уважаете меня, — он посмотрел на Эрику,  — то хотя бы уважайте его.
Девушка пожала плечами.
— Я не мог понять — зачем, — начал Морт. — Зачем такая сложность — убийство человека в запертой комнате, или же создание впечатления, что убийство произошло в запертой комнате? Как это произошло — второй вопрос. Точнее, вопрос, который должен быть вторым, но неизменно выходит на первый план.
Он похрустел пальцами механической руки.
— Но зачем? Мистера Вайса можно было убить где угодно — а потом так же где угодно спрятать, хотя бы в том же шкафу, что стоит в коридоре около пресловутой комнаты. До ужина никто бы не хватился хозяина дома, потом бы его нашли роботы-слуги… Это было бы гораздо проще. Потом бы появилась полиция, навела справки, осмотрела рану… и поняла бы, кто убийца.
— Думаете? — спросил Сэрп
— Уверен, — кивнул Рюген.  — По большому счету, это было бы дело часа, не более. Даже если бы у вас всех отсутствовало алиби — как, впрочем, и сейчас — это было бы дело часа.
Он все-таки не удержался и усмехнулся. Да, это выглядело жутковато.
— И я понял. Убийство в запертой комнате совершилось ради того, чтобы это была именно запертая комната. Это и было самоцелью.
Он сделал паузу.
— Но я еще попутно понял, как это убийство было совершено.
— Попутно? — удивился Сэрп.
— Да. Потому что в тот момент было уже неважно, как это именно произошло. Ведь я уже нашел убийцу.
— Погодите… вы выяснили, кто убийца, до того, как поняли, как было совершено убийство?
— Да.
— Но… по какому признаку?
— По тому, как оно нам было подано.
Рюген встал.
— Мой Ошо не просто диктофон, фотоаппарат и мой коллега, его память еще набита всеми книгами-детективами, которые когда-либо видели свет. Вам уже ничего не скажут эти имена — да и мне, честно говоря, тоже они ничего не говорили когда-то. Это уже сейчас только по стилю и интонациям, до того, как будет названо имя главного героя, я смогу отличить историю Агаты Кристи от рассказа Конан-Дойля… В этих детективах уже есть все возможные варианты преступлений, типы убийц, мотивации их поступков…
— То есть, вы просто быстро прочитали книжки и нашли нечто похожее? — усмехнулась Эрика.
Рюген покачал головой.
— Нет, ни в коем случае. Я еще не прочитал все книги, что в Ошо — но даже если бы это было так, то я бы не смог запомнить их. Один весьма знаменитый в свое время герой детективов — некий Шерлок Холмс — говорил, что человеческий мозг обладает конкретной вместимостью. И нечего забивать его тем, что потом не понадобится — в ущерб действительно важным для работы вещам. И Холмс знал лишь только то, что ему было нужно — будучи весьма необразован во многом другом. Вполне вероятно, что это всего лишь художественный прием — но кое в чем автор прав. А именно в том, что человеческая память действительно весьма избирательна. Так что я даже и не стал копаться в ней. Я пошел по другому пути.
Он сделал паузу. Я хотел сказать ему, что он перебарщивает с театральностью, но передумал. Мне тоже было интересно.
— Был такой автор — Честертон, который, кроме всего прочего, писал и детективные романы. И в этих романах главным героем — собственно, сыщиком — был некий патер Браун, милый кругленький человечек, который, будучи священником, при этом гениально раскрывал преступления. И когда его спросили, как он это делал — скромно ответил, что он и был преступником.
— С‑силен с‑священник! — выпалил Эрик.
— Вы тоже ничего не поняли,  — улыбнулся Морт.  — Тот герой, кто спросил об этом Брауна, тоже не понял его реплику. На самом деле патер имел в виду, что он начинал мыслить как преступник.
— Т‑то есть в‑вы хотите с‑сказать, что…
— Да, именно так. Я попытался понять, зачем убийца провернул такую сложную схему — и в тот момент понял, кто он.
Рюген сделал паузу.
— И? — напряженно спросил дворецкий.
— Я сейчас понимаю Эркюля Пуаро, — мечтательно протянул Морт.
— Кого?
— Да, еще одного героя детективных романов. Он очень любил собирать всех подозреваемых в одной комнате и выступать перед ними с долгой речью о том, как он раскрыл преступление — и только потом, в самом конце, сообщать, кто же убийца. Да, в книге это выглядело занимательно и напряженно — только я не мог понять, зачем это ему нужно было на практике. Неужели нельзя было просто сказать — "убийца ты, потому что так и так"? Зачем было все это "это было так, но я думал, что эдак, оказалось, что я ошибся, потом я понял все правильно, это было вот так, не правда ли, господин Смит"? А вот сейчас я понимаю. О да! Сейчас я понимаю, зачем это!
Он хлопнул в ладоши.
— Я судил тогда по своему опыту охотника за головами. Там же совсем другой ритм жизни — погони, засады, маскировки, вынюхивание. А здесь все иначе. Копание в людских интригах, взаимной ненависти, изощренного ума и отчаянной глупости. Ты вымазываешься грязью тут куда больше, чем на самых нижних этажах нижнего города.
— Это очень пафосно, — стряхнула пепел Эрика, — Но нельзя ли ближе к делу.
Рюген усмехнулся. Эрик поежился.
— Это маленькое наслаждение — игра с властью. Не с властью сильного — а с властью знающего. Вот вы — два наследника, один магнат и даже вы, дворецкий, получающий за месяц больше, чем я напахивал за год — вы все обладаете в той или иной степени властью над людьми. Денег ли, статуса ли — Гастон, я видел, каким взглядом вы смерили меня при встрече, это тоже последствия какой-никакой да власти. А сейчас вся власть тут у меня. Я могу ткнуть на любого из вас пальцем сказать — "убийца — ты!". И все, никто ничего не сможет поделать.
— Если вы ткнете на невиновного, то он сможет доказать вашу неправоту, — пожал плечами Сэрп.
— Если сможет. Я несколько знаю ваш мир. В нем можно доказать свою невиновность, только если в ней будут заинтересованы окружающие. Если же им выгоднее, чтобы виноватым назначили вас — то так оно и будет. Здесь же один человек — сам убийца — заинтересован в том, чтобы виновным назначили кого-то другого, а всем остальным на это наплевать.
Рюген вздернул подбородок вверх.
— Так что это моя плата за сегодняшнюю работу — подержать вас в руках и посмаковать свою власть.
— Это мелко, — сказала Эрика.
— Наверное, — согласился Рюген. — Но мне это пока нравится. И я опять отклонился от темы. А ведь… Ошо, который час?
— Пять, — сказал я.
— Пять, — повторил он. — Господин Сэрп, когда у вас челнок на Эринию?
— Через три часа. Надеюсь, что вы успеете рассказать свою захватывающую историю к этому времени.
— О, не беспокойтесь. По сути, осталось совсем немного. — Итак, как бы построить свой рассказ… — побарабанил он пальцами по подбородку. — Думаю, что я все-таки пойду по наиболее извилистому пути.
Он откашлялся.
— Вы видели позу, в которой лежало тело? Разумеется, для вас она могла ничего не говорить, но для меня она была… по меньшей мере странной. Человек не падает так. Это больше похоже на судороги после принятия какого-нибудь яда, но как правило, после подобных ядов окоченение наступает слишком быстро — раньше, чем обычно. Окоченение же тела мистера Вайса шло по обычной схеме. Затем — удушение и удар ножом. Удушение явно привело к смерти — об этом говорит ножевая рана, которая была нанесена посмертно. Нож, который лежал под животом… Все эти детали выглядят так… странно. Даже слишком странно…
Рюген помолчал.
— Убийца сначала задушил. А потом спрятал тело в шкаф, что стоит в коридоре. Затем запер дверь изнутри и лег в позе, в которой его невозможно было признать. Он знал, что с минуты на минуту придет робот-уборщик, увидит нечто непонятное во вверенном ему помещении, зафиксирует все — и уйдет. Заперев дверь снаружи — что можно будет спокойно открыть. Затем убийца встал, вынул тело из шкафа, перенес его в комнату — уложил его на пол — точь-в‑точь такой же позе, какой лежал и сам. Вот отчего и зачем были те меловые метки на полу! Да, забыл сказать. Нанес покойному удар в живот — просто так, чтобы запутать следствие — и только потом уложил на пол. А потом спокойно вышел, заперев дверь снаружи — и поднялся в свою комнату. И стал ждать паники — точнее сдержанного любопытства — и прибытия полиции.
— Но почему он так сделал? — развел руками Сэрп.
— Зачем, — уточнил Морт.  — Здесь нужно говорить "зачем". Все преступления — особенно связанные с убийствами — делятся на те, что "почему?" и те, что "зачем?". Убийства "почему", как правило, спонтанны. Они совершаются или в состоянии аффекта, или полными идиотами. Убийства "зачем" иные. Они имеют расчет и смысл. Лишь иногда в них вкрадывается "почему" — если по какой-либо причине предмет или объект "зачем" не сработали. Например, от первого же удара по голове молоток разлетелся на части, пришлось добивать жертву подвернувшимся под руку телефонным справочником.
Эрика звонко рассмеялась.
— Спасибо, — сказал Рюген. — Любое действие человека вообще можно рассматривать с позиции "почему" и "зачем".
— Вот как, — хмыкнула Эрика.
— Вот, например, ваши реплики, которые перебивают мою речь, — спокойно продолжил Рюген.  — Я прекрасно понимаю, что это пафосное и театральное выступление — но я заранее предупредил, что так это и будет выглядеть. Можно задать вопросы "почему" вы это делаете, и "зачем".
— Попробуйте,  — усмехнулась Эрика.
— "Почему" вы это делаете? Потому что вам скучно. Почему вам скучно? Сейчас будет известен убийца, это же кульминационный момент! Так часто делает сам преступник, да. Чтобы ввести сыщика в растерянность. Или выставить его идиотом, чтобы никто не поверил ему. Это хорошо действует особенно в тех случаях, если сыщик сам по себе является несколько эксцентричным. Может, даже просто странным. Ничего общего не находите?
— То есть, вы только что сказали, что я — убийца? — подняла бровь Эрика.
— Что? Ах да… то есть нет, я всего лишь привел вам пример.
Эрика усмехнулась.
— Вы перебиваете меня "затем", чтобы быть чуть выше всех здесь.
Девушка побледнела.
— Только человек, желающий быть выше всех, будет пытаться забраться на цеппелины. И только потерпевший в этом неудачу, будет упорно биться дальше.
Эрика молчала.
— Думаю, что из данного диалога вы сделали вывод, что я не считаю мисс Вайс убийцей, — обратился Рюген ко всем.  — Она можете покинуть эту комнату, если хочет.
— Думаю, я задержусь…  — дрогнувшим голосом сказала она.
— Любопытство! — возвестил Рюген.  — Любопытство, которое, как известно из старой пословицы, сгубило кошку. И чуть было не сгубило все это дело. А спасло его — как ни странно — все то же тщеславное желание мисс Вайс быть выше, покрасоваться перед случайным собеседником. Никогда ничего нельзя делать в одиночку, только вдвоем, только вместе с кем-то ты докопаешься до истины, ты достигнешь высот… ты будешь там, где хочешь быть. И этот "кто-то" может появиться совершенно внезапно — сам не ожидая, да подчас и не желая этого.
— Вот как? — спросил Сэрп.
— Есть такая фраза "за деревьями не видно леса", — пояснил Морт.  — В старых книгах сыщики так упорно лопатили каждую долю дюйма в поисках улик… Так собирали каждую крупинку пепла, по которой они могли бы восстановить всю картину преступления… Что я, признаюсь, оказался в такой растерянности перед этой тайной пустой и закрытой комнаты, что мне стало скучно и захотелось бросить все это дело. Я просто не знал к чему подступиться. И если бы я начал действовать, как старые мастера, то просто бы запутался во всех деталях. Да и не только я. Любой бы полицейский не смог бы — во всяком случае, быстро — разобраться в этом деле. И если бы не краткая и экспрессивная лекция мисс Вайс по поводу импрессионистов… Я всего лишь отошел подальше и перестал смотреть на детали. И увидел всю картину! В которой совершенно были неважны никакие детали!
Рюген перевел дух.
— Зачем все эти сложности? Чтобы запутать полицию. Чтобы вместо того, чтобы искать убийцу, они задались бы вопросом — как произошло убийство. И потратили бы на это часы. А может даже дни. Или — о ужас! — неделю!
— Но все равно бы нашли? — улыбнулся дворецкий.
— Я не склонен переоценивать нашу полицию, — уклончиво ответил Рюген. — Но думаю, что нашли бы. Но только даже завтра это было бы уже бесполезно.
— Почему?
— Потому что с города выдачи нет. Не так ли, мистер Сэрп? Старое правило, оставшееся еще с Городских войн? Города не имеют общей юрисдикции. Преступление, совершенное в одном, не имеет никакого веса в другом. Приехать сюда, убить старого друга — друга ли? — и обставить все так, чтобы уехать, совершенно официально уехать до его раскрытия. Всем наплевать на покойного мистера Вайса. Верхний Город — всем наплевать на всех, а большинству еще и на себя. Только несчастная полиция уныло отдувается за наличие старых законов — есть труп, значит нужно расследовать и найти убийцу. И они находят — прекрасно находят! И вы знали, что они найдут — просто вам нужно было их чуть придержать. Заманить мистера Вайса в пустую комнату… это было легко, тут все параноики, сидящие под замками… знать, что именно эта модель робота — а вы же работаете со старыми моделями! и думаю, что причина убийства могла быть именно в расхождении взглядов на антропоморфность роботов, которая вылилась в проблемы с финансированием ваших проектов — делает снимки именно с такого ракурса… продумать позу… Дьявол в деталях — и вы выпускаете этого дьявола. А потом разыгрываете небольшой спектакль — вам даже не нужно напрягаться, тут никому неинтересна скорбь. И все. Потом лишь дождаться, пока полиция провозится до момента Х, развести руками — вас, как гражданина другого города, не могут задерживать по причине всего лишь подозрения — и улететь. Все.
Наступила тишина.
— Вы не докажете, — ответил тот.
— Если б вы знали, как часто эта фраза звучала в старых книгах, — улыбнулся Рюген.
— И как на нее отвечали?
— По-разному.
— И как ответите вы?
— Лишь то, что никто из здесь присутствующих не заинтересован, чтобы доказывать вашу невиновность.
Молчание.
— Всем наплевать на всех, да. В том числе и на вас. Ошо, ты все записал?
— Конечно.
— Замечательно. Пошли скриптограмму полковнику Лоуренсу, что мне в течение часа нужен человек, обладающий полномочиями ареста в Верхнем Городе. Скорее всего, это будет он сам.
— Хорошо, — ответил я.
Наступила тишина.
— И что там в ваших старых книгах происходит потом, когда преступник найден? — вдруг спросила Эрика.
— Я не знаю, — беспомощно признался Рюген. — Кажется, это авторам было уже неинтересно.

Вчера я снова сказал Морту, что его фамилия несколько претенциозна — особенно учитывая то, чем он сейчас занимается, и тем более учитывая то, чем он занимался раньше — и предложил сменить ее на что-то более простое, пусть даже и столь же звучное, но менее тематическое. Он задумался, а потом ответил, что, учитывая то, чем он сейчас занимается — а тем более, чем он занимался раньше — весьма вероятно, что скоро она будет единственным, что у него останется своего. И чтобы я катился со своим предложением ко всем чертям — или что там у старых занудных филинов.
И я понял, что он ответил на свой самый главный вопрос.
А еще мы на днях будем пытаться добраться до цеппелинов.
Втроем.