Пора! Ник выключил свет в каюте и приоткрыл дверь в коридор пассажирского отсека. Мерцающее облачко нанопыли не спеша плыло под потолком в сторону его каюты. Опять наблюдение, все коридоры просматриваются! Все из-за этих экспонатов! Тратят огромные деньги, возят музейный хлам с Земли на Регдонд и обратно и называют это культурным обменом! Впрочем, если бы не хлам и не обмен, на этом гравилете Нику было бы нечего делать.
Нанопыль уплыла за поворот. Отлично! Теперь скорее за дело, пока не проснулись музейные девицы. Ник выскользнул в коридор и остановился перед соседней дверью, на которой красовалась надпись светящейся краской: "Экспонаты". Ник приложил руку к сенсору, рядом с дверью облачком всплыл маленький голубой мираж с надписью: "Богаткин Николай, охрана, вход 5.00 бортового времени". Дверь бесшумно отошла в сторону, Ник скользнул внутрь и вытащил из кармана черную коробочку служебного компьютера. Так, вот аварийная программа-ключ для контейнера, Смарагдов сам вписал ее в компьютер Ника перед полетом на Регдонд.
А где сам контейнер? А, вот он — плоская пластиковая коробка с ручкой, зажатая между допотопной ручной прялкой и потрескавшимся деревянным сундуком. Скорее, скорее, пока музейные девицы досматривают последние сны!
Подхватив контейнер, Ник уселся на сундук. Так. Соединиться, активировать программу, нажать кнопку. Готово! Контейнер открылся, и между коричневых стенок показалась лохматая стопка бумажных листков. Неровные ярко-синие строчки ползли по страницам вкривь и вкось. Ну и ну! За этот мусор — двести тысяч? Грязные листки, исписанные невесть сколько лет назад — что здесь хорошего, за что такие деньги? Какой-то дурак, еще в те времена, когда писали от руки чернилами, измарал кучу бумаги, забросил подальше, чтоб не мешали, а теперь другие дураки нашли и начали крик. Ах, двести лет! Ох, написано во времена полета Гагарина! Талантливо, бессмертно, настоящая рукопись, написанная чернилами! И берут этот хлам в музей, и кладут в кондиционированную витрину — как бы не выцвела, как бы не усохла, как бы не отсырела! А денег на это сколько уходит — Ник столько не видел даже в те времена, когда его еще не выперли из военного космофлота.
И ладно бы ахали над бумажками восторженные девицы вроде Татьяны Аргасовой, которая нашла эту рукопись в каком-то архиве в Светлогорске! Но ведь и Смарагдов — серьезный, денежный мужик, председатель спонсорского совета музея — тоже трясется над этим мусором! Зачем ему понадобилась рукопись, да еще за такие деньги? Дома ее держать, смотреть на нее каждый день что ли? Он ее даже показать никому не сможет, а если не показывать, то зачем вообще хорошие вещи иметь? Ну, Смарагдов, конечно, известный коллекционер, председатель спонсорского совета музея, ему виднее.
Ник расстегнул комбинезон, достал из кармана, пришитого с изнанки на груди, плоский сверток в темном пластиковом пакете и вынул еще одну растрепанную пачку исписанной бумаги. Ну-ка, посмотрим, как там сработали художники, которых нанял Смарагдов. Ого! Да их не отличить! Те же поднимающиеся к правому краю кривые синие строчки, те же круглые буковки, на первой странице даже размазанная клякса в углу точь-в-точь такая же. Ник зашуршал страницами — и дальше все один к одному! Да, Смарагдов недаром платил художнику за эту подделку!
Но разглядывать некогда! Надо быстрее шевелиться! Ник положил рукопись из контейнера в пакет и, расстегнув комбинезон, положил пакет в большой карман, пришитый с изнанки на груди. От рукописи пахло старьем и кислыми женскими духами. С двадцатого века сохранились, что ли? Ну да, девчонки в те времена были такие же, как теперь — поливают духами что попало. Ник застегнул карман на липучку и положил в контейнер поддельную рукопись. Ну вот и все. Двести тысяч, можно сказать, в кармане. Через неделю, когда гравилет сядет на Земле, а рукопись окажется у Смарагдова, Нику больше не понадобится ни работать в охране, ни служить в космофлоте.
А теперь — скорее к себе! Ник выскочил в коридор, захлопнув за собой дверь. Голубой мираж выскользнул из замка. "Богаткин Николай, выход, 5.05 бортового времени". Ах, черт, как он не сообразил! Замок же записал время входа и выхода! Как теперь объяснить, зачем он ни с того ни с сего явился в каюту с экспонатами? Сказать, что сигнализация на его компьютере сработала? А где запись о срабатывании? Или притвориться, что почудился запах дыма? А кто в это поверит? Стоп! Дым можно устроить прямо сейчас. А когда сработает пожарная сигнализация, и музейные девчонки бросятся спасать свой любимый хлам, никто не обратит внимания на то, что Ник Богаткин открывал дверь на пять минут раньше. Вот это мысль!
Отбежав от двери с надписью "Экспонаты", Ник оглянулся. Нанопыли поблизости не было. Выдернув из поясного кармана лучевик, он приставил дуло к бледно светящейся обшивке стены. Кнопка спуска ушла в рукоять пистолета, дымок завился вокруг почерневшего, пузырящегося пластика. Эх, слабоват лучевик! Когда он служил в космофлоте, пистолет у него был вдвое мощнее, но разве музейному охраннику приличное оружие дадут?
Черная дырка увеличилась, расплылась по стене, как клякса, в глубине блеснул пучок световодов и кабелей. Отлично, еще немного! Световоды замигали, в коридоре стало темно и запахло горелой изоляцией. Готово! Ник помахал включенным лучевиком, и луч заплясал, делая края отверстия рваными. Пусть думают, что само загорелось, изнутри! Темный вонючий дым пополз по коридору, зазвенела пожарная сигнализация, и Ник взлетел под потолок, едва не ударившись об него головой.
— Внимание, внимание! Экипажу и пассажирам спецрейса "Культура-101", Регдонд — Земля! — загремел синтетический голос пожарного извещателя. — Просьба соблюдать спокойствие! Пассажирам правого борта немедленно начать эвакуацию согласно схеме, находящейся на стене коридора! Работает автоматическое пожаротушение, искусственная гравитация отключена!
Скорее к себе! Черный едкий дым заклубился возле стены, струи остро пахнущей желтой пены ударили вдоль коридора. Ник едва успел нырнуть в каюту и запереть за собой дверь, как в нее заколотили чьи-то руки и ноги.
— Николай! Ник! Просыпайтесь! Пожар! — закричал пронзительный голос в коридоре.
Протирая глаза и зевая, Ник открыл дверь, и увидел, как взъерошенная тощая девица, размахивая в невесомости длинными руками и ногами, подлетает к каюте с экспонатами. Она с размаху хлопнула ладонью по сенсору и нырнула в открывшуюся дверь. "Аргасова Татьяна, сотрудник музея. Вход 5.11 бортового времени", — сообщил мираж. С другой стороны коридора, кашляя и отмахиваясь от дыма, появились еще две девчонки, влетели следом и закричали так, что даже мираж замигал.
— Куда нести? Где схема эвакуации?
— Да вот она, но это же для людей!
— А экспонаты куда? У меня восемнадцатый век!
Отлично! Через минуту здесь будет такая неразбериха, что можно будет угнать гравилет вместе с командиром. Татьяна высунулась в коридор, держа в руках коричневый контейнер и пытаясь увернуться от очередной желтой пенистой струи.
— Николай! Вы охрана, вы все знаете, скажите, куда при пожаре эвакуировать экспонаты? Они же горючие, особенно рукопись! Придумайте что-нибудь, Ник!
Ну, уж нет! Как раз придумывать он ничего не будет!
— Спокойно, девушки, спокойно… — проговорил Ник. — Я, конечно, за охрану отвечаю, но здесь не музей, а гравилет. Тут командир главный, спросите у него…
— Сейчас! — Татьяна рванулась вперед, прижимая к себе контейнер, но тут же врезалась в стену. Дым закрутился вихрем у нее над головой. — Девочки, оставайтесь здесь, а я к командиру!
Торопливо подгребая одной рукой, она улетела за поворот. Остальные повисли перед дверью, держа в руках свои бесценные экспонаты.
Минуты шли одна за другой, Татьяна не возвращалась. Дым рассеялся, пенные струи пропали. Два робота-ремонтника выползли на присосках из технического отсека и двинулись по стене, ища повреждения. Где же Татьяна с контейнером? Поддельную рукопись нельзя упускать из виду, мало ли что может случиться!
Ник оттолкнулся от стены, чтобы лететь в пультовую, и всей тяжестью обрушился на пол. Рядом завопили девицы и загрохотали экспонаты. Что такое? Почему без предупреждения включили гравитацию? Ник попытался вскочить на ноги, но к ним будто привязали гири. Откуда такая гравитация? Не нормативные восемьдесят процентов земной, а все двести процентов! Он с трудом поднялся, держась за стену. Должно быть, это от гравидвигателя, на военных кораблях такое бывает. Но на пассажирском должен быть гравикомпенсатор, почему его не включили? Ник двинулся по коридору. Дверь в пультовую была открыта, и оттуда слышался пронзительный голос Татьяны.
— Господин командир! А нам обязательно садиться на Вивант? Экспонатам это не повредит?
Ник заглянул внутрь. Над пультом висел зеленоватый мираж грависвязи, в котором виднелись какие-то заросли, а Татьяна вертелась в свободном кресле рядом с командиром и двумя пилотами, держа на коленях коричневый контейнер.
— На Вивант в любом случае будем садиться для ремонта, — мрачно объявил командир. — Повреждена проводка автоматики гравикомпенсатора, а по технике безопасности везти вас с неисправным компенсатором я не имею права!
Вот это да! Ну кто же мог знать, что эта проводка именно там! И что за планета — Вивант? Ник слышал, что закрытая, посадок гражданских кораблей на ней не бывает. Кто его знает, что там происходит? Впрочем, может быть, остановка пойдет Нику на пользу. Если возникнут вопросы насчет подделки, всегда можно будет сказать, что настоящую рукопись украл кто-то на этом паршивом Виванте.
В мираже появилось загорелое до черноты усатое и бородатое лицо.
А это кто такой? Татьяна воодушевленно подпрыгнула в кресле.
— Ой, господин Ларионов! Скажите пожалуйста, как быть с нашими экспонатами? — зачастила она. — Они же все из растительной органики, а некоторые даже из животной! Тканевые платья девятнадцатого века, да еще с вышивкой! Парча восемнадцатого века, кожаная сбруя — тоже восемнадцатого! Все это когда-то было живыми организмами, а вы говорите — в биополе вивантов все оживает и растет! Так что же, из платьев лен вырастет, а из ремней — корова?
Биополе вивантов? Но Вивант — это же планета! Какая корова? Что за глупости? Вот и толстый тип в мираже хрипло смеется, топорща выгоревшие усы.
— Ну не так уж все страшно, Татьяна! Целая корова вряд ли вырастет, разве что шерсть на ремне прорастет или он форму поменяет, новые клетки нарастут. Со льном хуже, конечно, тут могут целые волокна вырасти, стебли, цветы — расцветет платье, как поле. Эти виванты даром, что невидимы — они и сами растут, и любую жизнь заставляют расцвести, и на любое биополе действуют. Да на самом деле они и сами — биополе. Потому так и зовутся — виванты, живые!
— Живые? Заставляют расцвести? Но это же недопустимо, это музейные экспонаты, подлинники! Им по триста, а некоторым по четыреста лет! — не унималась Татьяна.
Тип в мираже снова заулыбался. Вот тоже смешливый нашелся!
— Но если они такие старые, то они совсем не вырастут! — сказал он. — Мы когда только начинали терраформирование Виванта, проделывали разные опыты с биополем вивантов. Виванты могут оживить только ту органику, которая моложе пятидесяти земных лет, вот та будет расти, и очень быстро. За полчаса хлопок не только вырастает из нитки, но и зацветает, и лен тоже. Но старые нитки — ни под каким видом! И синтезированная органика, из которой современные комбинезоны делают, тоже будет в порядке. Это я вам говорю как научный руководитель терраформирования Виванта.
— Ой! — взвизгнула Татьяна, вцепившись в контейнер обеими руками. — Ой, господин Ларионов, а бумага? Бумага на Виванте не прорастает?
Ее голос задребезжал от слез, как будто она готова была закатить истерику. Бумага? А если рукопись действительно прорастет на этом их паршивом Виванте? Смарагдов ничего не заплатит, и прощайте тогда двести тысяч!
— Это вы о Светлогорской рукописи беспокоитесь? — воодушевился научный руководитель в мираже. — Знаю, знаю, вы только что возили ее на Регдонд! Но волноваться не надо! Целлюлоза ожить в принципе не может, а древесная масса, которую в двадцатом веке добавляли в бумагу, могла бы прорасти, только если бы ее сделали недавно. Светлогорской рукописи двести лет, с ней все будет в порядке. Как говорится, что написано пером, не вырубить топором! И может быть, вы ее нам покажете, пока будет идти ремонт? Расскажете что-нибудь, как на Регдонде, в порядке культурного обмена!
Ага, значит, настоящая рукопись, которой двести лет, не прорастет, но тогда надо срочно вернуть ее в контейнер! Если во время этих показов и рассказов кто-нибудь увидит проросшую подделку, начнется такой скандал, что из музея попрут не только Ника, но и Смарагдова. Ни двухсот тысяч, ни приличной работы, хоть на завод иди! Но как бы забрать у Татьяны контейнер, чтобы никто не обратил внимания? Она вон и так шмыгает носом, вот-вот разревется или устроит крик! Что это ее так проняло? Ведь не за рукопись же эту дурацкую переживает? Вроде этот толстый в мираже ничего особенного не говорит…
— Я большой поклонник "Высоких звезд", с тех самых пор, как вы нашли в прошлом году ее рукопись на старом комбинате в Светлогорске! — заливался научный руководитель. — Как хорошо, что ее успели опубликовать к двухсотлетнему юбилею полета Гагарина! Прекрасная книга — умная, романтичная, веселая! Талантливые люди были наши предки россияне!
А какие отличные миражные фильмы сделали по "Высоким звездам" в этом году, я их все пять видел! Особенно последний — мюзикл в духе двадцать первого века, прекрасная стилизация!
— Прошу прощения, господин Ларионов, — прервал его восторги командир. — Разговор вы закончите на Виванте, а сейчас я прошу всех разойтись по местам. Начинается торможение!
Ага, сейчас Татьяна пойдет к себе, и Ник перехватит ее и контейнер с подделкой в коридоре!
— А вы, Татьяна, можете не уходить. Положите ваш контейнер в ящик, и закрепите фиксатор, — сказал командир, включая внутреннюю связь. — Внимание, внимание! Начинается торможение! Всем по местам! Кто там еще стоит у дверей! Быстро в каюту! — крикнул он, обернувшись к Нику.
Паршиво, но придется уйти, чтобы не вызывать подозрений. В конце концов, за время торможения ни Татьяна, ни подделка никуда не денутся, а после посадки Ник перехватит девчонку в коридоре или в шлюзе. Главное, чтобы она не успела вытащить подделку из гравилета. А настоящая рукопись пусть пока остается в кармане. Не хватает, чтобы кто-нибудь во время ремонта на нее случайно наткнулся.
— Внимание, всем приготовиться! — загремел голос командира по внутренней связи. — Начинается переход из скоростного коридора десять световых в пространство неподвижных объектов. Всем пассажирам и членам экипажа в течение двадцати пяти минут оставаться на местах и активизировать фиксаторы. Просьба не вставать с мест до следующего сообщения.
Ник проверил обе широкие лапы фиксатора и расслабился в кресле.
В иллюминаторе не было видно ничего, кроме глухой черноты засветового коридора. Теперь главное — дождаться посадки, и скорее в шлюз. А до тех пор отдохнуть. Подумаешь — с десяти световых до неподвижности за двадцать пять минут! В военном космофлоте он еще и не такое видал! Голова слегка закружилась, как всегда при переходах из коридора в коридор, в глазах побежали желтоватые вспышки, но у Ника даже не участилось дыхание — хоть сейчас в драку.
В иллюминаторе мелькнуло мутное пятно света, сгустилось, налилось яркостью и рассыпалось остро блестящими звездами. Готово! Вышли из засвета! Скорее в шлюз, чтобы быть там первым! Ник отключил фиксатор и вскочил. Кресло возмущенно зазвенело.
— Покидать места запрещено до окончания торможения! Ждите сигнала! Ждите сигнала! Просьба соблюдать правила поведения во время полета!
Что за глупости? Не обращая внимания на звон и ворчание синтетического голоса, Ник рванул дверь. Что такое? Дверь не отодвигалась. Черт бы взял эту их технику безопасности для чайников! Возят всяких уродов, из-за них нормальный человек выйти вовремя из каюты не может! Высадить эту дверь, что ли? Ник с размаху пнул дверь, на ней загорелся красный огонек.
— Внимание, внимание! Автоматический центр ремонта сообщает о неисправности замка двери! Просьба пассажиров каюты сохранять спокойствие! Ремонт будет проведен после окончания торможения!
Безобразие! Что тут чинить, когда он только пнул? Надо отключить эту сумасшедшую автоматику! Где программа взлома? Ник потянул из кармана компьютер, но в этот же момент лапы фиксатора обхватили его поперек туловища и решительно потащили в кресло. Это еще что такое? Ник рванулся, но фиксаторы держали его так крепко, что даже рукопись на груди зашуршала. Неужели разорвалась? Нет, вроде цела. А Татьяна с подделкой уходит! Может, конечно, подделка не сразу прорастет? Древесина-то в бумаге наверняка химически обработана! Но выхода нет, придется ждать.
В иллюминаторе мелькнуло что-то золотистое с ярко-синим, а потом сгустилась яркая зелень, как будто Ник смотрел не сквозь стекло, а через зеленый древесный лист. Движение закончилось. За дверью зашуршали колеса ремонтного робота и заскреблись какие-то инструменты. По коридору, возбужденно хихикая, пробежали музейные девчонки, но голоса Татьяны слышно не было. Ну, когда этот идиотский робот закончит? Татьяна, должно быть, уже снаружи! Но может быть, там ее перехватить будет легче? Судя по зелени, здесь есть какой-то лес, значит, можно будет завести ее за деревья и отобрать контейнер с подделкой, будто для того, чтобы помочь нести. Ник же охранник и должен охранять контейнер!
Наконец, дверь открылась, и Ник пулей вылетел в коридор. В дверях пультовой уже толкались какие-то люди. Толстые, грузные молодцы с лохматыми бородами громыхали жуткими басами, загораживая собой вход. Один из них держал в руке анализатор, рядом с другим поскрипывал колесами грязноватый, обшарпанный ремонтный робот. Это еще кто такие, здешние ремонтники, что ли? Стоят согнувшись, будто пройти в двери не могут! Ник подбежал ближе. Да они же действительно не могут! Ник всегда считал свой рост завидным, но самый низкорослый из ремонтников был на целую голову выше него. Решительно растолкав неповоротливых толстяков, Ник заглянул в пультовую. Ни Татьяны, ни контейнера там не было.
Скорее наружу! Ник промчался через шлюз, спрыгнул на ровную площадку и остолбенел. Зеленые листья размером с него самого потянулись к нему, словно огромные ладони и зашевелились, будто пытались схватить. Приторно пахнущий теплый ветер ударил в лицо, ярко-зеленая лиана толщиной в руку медленно свернулась петлей у самых его ног. Что за чертовщина?
Ник перепрыгнул через лиану — притяжение на Виванте оказалось явно меньше земного — и тут же наткнулся на пару резных листьев. В каждый из них можно было завернуть не только Ника, но и гиганта Ларионова, а глубоко вырезанные края шевелились будто огромные пальцы. Другие листья, все в буграх и складках, как слоновья кожа, изгибались и сворачивались трубками метрах в трех от земли. На ползущих по земле гибких стволах спиралью завивались тонкие зеленые усы. Красные бутоны длиной в руку шевелили раскрывающимися лепестками. В нескольких шагах виднелись непроходимые заросли, перевитые лианами и осыпанные цветами величиной с голову Ника. Листья переливались всеми оттенками зеленого цвета, из чащи остро пахло сырой землей и гнилью. Заходить в этот лес даже ради контейнера с подделкой не хотелось.
Но где же Татьяна? Ник огляделся. Посреди площадки стоял странный прозрачный купол, приподнятый на металлических ногах метра на три от земли. Под куполом уже бродила одна из музейных девчонок, развешивая вышитые рубахи, а другая вынимала из ящика прялку. Татьяна стояла рядом с куполом, плаксиво кривя губы и заглядывая в открытый контейнер с подделкой. Опять с ней истерика! Неужели подделка проросла?
— Татьяна, вы не грустите так, не волнуйтесь! С вашей рукописью ничего не случится! — из зарослей появился толстяк Ларионов. — Сейчас мы вами отнесем ее под навес, это у нас вроде клуба на свежем воздухе. Вот там вы нам и расскажете о Светлогорской рукописи, когда все соберутся. Только надо всех дождаться — когда еще наши ребята попадут в настоящий музей на Земле? А когда попадут, так там другие посетители спокойно посмотреть не дадут, больше на них самих глазеть будут!
А на что они еще годятся, уроды здоровенные? Вот и сейчас этот мешок сала только мешает Нику. Схватился за контейнер, будто за свою собственность и разглядывает во все глаза! Как теперь заменить подделку на настоящую рукопись? Ну ладно, она вроде бы еще не растет, может, попозже удастся что-то сделать?
— Простите меня, пожалуйста, господин Ларионов! Можно я спрошу, вы не обидитесь? — нерешительно проговорила Татьяна. — Скажите пожалуйста, а вы и ваши сотрудники — это вы здесь на Виванте так выросли? Только если вы обиделись, не говорите ничего, ладно?
Ник замер, боясь спугнуть ответ — надо же знать, от чего такое уродство получается! А вдруг и он сам тут превратится в такую же гору, как научный руководитель Ларионов и его бородатые работяги?
— Нет, я не обиделся! — проговорил научный руководитель, по-прежнему держа контейнер в руках. — Да и на что обижаться, дело-то и в самом деле необычное — чтобы человек был два тридцать ростом! И выросли мы все, конечно, здесь. Взрослые люди были, а начали расти, как дошколята, по пять сантиметров в месяц. А бриться так вообще невозможно было — через полчаса чуть не до пояса борода! Пока разобрались во всем, пока ингибиторы нам на Земле разработали, мы уже вон какие вымахали, да и растолстели.
— Ой, и я тоже вырасту? Или мне тоже надо ингибиторы пить? Понимаете, во мне же и так метр восемьдесят, а если я еще вырасту? — зачастила Татьяна. Куда она смотрит? То психовала из-за рукописи чуть не до слез, а теперь позволяет постороннему уроду брать ее в руки!
Но о чем они оба говорят? Здесь можно растолстеть? И он, Ник, тоже может? Ник почувствовал, как его кожа начала растягиваться под комбинезоном. Кажется, он уже толстеет! Как он теперь будет жить? Надо скорее попросить у Ларионова эти самые ингибиторы! А заодно и попытаться забрать контейнер — Ник же должен его охранять!
Ник сделал несколько шагов к навесу. Огромные кожистые листья зашуршали рядом с ним, гигантские лианы поползли следом. Цветок в метр диаметром свесился над его головой, шевеля лепестками и тычинками.
— Ну, ингибиторы мы для всех ваших устроим, у нас специальный синтезатор их прямо на месте делает, — пообещал Ларионов, по-прежнему разглядывая поддельную рукопись. — А вообще-то вы не особенно пугайтесь. Сложных организмов здесь до нас не было, поэтому вивантам на наши биополя действовать трудно. Зато мох на Виванте всегда был, виванты привыкли к растениям, да и растения на них быстро реагируют. И вот, пожалуйста!
— Но почему это так получилось? Ведь это же земные растения, а они выросли в сто раз больше, чем бывают на Земле! — не унималась Татьяна. — Я, конечно, мало разбираюсь в биологии, но расскажите, как это могло получиться? И где сами виванты?
— Да везде! Вот они, вокруг вас, — взмахнул контейнером Ларионов. Рукопись в контейнере зашевелилась, но ничего растительного между листками Ник не увидел. — Их невозможно увидеть глазом, это биополевые скопления, которые питаются биополями живых растений. Когда здесь были только местные мхи ростом в сантиметр, корм для вивантов был скудный, они были мелкие и только немного помогали мхам расти.
— А почему же теперь все так разрослось? — вставила Татьяна. Ларионов как будто ждал очередного вопроса.
— Когда мы прилетели сюда, здесь и кислорода было маловато, и парникового эффекта никакого. Десять земных лет назад мы здесь ходили в скафандрах с электроподогревом да под куполами ночевали — вот этот навес сделан из последнего купола. Зато когда взялись за терраформирование, создали атмосферу, высадили тропические растения, чтобы почва скорее образовывалась, вот тогда все и началось! У тропических растений биополе хорошее, виванты налетели на них, как на горячие пироги. И сразу сами начали расти — мы замеряли, теперешние виванты раза в три крупнее и сильнее прежних. Вон, глядите, до того уже дошли — даже листья и лианы двигают! Правда, терраформирование пришлось ограничить, теперь мы тут только вивантов изучаем.
Какая гадость! Ник передернулся. Эти самые виванты летают тут со всех сторон, все двигают, ко всему прикасаются, и к нему, Нику, тоже? Вот уже и под комбинезоном что-то чешется. Это они по нему ползают, гады невидимые! Наверное, он уже толстеет! Вот уже и молния на комбинезоне как-то странно изогнулась, будто на нее изнутри что-то давит. И воротник тесноват, и руки какие-то пухлые стали за полчаса! Надо просить ингибиторы!
Попросить Ник ничего не успел. Десятка полтора огромных мужиков, которым ингибиторы уже ничем не могли помочь, расставили скамейки под навесом напротив платьев и прялки, расселись и дружно захлопали. Музейные девицы разместились в первом ряду. Белые цветы, похожие на наглые физиономии, просунулись под навес, как будто тоже хотели послушать и посмотреть. Только бы подделка не проросла! Если эта дрянь прорастет до конца лекции, двухсот тысяч Нику не видать, как своих ушей!
Ларионов и Татьяна вошли под навес. Один из бородачей поставил рядом с ними скамейку, Ларионов положил контейнер на нее. Ник сел в дальнем ряду.
— Здравствуйте, друзья! — начала Татьяна, улыбаясь. Что это она так развеселилась? Немногочисленная публика зашумела, лианы рядом с Ником зашевелили усиками, листья приподнялись.
— Ваш научный руководитель, господин Ларионов, попросил меня рассказать о Светлогорской рукописи, хранителем которой я работаю сейчас в музее. Я долго думала, как мне об этом рассказать, и решила сегодня рассказать все так, как оно на самом деле было. А было вот что. Год назад я училась в Институте прикладной химии и попала на практику на комбинат органического синтеза в Светлогорске. В двадцатом веке это был целлюлозно-бумажный комбинат. И вот однажды меня попросили помочь разобрать архив. Архив был такой старый, что в нем были даже бумажные документы — двадцать первого и двадцатого века. А в одной папке я нашла перьевую ручку с высохшими синими чернилами, кто-то ее забыл среди бумаг.
Что она столько болтает, время тянет? Ведь подделка сейчас прорастет! И почему так чешется на животе? Ник потрогал живот через ткань комбинезона. Может, уже брюхо растет, как у здешних? Щетина на щеках уже определенно колется.
— Я очень люблю книги, — продолжала Татьяна, улыбаясь все шире. — Когда я училась в институте, я даже сочинила повесть о космонавтах, на современном компьютере, со звуками, ощущениями и запахами, но ни один агент не хотел ее брать. И вот я решила им всем доказать, что я умею сочинять повести! На комбинате очень хороший преобразователь органики, почти как медицинский — любые живые клетки может синтезировать, — и мне разрешили на нем поработать. Сосновая древесина на комбинате была, из нее на преобразователе я сделала древесную массу, целлюлозу и бумагу, а потом синтезировала чернила по образцу тех, которые были в старинной ручке.
А после всего я переписала от руки одни только слова своей повести и назвала ее "Высокие звезды".
Что она несет? Ник подскочил на своей скамейке. Как может быть, чтобы это она сочинила? Это же гениальное произведение, так все говорят! И если эта рукопись — тоже подделка, то как же быть со Смарагдовым? Нет, все это чушь, никто не поверит! Вот и Ларионов не верит!
— А как же экспертиза? Неужели никто не заметил? — проговорил наконец научный руководитель. Татьяна не задумалась ни на секунду.
— Внешне я состарила рукопись, это можно сделать на том же преобразователе. А кроме того, ее никто особенно и не проверял. Все готовились к двухсотлетнему юбилею полета Гагарина, хотелось чего-нибудь интересного из двадцатого века, а тут повесть того времени, написанная от руки — всем сразу понравилось! И фильмы сняли, и мюзикл написали, и меня на работу в музей взяли — как специалиста по хранению, я же химик.
Ник вскочил на ноги. Все пропало! Двести тысяч пропали из-за этой дуры! Вот еще тоже, правдивая нашлась!
— Понимаете, я больше не могу врать, совсем не могу! Меня теперь уволят, господин Смарагдов в суд на меня подаст за подделку, но это лучше, чем каждый день ждать и бояться! Я давно собиралась рассказать правду, вот и рассказала сейчас.
— А ну-ка дайте мне еще посмотреть!
Ларионов снова взял контейнер в руки. Заглянув внутрь, он пошевелил толстым пальцем листки и поднял контейнер над головой, показывая всем. Публика сдавленно охнула. Между коричневыми створками мелькнули растрепанные белые листы, раздвинутые тонкими желто-коричневыми сосновыми ветками с пучками зеленых иголок на концах. Проросла, проклятая! Теперь на него, Ника, Смарагдов тоже подаст в суд, хоть и подделку, а все же украл! Будет теперь суд, будет! Хорошо только, что не над ним одним, Татьяне тоже достанется, будет знать, как строить из себя честную!
— Ну да, когда приперли к стенке, тогда и рассказала про свою подделку! Да еще выставляет напоказ! — крикнул Ник так громко, что даже листья хлопнули у него за плечом, а желтый бутон размером с его голову упал на скамейку. Татьяна быстро повернулась к нему.
— Нет, напоказ сейчас выставлена вовсе не моя подделка, а другая! На мою я случайно опрокинула духи, и она ими до сих пор пахнет. А эта не пахнет ничем! Но моя тоже прорастет обязательно, и тогда… Да вот же она, уже проросла!
И Татьяна вытянула руку в сторону Ника. Что она там увидела? Ник посмотрел вниз. На животе комбинезона между липучками открылась щель, а из нее лезли пучками сосновые иглы. С треском рванув липучки, он выдернул пакет из кармана и вытряхнул на землю проросшие тонкими веточками листы с синими корявыми строчками. Полупрозрачные иголки на белых, не видевших света, ветках, разгибались и тянулись к зеленым листьям гигантских растений Виванта. Прозрачные корни врастали в почву, иголки отбрасывали в сторону обрывки исписанных листков, а те, сворачиваясь трубкой, превращались в новые ветки. Рыжая кора нарастала на ветках, иголки становились все гуще и зеленее, сосновый лесок рос на глазах. Девчонки из музея хихикали, бородатые вивантские работяги ухмылялись. Командир гравилета и пилоты, закончившие ремонт, хохотали, входя под навес.
— Что вы смеетесь? — крикнул Ник. — Она же всех вас обманула! Вместо хорошей книги подсунула свою самодельную! Люди старались, мюзикл писали, фильмы делали, а оказалось — это ерунда!
Девчонки и работяги загалдели еще громче, листья захлопали, будто от ветра, а голос Ларионова перекрыл весь шум.
— Ну, это вы не правы! "Высокие звезды" — вовсе не ерунда! — громыхнул научный руководитель. — В музее ей, конечно, не место, но если книгу читают и любят, то она всегда настоящая! Сами знаете — что написано пером…
И он торжественно поцеловал Татьяне руку.