Я вам прямо скажу: надоело мне это все. Каждый раз — одно и то же, и взглянуть не на что.
Просыпаешься неизвестно когда, неизвестно где. И тела своего не чувствуешь, будто и нет тебя вовсе. Темно, хоть глаз выколи. Встаешь, бьешься головой об потолок, чертыхаешься. Руку протягиваешь — дудки, потолка уж и нет, и был ли — науке неизвестно. Выходишь.
Идешь по улице, — да и не улица это вовсе, так, название одно: узкий темный коридор, повсюду — куча закрытых дверей, и больше ничего не видно. Хочется иногда зайти туда, посмотреть, может, хоть там что-нибудь новенькое есть, — а накося. Говорят, эти двери он закрыл, чтоб не шокировать слишком. Хотя кому тут говорить, выдумал я все. И пялишься все время в темноту, пока идешь — даже страшно становится.
Доходишь до конца — тут-то она и есть, эта дверка. Такая же, как те, только всегда свежая, будто только сделанная. И открытая. Заходишь, включаешь свет. Здесь свет даже не как у людей. Жмешь кнопку — вспышка посреди комнаты, попробуй только не зажмуриться, и потом постепенно гаснет, гаснет, разъезжается по комнате. Второй раз нажимать нельзя, да и не надо: как-то до конца рабочего дня хватает.
Открываешь глаза, принимаешься за работу.
Знаете что? Сначала даже интересно. Берешь инструмент — что-то вроде кисточки для бритья, садишься и начинаешь сметать пыль в одно место. Сметешь — и, гляди, появляется заготовка. Такой малюсенький светящийся шарик, как лампочка на елке, только еще меньше и мерцает. Суешь его в холодильник, пусть остынет побыстрей, а то смотреть больно, а потом — на стол, под микроскоп. Таких микроскопов, как у меня, свет не видел. Увеличивает во сколько хочешь раз, вплоть до самой маленькой микропесчинки. Завидуйте.
Интересно даже тогда, когда его обрабатывать начинаешь. Крохотные приборчики — и вот тут гора, тут море. В итоге получается что-то вроде модели. Это выходит быстро, за полчаса где-то, хотя вроде бы для самого шарика, с его шариковской точки зрения, преобразования самые что ни на есть кардинальные. Ему, глупому, не понять, что чем меньше инструмент, тем им работать сложнее и дольше, и ценнее работа получается. Ну да куда ему, безмозглому...
С горами заканчиваешь... и вот тут начинается. Точнее, тут даже тоже вроде ничего. Создаешь что-то вроде нанокрошечных песчинок, только посложнее. Программисты называют это "триггер": простейшая программка, делающая какое-нибудь одно дело, направленная на одну функцию. Никогда не увлекался программированием, но, говорят, что если бы триггеры не могли создавать сами себя, сложных программ никогда бы не было. Ну и у меня все примерно так же. Эти триггерчики движутся, движутся, пока что-то в них не замкнет. Бывает по-разному — или они между собой столкнутся, или на горку налетят — но тут же они выдают, если уж сравнивать до конца с компьютерами, случайные наборы сигналов. Ясное дело, ничего эти наборы сделать не могут, так и плавают мертвым грузом. Но в один прекрасный миг, не без моей помощи, появляется такие цифры, которые отличаются от создавших их триггеров и могут создавать новых. Это... как его... Плохая у меня память на латинские слова. Назовем это "совершенствование".
Как только появляются первые такие штучки, дело идет гораздо быстрее. Им уже неважно, помогаю я или нет, они вроде как "сами разберутся". Я однажды провел опыт — действительно оставил их в покое. Они до того разобрались...
Ну, появляются триггеры, питающиеся светом из комнаты, потом те, кто едят тех, кто питается светом, и те, кто едят тех, и так далее. А потом — самое ужасное. В какой-то момент программы начинают думать! Вернее, сначала они думают, что думают, но это уже что-то. И одной из первых своих мыслей они обнаруживают меня! Не знаю, как у них выходит, уж сколько голову ломал. Главное, по-ихнему получается, что они меня выдумали. Было бы смешно, если бы не было странно и неприятно. Меня – и выдумать. Дичь…
Потом все начинается по сценарию — полный содом. Первое деяние этих страшно усложнившихся деталек можно считать самым гениальным. Отныне усложнение только измельчает — почему-то они решили, что чем мельче кластеры в программе, тем лучше. В этом они недалеко ушли от безмозглого шарика. Они так до конца не понимают, что частей всегда одинаковое количество, и своим делением они делят не вместилища для информации, а саму информации, которая от такого обращения разлетается в клочья, превращаясь в цифровую бессмыслицу первых триггериных "детей".
Не так много времени проходит, и какому-то придурку приходит на ум, что меня нет. Раньше я от таких заявлений бесился — брал здоровый, относительно шарика, молоток и вгонял им метеорит между глаз, или сносил парочку городов, чтоб неповадно было. Но сейчас я понял две вещи: во-первых, на тупые сочетания цифр не обижаются, а во-вторых, конец света в миниатюре их ничему не учит. По их собственным словам, их может научить только нормальный, настоящий конец света... Бред наподобие "смерть рассудит". И убеждать я их пробовал — через "засланных казачков", с трудом составленных мной триггеров, которые все делают правильно, как надо... Я и сам не замечаю, как их кто-нибудь съедает, и следа не остается. Такое ощущение, что дотронешься до шарика пальцем – палец тоже съедят.
И вот, начинаются между ними дрязги. Они уничтожают друг друга сначала тысячами, потом миллионами и миллиардами — я забыл сказать, что они бесподобно быстро размножаются, — и все это время — усложняются и дробятся, усложняются и дробятся. В конце концов в разрезе такой программульчик выглядит как тригонометрическая каша, ночной кошмар математика. И в такую же кашу они превращают шарик, недавно так ярко и весело сверкавший, а теперь серый и угрюмый, как погасшее солнце. Через пару триллиардиков их жизней мне это надоедает, я возвожу очи кверху и картинно восклицаю: "Может, хватит?" Молчание. Не хватит. Рабочий день продолжается по расписанию.
Тут возникает какой-то теоретик, который, воспитанный поколениями и поколениями дурней, твердивших, что я — не более чем бабушкина сказка, высказывает желание отправиться за пределы комнаты. Насчет того, что там находится, у него, понятное дело, никаких идей нет, да и правда, какие у безмозглых триггеров идеи. Чаще всего для осуществления такого грандиозного проекта предлагают выплавить весь металл из шарика, чтобы было, где лететь, и переработать всю воду, чтобы было, на чем лететь. Бывали вариации, но это неважно. Важно то, что с третьей-четвертой попытки такой план принимается — и осуществляется. Здоровенная махина с циферками на борту поднимается над шариком и отправляется в небытие. Что с ней дальше бывает, я проследить не могу. Самые удачливые, наверно, разбились об стену.
А на опустошенном полигоне остаются грустные теоретики. Взорвав парочку бомб, убив еще несколько миллиардов себе подобных и поняв, что ничего из этого хорошего не выйдет, они садятся и думают. И тут один умник поднимает виртуальный палец вверх и говорит, что теперь он сам будет делать триггеры, какие захочет. В первый раз, когда я такое услышал, меня это страшно разозлило, и жизнь мира на этом прервалась. Но нарушать генплан нельзя, и в другой раз я стерпел и досмотрел, чем все кончилось.
Триггеры действительно научились с легкостью исполнять то, что я делал с трудом, — моделировать самих себя. Отныне все цифры в них стали правильными и непогрешимыми, их не могла уничтожить окружающая среда и они сами, и ум теперь стал острей, и силы прибавилось. Тут и получилось, что на высшей ступени развития цивилизация программ вернулась в самое начало — они функционально стали такими, какими их сделал я — хаотично движущимися и конфликтующими. Только теперь они были в тысячи раз сильнее, а вмешиваться и помогать им выгрести я не собирался — всегда нутром чую, когда скоро домой идти, хоть и часы с собой не ношу. И один из подобных конфликтов — случайное столкновение нескольких частиц — поставил точку. Буквально за мгновение шарик чернеет, потом краснеет, покрывается трещинами и взрывается, обжигая не убранные вовремя пальцы и ослепляя меня, пялившегося на апокалипсис в микроскоп. Оглядываешься вокруг — мириады лампочек почти все погасли – столкнулись со стенами и исчезли. Центр тесной комнатки еле мерцает. Пора возвращаться.
Идешь обратно — уже не так темно. Не знаю, как объяснить, но от меня самого на обратном пути идет мягкий свет. Может, я что-то вроде фосфора, впитываю энергию, а потом выпускаю?.. Двери вокруг такие же закрытые и неприветливые. Однажды мне почудился из-за одной из них душераздирающий крик... нет, точно почудился. Если за работу он берется, то тут и триггер не проскочит.
Приходишь домой — светло, хорошо. Дом — как дворец. Повсюду светильники... Одним словом, обустроился, как худшие из программ — с помпой и без смысла. Ну, хотя бы удовольствие получить. Пару часов барахтаюсь в джакузи, поглощаю омаров под трюфельным соусом, редкие вина, диковинные коктейли, смотрю старые фильмы. Уставший, падаю на здоровую кровать под балдахином... И налетают думы. Вдруг все становится таким бестолковым, бессмысленным... Зачем я работаю? Где я вообще нахожусь? И кто я? Откуда я? Самое удивительное, что я на тот момент уже слишком умотанный, чтобы посмеяться над собой, сравнив с теми лилипутами: они рассуждают так же. Называют это "вечными вопросами", а их вечность пройдет, пока я моргну перед микроскопом.
Чаще всего я мучаюсь над одним вопросом: зачем я ему? И зачем ему эта работа? Бог знает, что он делает с этими шизофреническими мирами. Проснешься — опять темень, и все начинать сначала, и ничего нет, как будто бы и не было. А кто сказал, что вообще что-то было, если всегда одно и то же? И кто меня заставляет так жить?..
Нет, я вам точно скажу: надоело мне это все. И ты мне надоел. Я, признаюсь, тебя ни разу не видел. Может, ты не такой, как я думаю?.. А, может, тебя и вообще на свете нет?