Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Марианна Тарасенко родилась в Новосибирске. Окончила филологический факультет Тартуского университета (специальность "филолог-русист, преподаватель"). Работала учителем в школе, затем на кафедре русского языка Таллинского политехнического института. После ликвидации кафедры еще пять лет проработала в школе. В настоящее время работает редактором (в том числе и литературным) выходящего в Эстонии на русском языке еженедельника "День за днем".


Вороваты, но не виноваты


В прошлом выпуске мы говорили о краже, совершенной у предложного падежа, который и сам не без греха, падежом дательным. Но в соответствии с принципом "у вора вор дубинку спер" зло не осталось безнаказанным: у дательного падежа давно уже подворовывает творительный, причем тащит, негодяй, буквально только что украденное. Напомню: еще сравнительно недавно считалось единственно правильным говорить (и, разумеется, писать) "скучаю (по ком?) по вас" (местоимение в форме предложного падежа), потом постепенно стало преобладать новообразование "скучаю (по кому?) по вам" (местоимение в форме дательного падежа). Но откуда-то выползла и еще одна диковатая и совсем неправильная форма — "скучаю (за кем?) за вами", а также "за тобой, за ним" и т. п., когда местоимение вдруг оказывается в форме творительного падежа. Остается лишь уповать на то, что официальной грамматикой это не будет признано никогда, иначе русские падежи настолько запутаются друг в друге, что надобность в грамматике просто отпадет. Впрочем, творительному падежу впору заняться собственными проблемами: пока он крадет у других, на его личную собственность покушается родительный. В результате вместо легитимной формы "смеяться над кем-то" мы периодически сталкиваемся с нелегитимной — "смеяться с кого-то". "Я с вас смеюсь" — не слыхали такое? Еще услышите, не дай бог, конечно. Эта конструкция отличается от многих себе подобных тем, что ее существование пытаются обосновать: смеяться, допустим, над Петей — это в смысле насмехаться, а "смеяться с Пети" — это когда Петя такой смешной, что просто умора, но ничего обидного в виду не имеется. Улавливаете тонкую разницу? В принципе она, конечно, есть, но если родительный падеж все же предстанет перед судом, вряд ли его оправдания будут расценены как смягчающие вину обстоятельства. Казалось бы, из шести только два падежа ведут себя прилично — именительный и винительный. Но нет, и у них рыльца в пуху! Винительный вовсю, пусть и на законных основаниях, пользуется "чужими вопросами: "кого?" он позаимствовал у родительного, а "что?" — у именительного. В результате "что?" в качестве вопроса винительного падежа для неодушевленных существительных — а вернее, ответа на него — ведет себя странно. Вроде бы, нет ничего проще: "люблю (кого?) собаку (первое склонение), человека (второе склонение)" и "люблю (что?) суп (второе склонение)". Но как только неодушевленным оказывается существительное первого склонения, оно тут же начинает реагировать неадекватно — "люблю (что?) солянку". При этом в именительном падеже, естественно, сохраняет начальную форму: "Это (что?) солянка". А одушевленные существительные, относящиеся к третьему склонению, например "мать" или "мышь", не так отвечают на вопрос "кого?": сравните, в родительном падеже — "нет (кого?) матери и мыши", а в винительном — "любить (кого?) мать и мышь". В результате мы имеем два варианта окончаний слов, отвечающих на один и тот же вопрос. Обидно, наверное, не иметь собственных вопросов, поэтому винительный падеж, преступные намерения которого выдает уже его название, отыгрывается где может. И это приводит к путанице и вечной редакторской мороке: например, правильнее будет сказать "он не принял (чего?) моих извинений", употребив местоимение и существительное в родительном падеже, но очень часто их употребляют в винительном — "он не принял (что?) мои извинения". Потому что здесь работает принцип инерции — без отрицания "не" нужен винительный падеж: "принял (что?) мои извинения".
Разумеется, в таких нечеловеческих условиях захватнический инстинкт проявляет и мирный именительный падеж. А что ему остается? И поскольку поле его деятельности в конструкциях невелико, он отыгрывается на иностранных словах, особенно на именах собственных. В соответствии с нормами русского языка, иностранные имена и топонимы, оканчивающиеся на "а" или "я" в безударной позиции, склоняются по нормам первого склонения. То есть французские фамилии Дюма и Золя мы по падежам не изменяем, а фамилии Данелия и Йоала (грузинскую и эстонскую соответственно) — изменяем. Но в последнее время
явно намечается тенденция к "неизменению" им подобных. Те фамилии, склонять которые мы уже привыкли, так и склоняем, но когда на слуху появляются новые — например, как Жвания несколько лет тому назад, — они остаются неизменными во всех падежах. Во всяком случае, так их нам преподносят СМИ. А вот, например, финский писатель Майю Лассила, его фамилию всегда склоняли — "у Лассилы, к Лассиле". Но Д. И. Розенталь уже довольно давно рекомендовал финские фамилии не трогать и оставлять неизменными. И если уж мы упомянули Эстонию, то рассмотрим три топонима — Нарва, Валга и Пирита. Два первых — названия городов, а третий — столичного района, с которым знаком каждый побывавший в Таллине летом: там находятся развалины монастыря Святой Биргитты, яхт-клуб и знаменитый пляж, который в советское время был единственным в городе. Во всех этих трех названиях ударение падает на первый слог, и, стало быть, в русской речи они должны изменяться по падежам. Так вот, имя собственное Нарва изменяется всегда — "поехать в Нарву, жить в Нарве, вернуться из Нарвы", имя собственное Валга то изменяется, то нет: русскоговорящие жители Эстонии с равным успехом могут сказать и "я был в Валге", и "я был в Валга". Но Пирита не изменяется (и не изменялось раньше!) ни при каких условиях. Местный русский, будь он сварщиком или русским филологом (доктором наук в придачу) никогда не скажет "прогуляемся до Пириты" или "хорошо сегодня было в Пирите" — по таким сентенциям сразу вычисляют приезжих. Почему так сложилось, объяснить можно, однако это уже будет отступлением от темы нечистых на руку падежей. Но, может быть, виноваты не они, а мы сами?