ПОЖАЛУЙСТА, НЕ УХОДИ
* * *
Лежит, лежит, как сердце в голове.
Поговори, поговори со мною.
Вода стоит в стакане на столе.
Какой-то март, но утро снеговое.
Я утираю слезы простыней
(но это понимаешь же понятно).
Какие-то разборки со страной.
Как бы хотелось жить, но однократно.
А ты вот — половина птицы ты.
Я начинаю кашлять и стыдиться.
Челябинск, а вокруг него мосты.
Как все зачем-то видится, глядится.
* * *
Облетает кожа у берез.
Что же они ходят по двору,
смотрят в окна? Я живу где ОС.
Или ОГ. Не помню. Урару.
8 зданий смотрят мне в окно,
60 деревьев. Птицы вот —
тоже где-то 60. Смешно.
Плачут, обсуждают, кто живет.
* ОС, ОГ — название остановок в Екатеринбурге: ДК общества слепых, ДК общества глухих..
** Урару — портал.
* * *
Не понимаю медленного смысла —
обида больше, чем любовь, когда
проплакался, проснулся, и умылся,
и слушаешь, как наверху вода.
Не надо, не утрачивай мне руки,
не отбирай наутро пистолет,
не стаскивай мне обувь или брюки,
не говори про то, что Бога нет.
* * *
Скорость, которая мне не позволит
ни обмануть, ни запомнить тебя.
Ветки, сугробы из снега и соли.
Смотришь в окошко, лицо теребя.
Вдруг обернешься, как будто услышишь,
как открывают подъездную дверь —
вспыхнешь размытым лицом. Тише, тише.
Вот и картинка исчезла теперь.
* * *
В такую тяжкую погоду
застенчивые снятся сны.
И долгие, по полугоду,
они подробны и ясны.
* * *
Не надо больше никаких стихов.
Ты не имеешь никакого права
безбожно и, не понимая слов,
записывать и точку ставить справа.
Я говорю все это не тебе
и не себе, а собственному горю,
своей неполучившейся судьбе.
Вот, собственно, и все. А я не спорю.
* * *
Я прожил эту жизнь. Не надо. До свиданья.
Оглядываюсь и — не стыдно, не светло,
дожди и нищета, не грустно, до свиданья,
я не вернусь, ну и — не обернусь назло.
Уйди, какая ты! Я сам же научился — о,
Господи, — терпеть, терпеть, терпеть, терпеть!
Но я и умирать еще не научился.
Но только не теперь. Теперь, теперь, теперь.
* * *
Полупрозрачными руками
ты трогаешь мое окно.
Чужая жизнь кивает нами
и через силу, и давно.
Я знаю — вот ты обернешься,
и помолчишь, и замолчишь.
Потом опять окна коснешься.
Потом опять заговоришь.
* * *
Евгению Туренко
Электрички ночью ходят,
сквозь листву глядят.
Август, а потом уходят
ночью из листвы.
А потом опять запястья
в темноте болят.
Никому, не надо счастья.
Живы, ну, живы.
* * *
Подходит поезд грузовой
и говорит с живой.
Она стоит, как на посту,
на том ж/д мосту.
Не говорит, и говорит,
что у нее иврит,
что надо, Господи, теперь
(какая рифма — дверь?)
Пожалуйста, не уходи,
пожалуйста, гляди.
* * *
Боже, Боже, Боже —
то же, то же, то же.
Если Ты такой —
то и я такой.
Ты же говорил,
Ты же Гавриил.
Руку мне разрежь,
кровь мою поешь.
* * *
Мне одиноко, будто я один.
О, Господи, — с Тобой не одиноко.
О, Господи, Ты тоже там один?
Ну, подожди, пожалуйста, немного.
* * *
Не унывай, которое лицо
ты выносил, как старую одежду.
Его с балкона ветром унесло,
оно летит, пятиэтажек между,
как бы стыдясь и радуясь стыду,
и отдыхая, и легко. И можно
уже не жить, уже не на виду.
Невыносимо, Боже, невозможно.
* * *
Где-то ночью книжка плачет,
очень хочет быть живой.
Вероятно — это мальчик
с поврежденной головой.
И кому он будет нужен,
если я умру возьму?
Типа кто обед и ужин
или денег даст ему?
Русская литература —
сумасшедшая жена.
В позапрошлом вышла, дура,
из девятого окна.
* * *
Птицебыки слезятся ночью
и в стекла спальные глядят.
Они летают, но не очень,
и то, когда отводишь взгляд.
К ним ходят женщины большие
с тремя глазами и без рук,
простоволосые, босые,
не для любви, а для разлук.
* * *
Погода ходит по двору,
как женщина моя.
Я ей сказал, что я умру —
она и не своя.
Она-то думала — у нас
июнь т.д. и дети.
А оказалось, что у нас
что мы одни на свете.
* * *
Ангел
Пустынные птицы поют в корабле,
а я не могу их найти.
Какие (метро затопило) пути
в подземной и нижней земле!
Какие (Марина!) какие (отстань!)
О, мой деревянный ковчег!
Не пой и не мучай меня, перестань,
забудь обо мне, человек…