Природа не терпит вакуума — уходят силы, приходит мудрость. Силою можно построить дом, защитить его. А мудростью? Мудростью надо делиться.
В основе моей повести жизнь, посвященная поиску истин, их осмыслению и оценке. И эта тема превращает подшивку писем в духовное наследие прямому потомку.
Кому предназначена эта книга, посвященная сыну?
Успешным людям, твердо стоящим на ногах и знающим, для чего они там стоят, эта повесть будет неинтересна. Разочарованным, смятенным, ищущим себя и истину, есть смысл в нее заглянуть. Скорее всего, чтение будет нелегким. Любителям разжеванного чтива повесть рекомендуется отложить до той поры, когда возникнет неодолимое желание покопаться в себе и найти ответы на вопросы: кто я? какой? для чего живу? Тогда, возможно, и этот труд будет кстати. Хотя самому автору по пути самопознания уйти удалось недалеко — ибо путь этот в бесконечность.

Знаешь что, давай и мы расслабимся немного — дадим волю фантазии и выпьем легкого вина из амфоры со дна Понта Эвксинского. Пить будем по-эллински — несколько капель на бокал воды. И для полноты антуража — паллиатив здесь не годится — опять перенесемся на берег Подборного.
Бывал здесь много раз и никак не могу привыкнуть — всегда нахожу что-нибудь новое, удивительное для себя: прям до холодка под ложечкой, до пересечения дыхания с сердцебиением. Так заводит — просто жуть с ружьем!
Ты посмотри, красотища какая! Ветра нет, а волны не спеша моют пену на песчаный брег. Возьми в ладонь — видишь: она белая как снег и мылкая на ощупь. Это свойство щелочной воды, которая как зеркало в волновом обрамлении: скроишь своему отражению рожицу, а оно в долгу не остается.
В дымке испарений чуть колышется сказочная перспектива берегов лесных. И удивительный покой. А как легко дышится! И настроение — абсолютного довольства жизнью. Верно? Такое здесь случается тринадцать раз на дюжину.
Или скажешь: немотивированные эмоции? Ну да, все познается в сравнении. Может, ты без ума от "пейзажей" мегаполиса — от них заражаешься энергией, более похожей на суету. Кажется, именно это явление Фрейд называл сублимацией. А по мне так: растворись она в воздухе, сила нечистая! Ибо кто жизнь познал, не будет торопиться.
Ты прислушайся: кукушка ворожит — ну, совершеннейшая парвеню!
Кукушка-кукушечка, сколько лет мне осталось жить? Один, два, три, четыре… не переставай, пожалуйста… восемнадцать, девятнадцать, двадцать… ой, не переставай, щедрая ты моя!.. Жажда бессмертия рванула по экспоненте.
И, сколько бы ни осталось мало, хочется прожить их здесь, в общении с природой, у которой есть такой мудрый закон: все когда-нибудь кончается. Начинается, продолжается и заканчивается. Все проходит: и печаль, и радость — ничто не вечно в этом мире. Как все гениальное просто. Но далеко не все простое — гениально. И нет ничего тайного, что не стало бы явным. Например, срок жизни. Как говорится, не рассчитывай на многое — не будешь разочарован.
Мысль материальна. Кто сказал? Ну, точно не дурак: знал, что говорит,
— чувствуешь вкус напитка тех времен, когда почитали естество, а духовность не считали верой в Бога? Так давай выпьем за ту эпоху, когда душа и тело были двуедины, а не двулики, как теперь. К месту сказать, моя личная народная примета: если начать беседу с глотка доброго вина, то разговор не будет зряшным.
Это, скажем так, концептуальное начало.
О чем поговорим? Давай, если не против, "за духовность".
Отец мой, коммунист, не разрешил меня крестить. Но время шло, и подошло — задуматься: а дальше что? куда с нажитым? Ведь в саване карманов нет, а жизнь так устроена — мы друг у друга учимся: один дом построил, другому хочется; один машину купил…. В результате вырастаем, какие есть — как близнецы похожие и с одинаковым набором ценностей: дом, машина, жена, скотина….
В то время как в каждом из нас достаточно таланта, чтобы стать лучшим в чем-то и непохожим на других. Проблема лишь в том, как его в себе сыскать. Тот, кто не понимает как, годами мечется туда-сюда и лишь закапывает себя еще глубже в рутину бытия. Поэтому лучшими и непохожими на других становятся не все — очень многие просто хоронят себя при жизни и остаются ни с чем. Все получается лишь у тех, кто верит в свои способности с самого начала. Из тех же, кто не верит в себя и свои возможности, ничего путного не получается.
Но веры одной — жизнь доказывает — увы, не хватает.
При всей широте талантов наших кто-то рождается, чтобы музыку сочинять, кто-то — прохожих грабить, кто-то — дома строить и в футбол играть, кто-то — в магазине рыбой торговать или ракеты в космос отправлять. При правильном выборе жизненного пути, когда вроде все должно получаться здорово, чаще всего встречаются на жизненном пути непредвиденные обстоятельства, и все загаданное — к чертям собачьим…
…Вот нынче модным стало в церковь ходить. Так, может, и мы с тобой?
Думаешь, вдруг мысли о Боге взяли и пришли? Нет, дорогой! Я уже всю голову насквозь продумал. С одной стороны, Его как бы нет; а с другой — людито, что, дураки все? Иль считаешь, что в церковь хитрецы одни ходят — хотят как-то Боженьку облапошить: мол, я поклоны Тебе, а Ты мне за это пошли здоровья, денег и удачу. Получается не вера, а торговля. Вот когда действительно возникнет душевная потребность, то…
Впрочем, и те, которые искренне думают, что их кто-то спасет, потом разочаровываются. А ведь способности человека переносить трудности безграничны. Главное — надеяться и верить в себя и уметь применять их, эти способности….
Но давай по порядку.
Любопытство Пандоры наслало на человечество страшные болезни, несчастья и зло. Ей удалось захлопнуть крышку, прежде чем улетела надежда. И это единственное, что у нас осталось от дара Богов, — так гласит мифология.
И мой жизненный опыт подтверждает: надежда есть у всех, всегда, во всем. Даже когда уж совсем ничего не остается — как говорят, ни единого шанса, будет она — очень верная штука. Надежда человека крепче всего в жизни держит и вытащит из любой напасти — болезни, беды, отчаяния. Только надо ее как следует потренировать и подпитать — как, например, ослабленные мышцы. И тогда, окрепнув, она превратится в веру — в хорошее, в себя… или в добрую и всемогущую силу. Назовем ее Богом...
Вот бы развеселились мои коллеги по Увельскому райкому партии, представив, что когда-нибудь я озабочусь мыслью: а есть ли Бог? Наверное, не поверили бы — ведь слыл средь них жестким прагматиком. Да и сам не поверил бы, заикнись кто тогда.
Вот какая от Бога польза? В рай к нему, как в кремлевский санаторий, то ли попадешь, то ли нет, но в церковь ходи, свечи ставь, поклоны бей — сплошной расход времени и средств. А ведь не дурак сказал: "Не мечтайте о несбыточном — вдруг ваша мечта исполнится". Попадешь в рай — и что там?
Нет, я не нытик и не мизантроп — просто хочу разобраться, что к чему, что людей заводит из поколения в поколение. Пусть кому-то изыски мои пустыми покажутся, доброго слова не стоящими, но, когда знаешь, что делаешь и для чего, как-то спокойнее на душе. И потом, со школьной скамьи, когда ударником был, в голову вбил: нет пределов разуму человеческому — до всего можно докопаться, если взяться. Стало быть, и этот знак вопроса есть шанс разогнуть в восклицательный.
И не надо думать, что характером склочный — мол, все верят, а я единственный сомневаюсь и ищу возможность заявить об этом. А кто подумает
— чихать на того хотел. И кто боится Божьей кары, пусть продолжает. Тут ведь как: поверишь — сбудется. Да и как может склочником стать бывший отличник боевой и политической подготовки морчастей пограничных войск? Пусть неважно я подкован в вопросах теологии — не удосужился, каюсь,
— но собственное представление о мироздании таки имею. Начнем с того, что теология — тоже наука и, как наука, имеет свои законы, главный из которых — утешать страждущих. А нестраждущий к Богу не сунется
— незачем, раз все уж есть и ничего за это не будет. Гром грянет — вот тогда мужик и крестится. Но не это интересно. Душу греет эволюция религии — как она туполобо, до смертной казни инакомыслящих, отстаивала постулаты о плоскости Земли, о ее центральной роли во Вселенной и тому подобной, ныне признаваемой ереси.

Еще занимательнее ее история. Сначала были государства-города и у каждого свой бог-покровитель: в Афинах — Паллада, Аполлон в Трое, ну и так далее тому подобное. Объединились крепости в большие царства — появился единый бог-утешитель. С возникновением буржуев, умеющих считать и зарабатывать, религия стала покладистой — в Лету канули церковная десятина и индульгенции: пошел Боженька на службу к деньгам имущим. Где и состоит ныне на взаимовыгодной основе.
При таких взглядах на религию подозреваю обоснованный вопрос: мол, какого лешего зову тебя креститься? Да лишь по той простой причине, что символом мужества в твоей душе не Рэмбо Джон, надеюсь, а Коловрат Евпатий. Православие — вот что сохранило для нас духовное наследие наших предков.
Религия, сын мой, — это культура, а не массовый психоз. И Православие — самобытность славянская. Наши попы спасли ее, не пойдя по пути католических падре с их целибатом. Наши всегда любили женщин, и, если это взаимно, почему нет? Это своеобразное проявление жизнелюбия во всех его смыслах.
Ты любишь жизнь? Так почему ж не хочешь стать одной веры с дедом Егором, в Петровской звоннице крещенным в 1918 году? Или с прадедом Кузьмой Васильевичем, в том же году, но месяцами раньше погибшим недобровольцем в колчаковском ополчении? Или с крепостным прапрапра, выигранным в карты питерским кутилой графом Мордвиновым и пригнанным новоселом на Южный Урал из деревеньки курской в эпоху царствования блистательной Екатерины?
Что потомкам своим будешь рассказывать — какого роду-племени они? Иль, думаешь, нам погордиться нечем? Скажу надменно: ты не прав, и приведу пример. Дом, который построил руками своими Федор Кузьмич, старший брат твоего деда, с тридцатых годов до перестройки был украшением центральной улицы села Петровка. Бог даст — век простоит. Как строитель, зацени — ведь рублен из сосны…
А не знаешь, что говорить, не говори ничего — не дурак сказал. Пусть это не сильно педагогично, но я уверен, кровь славянская и гены предков… Словом, закон природы — судьба и на печи найдет. Со временем все само к ним придет, к дочкам твоим, внучкам моим, — и понимание, и желание понять, кто мы, откуда и для чего на этой Земле. Поймут и умножат дела добрые доброго рода. Не дурак сказал: человек жив, покуда о нем помнят.
И это правильно. Дом Федора Кузьмича Агаркова снесут, а о нем самом, его красавице жене полячке Марте (в обиходе Матрена) и других "курякАх" и казаках из рода Богатыревых будут читать многие, очень многие — тысяч сто, наверное, человек или двести — и рассказывать своим детям и внукам. Хорошо будут думать о героях моего романа "Самои" — с удовольствием и благодарно, потому что знали наши предки, как быть счастливыми. Не всем удалось, правда, но это уже "происки" обстоятельств…
Впрочем, стоп. Мы, кажется, о духовности затеяли, а не о родственниках
— о них-то могу сколь угодно. На эту тему никакой силы воли нет: готов без конца рассказывать об истории своего рода, сияя "как лужа под солнцем" — заявили мне такое однажды. Но не смутили: ведь брехать не пахать — в смысле, языком, а не насчет правды.
Для настроя на тему сделаю то, что лучше всего у меня получается — маленькое лирическое отступление.
Есть ли в природе запах чудеснее аромата свежескошенной травы? Дивно пахнет жарким летом и осенней свежестью, клубникой, арбузом… и счастьем! Настоящее наслаждение для носа! Так пахнет дождливое воскресенье, когда не хочется (да особо-то не нужно!) вылезать из-под одеяла и куда-то топать. Так пахнет белье с мороза. Так…
Упадешь в ряд, литовкой подбитый, закроешь глаза, вдохнешь полной грудью — Господи, верую!
Из множества звуков летнего леса: шелеста листвы, стрекота сорок иль перестука дятлов — самый лиричный — утренняя песня соловья. Едва солнечные лучи позолотят верхушки деревьев, невидимый в густой зелени певец начинает свои серенады, удивительно красивые и волнующие — настоящее наслаждение для слуха! На радостное сердцебиение пробуждающегося леса похожа эта замечательная песня.
Полон жизни заповедный Хомутининский бор: выводят трели дрозды, пересвистываются рябчики, красочные малиновки насмехаются над невзрачными воробьями, стратегическим бомбардировщиком натужно гудит шмель, пролетая над ухом. Но когда запоет соловей, смолкают все, и хочется воскликнуть: Господи, верую!
Каждый год в конце августа и сентябре Земля пересекает хвост кометы, и случается метеоритный дождь, похожий на фантастический фейерверк — быстрые стежки на полотне ночного неба. Завораживающее зрелище: ежеминутно вспыхивает серебряный штрих — скобка, восклицательный знак, запятая; знаки препинания, написанные светом для слов, которые так трудно произнести. Над Подборным это зрелище сродни неземному — там небосклон ярче и ближе, утверждают очевидцы, и я с ними согласен. Звездопад — настоящее наслаждение для глаз! Хотя на самом деле не звезды падают, а космические камни, которые влетают в атмосферу и загораются от трения.
То, что мы видим, загадывая желание, просто след в атмосфере от осколка, но так и хочется воскликнуть: Господи, верую!
Допустимо? Или урбанизированным такие эмоции не по силам?
Слушай дальше.
Приснилось мне, будто каким-то блатом попал в Чистилище. Сам-то живой еще — мне на землю грешную можно вернуться, а вот душу решил пристроить.
— Не примете, — спрашиваю смотрящего, — душу безгрешную в кущи
райские до срока? Обязуюсь ничем ее не подвести за остатние дни свои. Тот долго не артачился.
— Стой смирно! — велит. Чик! — и вынул из меня душу. Та немного подергалась, посопротивлялась — потеряв тело, выглядела
жалкой. Села на скамеечку у входа и пригорюнилась.
— Отдохнешь в раю, — смотрящий ее утешает, — подлечишься, и мы тебе новое тело подыщем. А от этого, — строго так зыркнул на меня, — никакой пользы Господу: одна обуза.
"Обуза для Бога" подошла к душе осиротевшей.
— Прости, — говорю. — Он прав — здесь тебе лучше будет, чем со мной.
— А как же ты?
— Пока не знаю.

— Не боишься пожалеть потом? Я плохо понимаю, что ты задумал, но считаю: поступаешь неразумно. Тебе не жалко, что меня отдадут другому?
— Не раньше, чем я избавлю этот свет от себя любимого — а потом уж все равно. Зато ты отдохнешь в козырном месте — в люксе, может быть, или первом классе. Для тебя ж стараюсь, дурочка! А то попадет шлея под хвост иль бес в ребро — такое гульбище учиню на старости лет, что полетишь ты кувырком в тартарары на кипящую маргарином сковородку.

Душа покачала головой:
— И все-таки ты совершил ошибку. Разве мы плохо жили с тобой?
— Не увлажняй пространство, и так сыро.

Тут смотрящий за Чистилищем мне жестом: прочь, мол, пошел.
Не обращая на него внимания, шепнул душе:
— Плохо будет, беги отсюда иль знать дай — я за тобой вернусь. Душа еле слышно вздохнула и украдкою слезу смахнула.
— Отсюда, надо думать, не сбежишь. Приходи, если сможешь, на свиданку

— хоть иногда будем общаться. Я кивнул и потрепал бедолагу по плечу, потом повернулся к смотрящему:
— Могу навещать ее?
— Здесь хороший уход: трехразовое питание, каждый день прогулки на

свежем воздухе — тебе не о чем беспокоиться. Беспокойство за сердце тут же схватило:
— Э, ты чего говоришь? Здесь же рай, а не тюрьма! Но слов моих никто не слышал — ибо проснулся я. Как водится, в поту хо
лодном.
Что к чему?
Нет, ну а правда — как там, за Вратами, все организовано?
И существует ли вообще душа человеческая? И если да, то конечна она или бесконечна? Исчезает она с нашей смертью или таки переживает плоть и както существует дальше? Может, в другой оболочке?
Ответов на эти вопросы у меня нет. Я лишь знаю наверняка, что у меня есть сознание и подсознание — как два полушария мозга. Сознание оценивает внешний мир, мои возможности и принимает решение по обстоятельствам. Подсознание оценивает деятельность его и критикует (чаще всего). Вот так и живу в постоянной зависимости от согласия или вражды двух этих начал самого себя. И замечаю: двойная зависимость не только причина психического дискомфорта, но и физических хворей, в совокупности разрушающих мое драгоценное здоровье. А примирить их волей настолько ж пустое занятие, как, допустим, мелочь на ощупь пересчитать в обоих карманах сразу.
Если и у всех такое, то не эти ль два начала породили и питают веру в Добро и Зло, Бога и Дьявола?
Кто я? Где я? И зачем? Отними у человека возможность отвечать на эти вопросы, и в нем ничего не останется, кроме страха и веры в потустороннюю силу.
Но давай разложим все по полочкам.
Тело у нас от обезьяны — тут с Дарвином не поспоришь. Ум — тоже продукт эволюции. Но бытует мнение: если даже достаточно мозгов, то без души интеллект субъекта на уровне дрозофилы.
Ты когда-нибудь представлял себя животным? Я, к примеру, слишком люблю одиночество, чтобы рыскать в стае волчьей. Хотел бы стать водоплавающим лебедем и поселиться на озере Подборном. И это не из "Гадкого утенка" Андерсена, а из Знака Земли о выходе Животворящих Сил — из символа Пятиозерья. Я чувствую, здесь мое место — во всем целом мире одно-разъединственное.
Красиво? А ты как хотел!
Итак, тело лебедя, душа от Бога… Разум? А на черта он мне? Не зря в старину говорили: "Если хочешь увидеть, как Создатель смеется, запланируй что-нибудь". В современной "интертрепации" — стоит только… "просвистеть". Так что не нужны мозги — живем не планово, а как придется: инстинктами, птичьими законами, велением Божьим, то бишь обстоятельствами.
В общем, все здорово — вода, солнце, сам весь в перьях. Одно лишь плохо — не почувствуешь греховность свою. А ведь без этого не будет и полноты ощущения в себе праведника. Жизнь наша так устроена, на контрастах: вкус еды познается после голода, любовь — после разлуки, счастье — вслед за бедой…
Стоп-стоп-стоп, не здесь ли собака-то покопалась?
Тебе известно, что у подлости особый вкус? Приторный, горький и всегда разочаровывающий — ну, будто редька в шоколаде. Только не уму это определить. Они ведь как устроены, наши мозги: что в рот пролезло, то и полезно. И на мир смотрят с точки зрения простого удобства.
Совесть — есть такая нравственная категория — сортирует наши поступки на порядочные и не очень. Она и судья наш, и палач; она дает возможность посмеяться над собой — ведь так? Она решает, какое качество жизни кому приличествует, по принципу: не тот дурак, кто дурак, а тот дурак, кто не дурак, да дурак!
Не понятно? Да и мне тоже.
Чье дитя совесть наша — ума или души?
Возможно, это вопрос теологический, ибо тут сталкиваемся с проблемой детерминизма — определяется ли наше поведение свыше или каждый свой шаг мы делаем самостоятельно? По-другому — своим ли разумом организуем жизнь или волею обстоятельств? Кто автор этих обстоятельств — Высшая Сила или броунское движение нас самих в земном пространстве? Откуда берутся вещие сны? Кто придумал интуицию? И почему я — это я, а не ПетровСидоров-Иванов? Может, душа, дарованная Свыше, и делает меня разъединственным в огромном мире и чем-то отличает от других?
По складу характера я собственник-реалист: мне не надо чужого — то есть к черту проблемы все мировые, но я обязательно должен знать, что там внутри меня, откуда и для чего? И что от себя самого следует ожидать? Прежде чем лишить реальности непонятное, стоит еще и еще раз напрячь мозги. Мне кажется достойной в жизни цель — выстроить порядок из хаоса внутри себя.

Вот уж где голову легко сломать — нагорожено! Но стоит подумать.
Тургенев бы это назвал глубоким разочарованием души, Достоевский — бредом сумасшедшего, а сам автор — "Система хаоса".
Для человеческой мысли нет преград во Времени или Пространстве. Мысль может в один миг охватить все на свете — даже пережить Вечность. Однако, выбрав неверный путь, она попадает в Бесконечность, не имеющую результата. Тоже, наверное, игра обстоятельств?
Как тебе такая версия?
Окружающий мир — абсолютно реален, но душа, данная Высшей Силой, рисует из него фантастические картины субъективного восприятия. И потому одним он кажется прекрасным, другим убогим, третьим безжалостно-жестоким… Ну, и так далее. Тут все дело в личном восприятии. Отсюда и реакция на обстоятельства, и мерило нравственности поступков (в обиходе — совесть).
Как понять характер человеческой мысли? Что его определяет?
Я ведь запросто мог родиться в каком-нибудь городке пыльного Техаса
— корячиться день-деньской на какой-нибудь автомойке и вечерами пропивать заработанное в прокуренном салуне. И хоть в карманах, как в башке, сплошь прорехи, а предел мечтаний кредитная карточка, надувался б гордостью, что я американец, то есть исключительный парень — куда до меня остальному миру?
Будь сценаристом, сочинил бы для своей версии "америкэн боя" замечательный сериал с рабочим названием "Приключения янки в поисках души".
Смысл идеи: когда находишь ее (душу то есть), теряешь покой; когда распро
стишься с ней — спокойно живешь, попивая текилу.
Представь, сон про душу имел продолжение.
Явилась как-то ночной порой, села у кровати и вопрошает:
— Ну, как ты тут жил без меня?
Моя радостная улыбка должна была засвидетельствовать: ничто не может стереть страниц, написанных вместе, несказанно рад, мол, встрече с тобой! Только в словах не хватило мажора.
— Так себе: ни зла, ни добра много не сделал. Ты вернулась, сбежав?
— Понял, наконец, от чего отказался? От сути своей. Человек, который не знает, кто он, — не человек, а ходячий мираж. И ради чего жить такому?
— Для тебя ж старался!
— Сделал доброе дело! — усмехнулась душа. — Тоже мне, страховой агент Деточкин.
— А ты поняла там, рядом с Богом, кто из нас курица, а кто яйцо, — ты меня сделала мною или я тебя вот такой?
— Ты о чем сейчас, в свой последний час?
— Хорошая тема! — я изумился. — Ты пришла напугать?
— Пришла сказать, что другому теперь меня отдают, а твой жизненный срок, увы, истек.
— Потрясающе!
Удивительное спокойствие от наступающего собственного конца света овладело сознанием. Настал, стало быть, мой черед. Бессмертие, конечно же, подозревалось, но всерьез не ожидалось — сказка про волшебника Изумрудного города и та правдоподобнее.
Я потер лоб и задумался. Состоялась ли жизнь моя? Если засесть за мемуары, на добрый десяток романов событий, пожалуй, хватит. Но все ли я понял, над чем ломал голову? Ответил ли на главный вопрос — тварь я дрожащая или право имею?
В молодости думал, что обязательно стану знаменитым — в политике, в бизнесе, в ратных делах… Да мало ли где, но обязательно лучшим из всех. И женщины все в мечтах эротических — наипервейшие раскрасавицы. Зло наказывал, защищая Трою от свирепых данайцев, изгоняя бледнолицых, алчущих золота в Новом Свете, — не было пределов фантазиям. И везде и во всем у меня абгемахт, ибо знал ошибки предшественников, у которых не получилось.
Свою жизнь писал с чистого листа и в результате имею не то, что хотелось.
Но себя ли винить? Завиню обстоятельства. А они от кого? Так и не понял, стало быть… Как говорят в интервью западным СМИ наши сбитые летчики, попавшие в плен, "учите, братцы, матчасть — ох и бьют больно!". Нелепость, достигшая совершенства, — не засесть ли за Библию? Только поздно теперь…
— Ну, ладно, пора, — говорит мне душа. — Не могу представить, что мы больше уже не увидимся. Даже не знаю, что сказать напоследок — ничего подходящего в голову не приходит. Ты мне, признаться, нравился, хоть и мнил о себе несусветно. Прощай…
Чернота ночи проглотила ее, как крокодил зазевавшуюся лысуху.
Мой сон плавно перешел в явь. Проснулся с мыслью, что еще не готов покинуть мир этот — не чувствую усталости сознания, каких-то неизлечимых болезней в теле. Мне не за что ненавидеть жизнь. Поезд, под который захочется броситься, еще не набрал оборотов. А если появится вдруг и сейчас, я просто на него сяду и поеду жить дальше. Ведь, кажется, только-только нашел свою точку равновесия.
Но, Боже, как прекрасна жизнь, когда она уходит!
Даже такая. Было все у меня — нищета и достаток. Находки и потери. И разочарования. И бесценные приобретения — в прямом и переносном смысле. Все было, кроме скуки. Совсем нескучной была моя жизнь. Считаю без пафоса: для счастья нужно совсем немного — оптимизм рассудка и чуток фантазии в голове.
Говорят, человеку удается либо первая половина жизни, либо вторая. А мне грех на что-то жаловаться — детство прошло замечательно, а юность романтично. И второй доволен вполне: хватает ума не упрекать судьбу.
Решить бы последнюю проблему — как же быть с верой?
Может, ты посоветуешь? Может, совок проклятый сидит во мне и душит надежды на встречу с Богом? Может, ментальность ущербная такая: присягнул одной вере, так на всю жизнь? Или этот вопрос из разряда умственных парадоксов и клинической дебильности — взялся вроде бы наставлять, а сам совета прошу? Любой конформизм удобен в отношениях отца и сына, пока он не доходит до абсурда, то есть до своей противоположности. Почти по Некрасову напрашивается твой ответ: "Тебя, слышь ты, клинит, а мне-то к чему?"
Но вернемся к простому мирскому.
Не случись перестройки и последующих событий, я, может быть, до сих пор с увлечением строил бы коммунизм и не заморачивался по поводу существования Отца Небесного. Прежние партайгеноссе теперь в КПРФ — не все, конечно, но есть. Обижаются: что же ты перекрасился? В уши дуют: мы-то еще о-го-го! Мы всколыхнем народ!
Да где там! Обратного хода жизнь не дает. Хотя печаль по советскому строю уютная и бесстрессовая: вся страна в затяжном прыжке в светлое будущее напивалась, блевала и чувствовала себя счастливой. О Боге тогда и не думалось, о верующих снисходительно: "чем бы дитя ни тешилось".
Потом КПСС объявили вне закона, и наступили жуткие времена в России. Все торговали: бабки с лотка, кооперативные ларьки на каждом углу; толпы бандитов, грабящих все, что движется; появились бомжи и нищие; все кидали всех — слово "порядочность" вызывало гомерический хохот. Гадко было смотреть на приватизацию — когда хитрованы растаскивали по карманам то, что строили миром.
От этого ехала крыша. Общественные отношения и сознание людей стремительно мутировали. И до меня наконец дошло: коммунизма не будет.
Верить кому? Верить во что?
Ясно было одно — дальше так продолжаться не может: нельзя ненавидеть все на свете, где-то надо искать отдушину. Однако жизнь наша так устроена: кто бы какими путями ни шел, каждый в конце получает свое — Бога, богатство, самого себя; кто-то в бомжи подался, кем-то кладбище омолодили.
Новая тенденция появилась в духовности — раньше в церковь шли, хоть и с оглядкой на общественное мнение, но с чистыми помыслами; теперь — по уши извалявшись в грязи, испробовав все страсти (сиречь грехи) смертные. Зачем? Неужто душу грешную пристроить надеются? Что-то не верится в раскаяние. Как от таких прихожан попы не изошли испариной? Наверное, желтый дьявол промокал им тонзуру. Впрочем, не цепляйся к слову, блеснув эрудицией: тонзуру православные попы, знаю, не имут.
Однако следует отдать им должное: падение КПСС не приветствовал колокольный звон — церковь оказалась выше мелкой радости над лютым поверженным врагом. И это было главным, что подвинуло меня к религии: благородство — высшее из качеств человечности. Чувствовал тогда: если б не был партийным, стал бы прихожанином, и не важно, что веры нет в Царя Небесного, вдруг бы себя убедил потом…
…Пусть будет Бог! Не на небеси рабовладельцем, не строгим судией, с икон взирающим. Пусть будет Он в душе — советчиком и совестью со всеми заповедями. И покреститься надо нам — пусть будет это антураж, дань моде, ну а по мне: дань памяти нашим предкам.
Поверь мне сейчас на слово, и у тебя впереди будет целая жизнь на осмысление: прав я сейчас или таки заблуждаюсь. Было бы обидно в складки савана заворачивать итоги мозгодробительных умозаключений. Мозгодробительных
— в смысле, до головной боли.
Впрочем, не место о хворях здесь: здесь нет места хворям — ведь мы сейчас с тобой в краю Пятиозерья! Да за бокалом вина — твое здоровье!