Мы на камне взошли,
На песке, на крови…
Зацепились…
Песни в звёзды ушли,
А мольбам небеса приоткрылись.
Эти степи нагие окрест,
Лепо или нелепо,
Как судьбы опрокинутый крест,
Смотрят в небо.
Полынок одинокий дрожит…
Ни дорог и ни люда…
Воздух светом навеки прошит
И туда, и оттуда.

Всё только начинается…
Плывёт по небу солнышко,
Листок летит, качается —
Прозрачной молви пёрышко.
Две бабочки сиреневых,
Две стрекозы малиновых
По-над землёй слетаются
И снова разлетаются
В объятьях крепдешиновых.
На воздухе колышемом —
Напевом еле слышимым
Их крылышек касание,
Шуршанье, трепетание…
А солнышко осеннее —
Как в золоте весеннее,
И неба бесконечнее
Летучее мгновение.
Листок летит, качается,
На ветерке колышется —
И песня не кончается,
А видится и слышится.

Худой, как совесть, ветхий неводишко
Закидывал я в море-окиян,
И, на удачу не надеясь слишком,
Сидел себе, от брызг солёных пьян.
Дышала даль отверженной свободой,
Катилось солнце на лихой волне,
И золотою мыслил я дремотой,
И ничего не нужно было мне.
Сквозь ячеи сновали рыбьи стаи,
И тайною плескала глубина,
И рыбка выплывала золотая,
И что-то говорила мне она.
Как блики в синем воздухе живые,
Ко мне летели, будто бы свои,
Слова её округло-золотые,
И были они только о любви.

Сиротским случайным быльём
Твой холмик порос молчаливый,
Сгорающим живьём
На пекле неторопливом.
Тебе расцветал клеверок,
Поникли седые головки.
Шиповника стебелёк
Как жест изогнулся неловкий.
Вот рыжий бежит муравей…
Зачем он всегда озабочен?..
Что может быть смерти длинней!
Что может быть жизни короче!
И сизая в дым стрекоза
К кресту прилепилась нечаянно,
Бессмысленно пяля глаза
На самую горькую тайну.

Тёплой свечкою в белом тумане
Голос девичий песню поёт,
И по речке в предутренней рани
Словно чистый кораблик плывёт.
Что за песня? Напева и слова
В белом омуте не разгадать,
Только кажется: сердце готово
Всю-то жизнь этой песне внимать.
Мир туманом затянут, как рана,
Тёплой млечною тишью дыша…
Как из белого сна, из тумана
Выплывает навстречу душа…

Дорога уходит в забытое поле,
Где рожь под луной серебром колосится,
И в отсвете этом разлито такое,
Как будто б ничто никогда не случится.
Не здесь ли допрежь, до сознанья, до жизни,
Ты брёл босиком, чуя свежие росы,
И смертной тоскою болел по отчизне,
Сминая травы неприметные слёзы…
Уплыли в моря тихоструйные реки,
Ведь велено водам по миру скитаться,
Но с чем ты, казалось, расстался навеки,
С тем больше тебе никогда не расстаться.
Дорога уходит не в поле, а в небо…
Пусть поле себе на земле остаётся…
И эхо несётся над волнами хлеба:
— Душа не прервётся! Душа не прервётся!

Арбузы, полосатые как тигры,
Дышали алым сахаром внутри,
Рассыпчатым, как солнечные искры,
Как сгусток пламенеющей зари.
А в дынях жил медовый зной бархана,
Раскосым золотом горел в веках,
Что вывел суры сладкие Корана
На их шершавых, как песок, боках.
И виноград как радостные слёзы,
Где в глубине зеленоватых вод,
Сквозь времени мерцающие грозы
Биясь, сердечко-косточка плывёт.
Мы услади растительной все — дети,
И радуги, и неги — испокон…
Но первой моей ягодой на свете
Был незаметный, словно жизнь, паслён.
По-за картошкой в нашем огороде,
На самых на задворках, где сарай,
Сам по себе он рос, как тень в природе,
И угощал как будто невзначай.
И гроздочек чёрно-лиловых сладость,
Чуть кисловатых, пряных, как трава,
Такую близкую дарила радость,
Что до сих пор понятна мне едва.