Сладость мятного шербета
       с горечью,
Расфасованное лето
       продано,
Дни курортного балета
       кончились,
Время Осени на откуп
       отдано.

Вот идет она, хмельная,
       яркая,
В пестром шелке,
       с золотою гривою,
Засыпает городок
       подарками,
Необузданная
       и красивая.

В танце огненном звенит
       монистами,
Бьет чечетку каблучком
       подкованным,
Смотрит синими глазами
       чистыми,
Словно ветром
       не она целована.
А когда наступит время
       холода,
И туман застелет
       очи ясные,
Будет плакать на плече
       у города,
В одиночестве своем —
       прекрасная.

Всю ночь трудился
       милосердный дождь,
Смывая пыль
       со щек сентябрьских яблок.
Рассвет дробился
       на любовь и ложь…
В сапожках
       алых красовался зяблик.
Сияло утро
       свежестью дерев,
Паук хвалился
       филигранной сетью,
Календари
       казенные презрев,
В свои права
       вступало Новолетье.
И прорезалась
       юная трава,
Как зубки
       у здорового младенца,
И вновь ткалась
       канва под Покрова,
Чтоб омофор
       холщовым полотенцем
Пал на святые руки
       наших мам…

У ноября
       глаза больной собаки —
смятенье,
       пониманье и печаль,
пустых лесов
       угрюмые бараки и крики сов,
и сумрачная даль
       разорвана сухим вороньим граем;
а там, за краем,
       мрак и холода…
Лишь только
       одинокая звезда
сморгнет слезу,
       бедняге сострадая.