Фестиваль «Провинция у моря» на карте генеральной
Дмитрий АРТИС
ПОГОДА МЕНЯЕТСЯ К ЛУЧШЕМУ
* * *
* * *
Смотри сюда, покамест пятаки
не лягут на опущенные шторки,
ты будешь неоправданно жестоким
и в то же время ласковым таким.
Смотри сюда, почти наверняка
увидишь, как легко и бескорыстно
твоих противоречий коромысла
качаются на шее двойника.
И рядом с ним не думай ни о чем.
Еще одна коса найдет на камень:
земли не ощущая под ногами,
ты музыку почувствуешь плечом.
не лягут на опущенные шторки,
ты будешь неоправданно жестоким
и в то же время ласковым таким.
Смотри сюда, почти наверняка
увидишь, как легко и бескорыстно
твоих противоречий коромысла
качаются на шее двойника.
И рядом с ним не думай ни о чем.
Еще одна коса найдет на камень:
земли не ощущая под ногами,
ты музыку почувствуешь плечом.
* * *
В миру пребываем посредством иллюзий
и часто грустим не о том,
что лямок не тянем, что баржи не грузим,
что песен уже не поем.
Идиллия жизни. И гнездышко свито,
и сытый голодному — друг,
и все, что проходит сквозь донышко сита,
мы держим на линиях рук.
Не много ли счастья отмерено? Впрочем,
когда раззудится плечо,
по Матушке-Волге, по отмели прочной
вальяжно идем бечевой.
и часто грустим не о том,
что лямок не тянем, что баржи не грузим,
что песен уже не поем.
Идиллия жизни. И гнездышко свито,
и сытый голодному — друг,
и все, что проходит сквозь донышко сита,
мы держим на линиях рук.
Не много ли счастья отмерено? Впрочем,
когда раззудится плечо,
по Матушке-Волге, по отмели прочной
вальяжно идем бечевой.
* * *
Не умер я — и только потому,
что смерть не стоит ни любви, ни желчи.
С недавних пор, сжимая пятерню,
увлекся жизнью, как одной из женщин.
Где ликовало прошлое, теперь —
до чертиков отъявленных, до колик —
ликует настоящее. В тебе,
мой мнимый друг, случается такое?
Становится Немировка острей
и тяжелей махорки легкий Winston,
и, кажется, еще не постарел,
но к мудрости уже приноровился.
что смерть не стоит ни любви, ни желчи.
С недавних пор, сжимая пятерню,
увлекся жизнью, как одной из женщин.
Где ликовало прошлое, теперь —
до чертиков отъявленных, до колик —
ликует настоящее. В тебе,
мой мнимый друг, случается такое?
Становится Немировка острей
и тяжелей махорки легкий Winston,
и, кажется, еще не постарел,
но к мудрости уже приноровился.
* * *
Представь меня бегущим по волнам,
где запах моря, как безумье, острый,
прогорклой пены выцветший волан
напоминает очертаньем остров.
Где наши взгляды встретиться могли
однажды — дело было за немногим,
где ночь светла, где не бывает мглы,
поскольку там нет места одиноким.
Где все, что есть. В молчании верна,
хотя бы раз, искусственно, невольно
представь меня бегущим по волнам
и обратись в бегущую по волнам.
где запах моря, как безумье, острый,
прогорклой пены выцветший волан
напоминает очертаньем остров.
Где наши взгляды встретиться могли
однажды — дело было за немногим,
где ночь светла, где не бывает мглы,
поскольку там нет места одиноким.
Где все, что есть. В молчании верна,
хотя бы раз, искусственно, невольно
представь меня бегущим по волнам
и обратись в бегущую по волнам.
* * *
Напротив дома не просто церковь,
но жизнь, которой не будет рядом.
Скупые строки на лист тетрадный
ложатся ровно, все ближе к центру.
Мы не венчались, нетрезвый попик
не пел псалмы нам, не правил жизни.
Во мне на счастье живущий шизик
был в одночасье с другими пропит.
Казалось, буду слепым и кротким,
что агнец Божий, как солнце бежев.
Ты относилась ко мне небрежно,
а мне хотелось любви и водки.
но жизнь, которой не будет рядом.
Скупые строки на лист тетрадный
ложатся ровно, все ближе к центру.
Мы не венчались, нетрезвый попик
не пел псалмы нам, не правил жизни.
Во мне на счастье живущий шизик
был в одночасье с другими пропит.
Казалось, буду слепым и кротким,
что агнец Божий, как солнце бежев.
Ты относилась ко мне небрежно,
а мне хотелось любви и водки.
* * *
Погода радует, и мысли не гневят,
и солнце мнет лучами холокоста:
мне в обществе потерянных ягнят
не ощущать иного превосходства.
Не чувствовать иную благодать,
не холить, не лелеять мне иного.
Все верится, что больше никогда
не задержусь на облаке терновом.
Ложится день, затянутый в хитин,
за горизонт, но лучика не тушит.
Как хорошо, что я предвосхитил
спокойствие, врачующее души.
и солнце мнет лучами холокоста:
мне в обществе потерянных ягнят
не ощущать иного превосходства.
Не чувствовать иную благодать,
не холить, не лелеять мне иного.
Все верится, что больше никогда
не задержусь на облаке терновом.
Ложится день, затянутый в хитин,
за горизонт, но лучика не тушит.
Как хорошо, что я предвосхитил
спокойствие, врачующее души.
* * *
«Февраль. Достать чернил и плакать!»
Борис Пастернак
Борис Пастернак
Со мной никогда ничего не случится.
Я скукой проверен, печалью испытан.
Смотри, как меня подпирает отчизна:
и справа, и слева могильные плиты.
И снизу, и сверху сплошная солома,
венки от подруги, от жен и детишек.
Я виделся им вымирающим словом,
и был я, как есть, покаяния тише.
И всякие мысли сжимал до глаголов,
и было глаголам отказано в действе.
Июньское небо, февральское горло,
апрельская зрелость и —
вечное детство.
Я скукой проверен, печалью испытан.
Смотри, как меня подпирает отчизна:
и справа, и слева могильные плиты.
И снизу, и сверху сплошная солома,
венки от подруги, от жен и детишек.
Я виделся им вымирающим словом,
и был я, как есть, покаяния тише.
И всякие мысли сжимал до глаголов,
и было глаголам отказано в действе.
Июньское небо, февральское горло,
апрельская зрелость и —
вечное детство.
КОКТЕБЕЛЬ
Привидится вечер, уныл и взъерошен,
на тысячу верст ни души,
и море — как будто
некстати Волошин
дешевым портвейном стошнил.
Скалистый хребет перетянут закатом,
навеки почивший дракон.
И мысли о жизни
и смерти захватят,
и вряд ли споешь о другом.
Какие тропинки, сплетенья какие
невидимых глазом чудес!
Не хочешь, а выпьешь,
и враз переклинит,
да так, что поселишься здесь.
на тысячу верст ни души,
и море — как будто
некстати Волошин
дешевым портвейном стошнил.
Скалистый хребет перетянут закатом,
навеки почивший дракон.
И мысли о жизни
и смерти захватят,
и вряд ли споешь о другом.
Какие тропинки, сплетенья какие
невидимых глазом чудес!
Не хочешь, а выпьешь,
и враз переклинит,
да так, что поселишься здесь.
* * *
Видишь, погода меняется к лучшему.
Славный прогноз обеспечен гарантией.
Время расцвета страны аллилуйщиков
не за горами, сказали каратели.
Все, что обещано, станет заглавием.
К светлому будущему в экспедицию
двигайся, точно бычок на заклание,
если не передом, то ягодицами.
Вслед за тобой, величаво немотствуя,
по-театральному — строго по линии
определенной, как будто по мостику,
я поспешу, но застыну под ливнями.
Славный прогноз обеспечен гарантией.
Время расцвета страны аллилуйщиков
не за горами, сказали каратели.
Все, что обещано, станет заглавием.
К светлому будущему в экспедицию
двигайся, точно бычок на заклание,
если не передом, то ягодицами.
Вслед за тобой, величаво немотствуя,
по-театральному — строго по линии
определенной, как будто по мостику,
я поспешу, но застыну под ливнями.
Дмитрий Артис — поэт. Родился в 1973 году в г. Королев МО. Окончил Российскую Академию Театрального искусства и Литературный институт им. А. М. Горького. По пьесам поставлены спектакли более чем в двадцати театрах по всей России и ближнему зарубежью. Печатался в периодических изданиях: «Дети Ра», «Зинзивер», «Другие берега», «Современная поэзия», «Российский колокол», «Литературная газета», «Южное Сияние» и др. Книги стихотворений: «Мандариновый сад» (изд-во «Геликон+», 2006 г.), «Ко всему прочему» (изд-во «Русский двор», 2010 г.), «Закрытая книга» (изд-во «Авторская книга», 2013 г.), «Детский возраст» (изд-во «КП ОГТ», 2014). Член Южнорусского Союза Писателей. Живет в Санкт-Петербурге.