Валерий Дударев
РЕЗКИЙ СЛЕД НА ВИРАЖЕ
* * *
Жизнь течёт какая-никакая.
Дождь течёт, осенний, под откос.
Вот и я уже не понимаю:
Что природу тронуло до слёз?
Есть в душе огни и переливы.
Есть в душе вопросы и мечты.
Я умру спокойным и счастливым,
Но такой не будет красоты,
Чтоб душа болела и болела,
Сладко-сладко, словно по весне,
Чтоб надежда билась, но горела,
Как огонь в единственном окне.
Дождь течёт, осенний, под откос.
Вот и я уже не понимаю:
Что природу тронуло до слёз?
Есть в душе огни и переливы.
Есть в душе вопросы и мечты.
Я умру спокойным и счастливым,
Но такой не будет красоты,
Чтоб душа болела и болела,
Сладко-сладко, словно по весне,
Чтоб надежда билась, но горела,
Как огонь в единственном окне.
* * *
Была чиста дорога,
И солнышко сияло,
И счастья было много,
А денег было мало.
И было так занятно
Пить воду из колодца.
И было так приятно,
Что Русь не продаётся…
И солнышко сияло,
И счастья было много,
А денег было мало.
И было так занятно
Пить воду из колодца.
И было так приятно,
Что Русь не продаётся…
* * *
Головной подёргает легонечко,
Матюгнётся стрелочник Пахом,
Заскрипят понурые вагончики,
И "кукушка" тронется в поход.
На других – новейших и ответственных –
Лихо катишь, песенку поёшь,
А на нашей – старой, безответной –
Едешь или нет, не разберёшь.
Для других вложения с прогрессами,
А у нашей срезал эконом:
Только залюбуешься окрестностью,
Глядь, за перекошенным окном
Сгорбилась конечная сироткою,
Закачались лампочки одни…
Наша ветка самая короткая,
Самые печальные огни.
Матюгнётся стрелочник Пахом,
Заскрипят понурые вагончики,
И "кукушка" тронется в поход.
На других – новейших и ответственных –
Лихо катишь, песенку поёшь,
А на нашей – старой, безответной –
Едешь или нет, не разберёшь.
Для других вложения с прогрессами,
А у нашей срезал эконом:
Только залюбуешься окрестностью,
Глядь, за перекошенным окном
Сгорбилась конечная сироткою,
Закачались лампочки одни…
Наша ветка самая короткая,
Самые печальные огни.
* * *
Звёздное многоточье
Ставят в Ташкенте ночью.
Могут зарезать спокойно,
Могут не резать вовсе,
Если уже устали
Резать ежесекундно.
Средства общенья скудны:
Мы им свирепых конных
В семнадцатом поставляли,
Они нам сегодня пеших –
Сказочные детали,
Если судить по-детски.
Русский район, узбецкий
Тянутся друг за другом.
Север смешался с югом
По-взрослому, по-советски.
Слышишь – собаки брешут?
Жаркий глотая воздух,
Можешь погибнуть глупо.
Правда, пока не режут –
Слишком большие звёзды,
Чтобы не видеть трупов.
Ставят в Ташкенте ночью.
Могут зарезать спокойно,
Могут не резать вовсе,
Если уже устали
Резать ежесекундно.
Средства общенья скудны:
Мы им свирепых конных
В семнадцатом поставляли,
Они нам сегодня пеших –
Сказочные детали,
Если судить по-детски.
Русский район, узбецкий
Тянутся друг за другом.
Север смешался с югом
По-взрослому, по-советски.
Слышишь – собаки брешут?
Жаркий глотая воздух,
Можешь погибнуть глупо.
Правда, пока не режут –
Слишком большие звёзды,
Чтобы не видеть трупов.
* * *
Мы дома. Нам некуда ехать,
И дачу нам не на что снять.
Наверное, я неумеха
Дешёвые дачи искать.
А лето – короткое лето –
Уходит у нас из-под ног,
И скоро закончится это
Искание новых дорог.
И мы упадём прямо в осень –
Под дождь, без загара, без сил.
Ведь не было моря и сосен,
Лишь радужный замысел был.
А помнишь – мы ездили к тёте
В далёкий-далёкий Ростов?
Давно это было, а вроде
И не было лучше деньков.
Пойдём же скорей на Казанский!
Среди поездной кутерьмы
Нам может ещё показаться,
Что только вернулись и мы.
И дачу нам не на что снять.
Наверное, я неумеха
Дешёвые дачи искать.
А лето – короткое лето –
Уходит у нас из-под ног,
И скоро закончится это
Искание новых дорог.
И мы упадём прямо в осень –
Под дождь, без загара, без сил.
Ведь не было моря и сосен,
Лишь радужный замысел был.
А помнишь – мы ездили к тёте
В далёкий-далёкий Ростов?
Давно это было, а вроде
И не было лучше деньков.
Пойдём же скорей на Казанский!
Среди поездной кутерьмы
Нам может ещё показаться,
Что только вернулись и мы.
* * *
Приходит снег, и можно одуреть –
Как журавли прощаются с полями!
Проходит век, и нужно умереть –
Когда душа встречается с огнями,
Когда поймёшь пленительную суть
Пустых полей – великих и печальных,
Когда вдохнёшь чарующую жуть
Ночных огней – далёких, поминальных…
Как журавли прощаются с полями!
Проходит век, и нужно умереть –
Когда душа встречается с огнями,
Когда поймёшь пленительную суть
Пустых полей – великих и печальных,
Когда вдохнёшь чарующую жуть
Ночных огней – далёких, поминальных…
* * *
Ни яхты, ни дома с камином
Не будет в судьбе у меня.
А будет рябина. Рябина
И отблеск спокойного дня,
Что тихо прошёл над лесами,
Растаял за Истрой-рекой…
Потом удивляемся сами:
Да был ли на свете такой?
Не будет в судьбе у меня.
А будет рябина. Рябина
И отблеск спокойного дня,
Что тихо прошёл над лесами,
Растаял за Истрой-рекой…
Потом удивляемся сами:
Да был ли на свете такой?
* * *
Где ж ты, родная Венеция
С белым гондольим веслом?
Где же ты, милая Греция –
Древний, с колоннами дом?
Вон – за высокой крапивою
В пыль осыпается злак.
Вон – за картошкой, за ивою
Крут вдоль дороги овраг.
Там распласталась Венеция
Лужей рябой у ворот,
Там златокудрая Греция
Грустную песню поёт.
С белым гондольим веслом?
Где же ты, милая Греция –
Древний, с колоннами дом?
Вон – за высокой крапивою
В пыль осыпается злак.
Вон – за картошкой, за ивою
Крут вдоль дороги овраг.
Там распласталась Венеция
Лужей рябой у ворот,
Там златокудрая Греция
Грустную песню поёт.
* * *
На Покров пойду я к маме,
Всё ей расскажу.
Рядом с поздними цветами
Тихо посижу.
Даль увижу без предела,
Давней ласки свет…
Вся рябина облетела,
Даже ягод нет.
Всё ей расскажу.
Рядом с поздними цветами
Тихо посижу.
Даль увижу без предела,
Давней ласки свет…
Вся рябина облетела,
Даже ягод нет.
* * *
Осень. Звёзды. Тень причала.
Резкий след на вираже.
Я хочу, чтоб ты молчала,
Недоступная уже.
С кузовком гвоздики алой
В полумраке вечных лип –
Я хочу, чтоб ты молчала,
Словно я давно погиб.
Я хочу, чтоб ты встречала
Тот последний пароход,
Что у этого причала
Никогда не пристаёт.
Только лилий одичалых
Упоительный изгиб…
Я хочу, чтоб ты молчала.
Я хочу, чтоб я погиб.
Резкий след на вираже.
Я хочу, чтоб ты молчала,
Недоступная уже.
С кузовком гвоздики алой
В полумраке вечных лип –
Я хочу, чтоб ты молчала,
Словно я давно погиб.
Я хочу, чтоб ты встречала
Тот последний пароход,
Что у этого причала
Никогда не пристаёт.
Только лилий одичалых
Упоительный изгиб…
Я хочу, чтоб ты молчала.
Я хочу, чтоб я погиб.
АЛГЕБРА
Дана Вселенная – одна.
Дан ветер – наг и рыж.
Он повторяет имена
Заросших кельтских крыш.
Ему темно у темноты,
А у реки – речно.
Он каравелльной высоты
Никчёмное звено.
Под ним сливаются в одно
Последний штрих и прах.
И на губах земно, речно –
И горько на губах.
Под ним серебрянее прядь.
Под ним трепещет нить,
Томима жаждой – потерять
И жаждой – сохранить.
Под ним возделывает сад
Пустейшая из каст.
А кто решить не в силах сам –
По вахте передаст.
А зря никто из вас не ждёт
Коралловых ночей!
Чем вертикальнее полёт,
Тем вера бубенчей!
Дан ветер – наг и рыж.
Он повторяет имена
Заросших кельтских крыш.
Ему темно у темноты,
А у реки – речно.
Он каравелльной высоты
Никчёмное звено.
Под ним сливаются в одно
Последний штрих и прах.
И на губах земно, речно –
И горько на губах.
Под ним серебрянее прядь.
Под ним трепещет нить,
Томима жаждой – потерять
И жаждой – сохранить.
Под ним возделывает сад
Пустейшая из каст.
А кто решить не в силах сам –
По вахте передаст.
А зря никто из вас не ждёт
Коралловых ночей!
Чем вертикальнее полёт,
Тем вера бубенчей!
РУЗА
Не все окошки занавешены —
И занавесятся при мне.
Враз опустевшие скворешены
В моём качаются окне.
За лесом кладбища просрочены.
И не воскреснут никогда!
В метель старухи у обочины
Замрут,
застынут
навсегда.
Задребезжит литая денежка,
Добавив чёрного руке.
Заговорит простая девушка
На нефламандском языке.
Её сухие междометия,
Как вековые образа,
Добавят
ветра и бессмертия
В мои печальные глаза.
Как зреет в ночь
грешно и матово
В дожде предчувствие снегов!
За ивой вроде бы Ахматова?
За мхом лесным — Мариенгоф?
За лесом
затемно и замертво
Печаль вселенская!
Окна
У
ни терцины,
ни гекзаметра –
Силлабо-тоника одна!
И занавесятся при мне.
Враз опустевшие скворешены
В моём качаются окне.
За лесом кладбища просрочены.
И не воскреснут никогда!
В метель старухи у обочины
Замрут,
застынут
навсегда.
Задребезжит литая денежка,
Добавив чёрного руке.
Заговорит простая девушка
На нефламандском языке.
Её сухие междометия,
Как вековые образа,
Добавят
ветра и бессмертия
В мои печальные глаза.
Как зреет в ночь
грешно и матово
В дожде предчувствие снегов!
За ивой вроде бы Ахматова?
За мхом лесным — Мариенгоф?
За лесом
затемно и замертво
Печаль вселенская!
Окна
У
ни терцины,
ни гекзаметра –
Силлабо-тоника одна!
ГУННЫ
Если творенья не пахнут степью –
Выброси их в окно!
Новые гунны родятся с целью –
Выбросить всё равно!
Если в рожденье твоём виноваты
Ливень, полынь, репьё –
Скоро тебя подберут сарматы,
Они же дадут копьё!
Ухо к земле! И поверишь силе
Из-за Уральских гор!
Слышно в пургу: жеребца Аттиле
Вывели на простор.
Русич, о вещем забудь Олеге
И раздави змею!
Счастье найдёшь в кочевом ночлеге!
Гибель найдёшь в бою!
Зарос, зачах неба склон – задымлен!
Вьют канюки круги.
Нам ли с тобой дожидаться римлян –
Кровью платить долги?!
Встанем без гимна! Пойдём без флага!
И затрещат миры!
Наше ученье – Орда и Брага!
Наши дары – остры!
Диким поверьем, былиной станем,
Древко зажав в горсти!
Чернее кошки,
нежнее лани
Бег
изгнанных
с шёлкового пути!
Выброси их в окно!
Новые гунны родятся с целью –
Выбросить всё равно!
Если в рожденье твоём виноваты
Ливень, полынь, репьё –
Скоро тебя подберут сарматы,
Они же дадут копьё!
Ухо к земле! И поверишь силе
Из-за Уральских гор!
Слышно в пургу: жеребца Аттиле
Вывели на простор.
Русич, о вещем забудь Олеге
И раздави змею!
Счастье найдёшь в кочевом ночлеге!
Гибель найдёшь в бою!
Зарос, зачах неба склон – задымлен!
Вьют канюки круги.
Нам ли с тобой дожидаться римлян –
Кровью платить долги?!
Встанем без гимна! Пойдём без флага!
И затрещат миры!
Наше ученье – Орда и Брага!
Наши дары – остры!
Диким поверьем, былиной станем,
Древко зажав в горсти!
Чернее кошки,
нежнее лани
Бег
изгнанных
с шёлкового пути!
* * *
Есть в каждом звуке мгла седая
Сомнамбулических высот,
Когда под лунами страдая,
Душа молитву обретёт.
Есть в каждой капле мирозданье
Астрологических щедрот,
Когда прилунное сиянье
Вдруг оживает – и живёт!
Есть в каждом знаке откровенье,
Когда теченье лунных вод,
Как недоступное горенье,
С ума срывает – и несёт…
Сомнамбулических высот,
Когда под лунами страдая,
Душа молитву обретёт.
Есть в каждой капле мирозданье
Астрологических щедрот,
Когда прилунное сиянье
Вдруг оживает – и живёт!
Есть в каждом знаке откровенье,
Когда теченье лунных вод,
Как недоступное горенье,
С ума срывает – и несёт…
ИЗ "ИТАЛЬЯНСКИХ СТИХОВ"
АССУНТА
Полумечта. Полуошибка.
Несбыточней день ото дня.
Венецианка нервно, гибко
И смертно смотрит на меня.
Бессмертная! О, что случилось?
Какое море истекло?
В каком созвездии разбилось
Венецианское стекло?
Какой счастливец, Авва Отче,
Лица стремительный овал,
Летящий стан, взрывные очи
В глухую вечность рисовал?
Судьбу ли этим успокою?
Но боль эдемову храня,
Пусть тициановой рукою
Коснётся радуга меня!
И брызнет свет иного гимна!
И Пушкин вспомнится – смеясь!
А где-нибудь в Кашире гиблой
Восторжествует мира князь…
Но станет вечно, как в утробе!
Мечту младенчества храня,
Ассунтой пред меж двух надгробий
Коснётся радуга меня.
Несбыточней день ото дня.
Венецианка нервно, гибко
И смертно смотрит на меня.
Бессмертная! О, что случилось?
Какое море истекло?
В каком созвездии разбилось
Венецианское стекло?
Какой счастливец, Авва Отче,
Лица стремительный овал,
Летящий стан, взрывные очи
В глухую вечность рисовал?
Судьбу ли этим успокою?
Но боль эдемову храня,
Пусть тициановой рукою
Коснётся радуга меня!
И брызнет свет иного гимна!
И Пушкин вспомнится – смеясь!
А где-нибудь в Кашире гиблой
Восторжествует мира князь…
Но станет вечно, как в утробе!
Мечту младенчества храня,
Ассунтой пред меж двух надгробий
Коснётся радуга меня.
* * *
Венеция. Люди и лодки.
Чужая дилемма и суть.
Молитвы нелепы, нечётки.
Размыты раздумья и путь.
Смеркается. Лодочник ловкий
Сшибает с туриста деньгу.
Печальны послушные лодки
И мы на своём берегу.
Всё дело в забытой октаве,
Которая вызовет дрожь,
Когда из земли разнотравий
В морскую страну попадёшь.
Нам хватит ручьёв и проталин!
Нам в жизни, конечно, везло!
Но как же финал карнавален!
И как же всесильно весло!
Воздушных шаров суматоха.
Удар фейерверка вдали.
Танцуя по мостику вздохов,
Кого-то ещё повели.
Вздохнёшь и подумаешь: эка
Нам невидаль данный фокстрот.
Зажмурься – и нет человека!
Ты ангел. И лодка плывёт.
Чужая дилемма и суть.
Молитвы нелепы, нечётки.
Размыты раздумья и путь.
Смеркается. Лодочник ловкий
Сшибает с туриста деньгу.
Печальны послушные лодки
И мы на своём берегу.
Всё дело в забытой октаве,
Которая вызовет дрожь,
Когда из земли разнотравий
В морскую страну попадёшь.
Нам хватит ручьёв и проталин!
Нам в жизни, конечно, везло!
Но как же финал карнавален!
И как же всесильно весло!
Воздушных шаров суматоха.
Удар фейерверка вдали.
Танцуя по мостику вздохов,
Кого-то ещё повели.
Вздохнёшь и подумаешь: эка
Нам невидаль данный фокстрот.
Зажмурься – и нет человека!
Ты ангел. И лодка плывёт.
г. Москва