Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

БОЙ ЗА ВЫСОТУ


Журналист и писатель Борис Земцов в марте-апреле 1993 года находился в составе русского добровольческого формирования на территории, некогда входившей в состав Югославии, республики Босния и Герцеговина. Его воспоминания о тех событиях необычайно актуальны сегодня.

Человек, прошедший через кровь – человек совершенно иной формации. Он не лучше, не хуже других, крови не видевших, крови не проливавших. Но он – совсем другой. Из другого измерения.
В последнее время среди русских становится всё больше прошедших через кровь. Приднестровье, Абхазия, Сербия – главные адреса "фабрик взросления", "фабрик прозрения". Людей, побывавших там, – уже многие тысячи. Для нации это отрадный факт. Людям, прошедшим "горячие точки", уготована великая миссия. В их руках судьба нации и Отечества. Эти руки должны быть очень крепкими.
Правда, возможно, и скорей всего так и будет, что высшая власть в лице антирусски ориентированных политиков сделает всё возможное, чтобы людей прошедших через фронты национального мужания, изолировать и скомпрометировать. Спецслужбы, правоохранительные органы, чиновники на местах получат указивку "глаз да глаз" за добровольцами и… начнётся: кого за мельчайший проступок на зону, кого спровоцировать, чтобы потом был повод – вот, он наёмник в прошлом, а ныне преступник, не доверяйте ему, бойтесь его, гоните его…

***


Вот уже сутки назойливо крутится в мозгу строчка Высоцкого: "Мне этот бой не забыть нипочём, Смертью пропитан воздух..."
Даже те, кто воюет на этой земле уже четыре-пять месяцев, в подобный переплёт не попадали. Бой шёл шесть часов. Мусульмане наступали с трёх сторон. При поддержке миномётов и пушек. У нас трое убитых. Трое раненых. Та жизнь, которой мы жили до этого, с учётом всех перестрелок, рейдов, разведок и т.п. – шутливое недоразумение по сравнению с тем, что обрушилось нас за эти шесть часов. Каждый, переживший их, имеет полное право ежегодно отмечать день 12 апреля как день своего второго рождения.

***


Набирает обороты резонанс малосимпатичной истории с определением состава караула в злополучную ночь на 12 апреля на высоту Заглавок. Верно, в ту ночь на позиции, согласно вроде бы как оговорённому ранее графику, должна была быть не только наша "мужицкая" смена, но и смена чисто "казачья" ("станица", как по-прежнему горделиво величают они сами себя). Верно, казаки сорвались с позиции в казарму "качать права" сербским командирам по поводу, пусть пустячных, вовремя не выданных денег. Верно, мы, оставшиеся на "положае", против отъезда казаков не возражали. Впрочем, разве могли что-то изменить наши возражения? Вопрос такой же риторический, как и вопрос о том, кто же мог знать, что случится чуть позднее на том самом "положае"? Вот и появилась в отряде благодатная почва для слухов: не уехали бы тогда казаки "воевать за свои гроши" – бой не был таким кровопролитным, меньше было жертв и т.д.
Конфликт пока тлеет, но кто знает, чем всё обернётся, когда "возвращение к теме" совпадёт с очередной пьянкой? Самое время вспомнить, что каждый из нас "при стволе" с заряженными магазинами круглые сутки. Оружейных комнат с железными дверями и замками в этих условиях быть просто не может.

***


Восстановить в строгой последовательности все подробности этого дня невозможно. Мысли перескакивают с детали на деталь, но все детали представляются несущественными. Внутри пусто. Ни страха. Ни горечи. Ничего. Только жуткая гулкая пустота. Наверное, это и есть то, что называют отрывистым словом "шок".
Таково ощущение внутреннее, а снаружи... Болят мышцы груди. Это после того, как волок на пару с казаком Сашкой П. положенного на одеяло убитого Костю Б. Правду говорят, будто покойники становятся тяжелее. Его убило ровно на двадцатой минуте боя. Осколком. В голову. Не спасла чудом раздобытая Костей каска. Не спасли иконки, что бережно хранил он в нагрудном кармане. Осколок залетел под каску, снёс верхнюю часть лба. Каска полна мозга и тёмной загустевшей крови. В этой же крови перепачкан и новенький китель Кости. Всё это случилось с парнем в неполный двадцать один год. В Югославии он не пробыл и недели.
Двумя днями раньше мы ездили вместе в маленький городок Р. Звонить в Россию. Костя звонил матери и своей девушке. С матерью говорил не больше двадцати секунд – отрывисто сообщил стандартное "жив-здоров", потом, переменившись лицом, буркнул: "Всё, до свидания" и положил трубку. Нам пожаловался: "Вот, опять причитать начала". Кто знал, что мать и сын разговаривали тогда в последний раз.
В разговоре на обратной дороге выяснилось, что, уезжая в Югославию Костя не сказал домашним об истинных целях поездки. Наврал, будто едет что-то строить, восстанавливать дома, короче, "гуманитарный стройотряд" и т.д. Берёг сердце и нервы родителей, которые уже были к тому времени в разводе.

***


Двое других погибших вчера – Володька-Перископ и Димка-Мент. Тот самый Перископ, под началом которого бороздили мы не так давно склоны боснийских гор. Прости, Володька, за все недобрые слова в твой адрес. Прости за все хлопоты и волнения, что причинили мы, твои подчинённые, тебе – командиру за время этого рейда. Кто же знал, что всё так случится!
Автор с сербским добровольцем.
Весна 1993 года
В Питере у Перископа осталось двое детей. Каким запомнили они своего отца? Знали, куда и чего ради отправляется он? Судьба... Когда-то Володька удивлял всех чудным пятнистым американским бронежилетом. Лёгким, прочным, элегантным. Каким образом попал он к Перископу, нам было неведомо. Скорее всего, Володька выменял его у кого-то из сербов-каптёров.
Предмет нашей зависти не спас Перископа. Первая и единственная пуля стала для Володьки последней, смертельной. Она угодила в шею. В аккурат на сантиметр выше кромки воротничка-стойки бронежилета.
Другой погибший – Димка-Мент – тоже из Питера. Совсем ещё пацан. О нём известно немного. Выпускник какого-то эмвэдэвского училища. В органах проработал совсем немного. То ли попал под злосчастное сокращение штатов. То ли оказался неугоден постперестроечным начальникам-жуликам. Семьёй, кажется, обзавестись не успел.
Димка и Володька прибыли в Югославию недели на две раньше, чем мы. "От службы не отлынивали, на службу не напрашивались". Помню, как Перископ искренне и горячо молился перед тем, как повести нас на операцию. Помню, как безропотно, с полуулыбкой таскал Димка по горным склонам свой пулемёт.
Похоже, в последнее время Володька и Димка не поделили что-то с Мишкой Б. и прочими нашими, близкими к рангу полевых командиров. В итоге свою вахту на "положае" они несли не вместе с нами, а значительно правее, по соседству с оборудованным сербами пулемётным гнездом. Местом ночлега и базирования им служил деревянный, рубленный из мощных брёвен бункер. Несколько дней тому назад, возвращаясь из разведки, мы заходили туда. Посидели на добротных нарах, похлопали по могучим стенам. Бункер по сравнению с нашими утлыми хижинами представлялся уютной и надёжной крепостью. Кто-то даже позавидовал вслух:
– Хорошо устроились. Нам бы так...
Кто знал, что этот вызывающий нашу зависть бункер станет для Димы и Володи последним пристанищем. Ночью мусульмане подобрались метров на тридцать к его стенам. Около семи утра они открыли огонь. Пуля застигла Перископа прямо в бункере. Димка успел выскочить, но укрыться за стволами деревьев не смог. Слишком тонки были стволы, и слишком близко оказались мусульмане. Фактически Димку расстреляли в упор. Серб, видевший это, рассказал, что сначала Димка, обнимая ствол дерева, опустился на колени, потом уронил голову на руки. Мусульмане продолжали вгонять в него пули даже тогда, когда было ясно, что он мёртв. То ли со страха. То ли в хищном азарте боя.
Был в том бункере и ещё один наш – Пашка Т. Спокойный, плотного сложения питерский парень. Из боя он вышел живым, но  раненным. В спину. Пуля угодила в спину не потому, что он уходил из боя, и не потому, что мусульмане умудрились зайти в тыл. Когда начался бой, Пашка успел выскочить из бункера. Разумеется, не с пустыми руками, а с пулемётом и несколькими патронными коробками. Отстреливался сначала лёжа, потом поднявшись в полный рост. Ручной пулемёт использовал как автомат. Поливал слева-направо и справа-налево. При стрельбе корпус разворачивал едва ли не на 180 градусов. В момент одного из подобных поворотов мусульманская пуля и ужалила Пашку в спину. Рана не опасная. Задеты только мягкие ткани.
В бою Пашка не только сдерживал натиск наступающего врага. Попутно он, мягко сказать, преподал урок мужества и самообладания нескольким оказавшимся рядом сербам. Последние, ночевавшие в том же бункере, в начале боя изрядно струхнули. Потом они освоились, но не настолько, чтобы принять участие в обороне. При первой же возможности они попытались попросту сбежать. Их намерения не остались для Пашки незамеченными. В сложившейся ситуации ему ничего не оставалось делать, кроме как направить на них ствол пулемёта и потребовать совсем немного:
а) оставаться на месте;
б) включаться в бой.
Несмотря на невладение Пашкой братскими славянскими языками, сербы прекрасно поняли, что от них требуется. С позиции они уходили вместе с Пашкой. Только после того, как получен приказ об оставлении высоты.

***


Дико, жутко, стыдно, но Димка и Володька Перископ остались непогребёнными там, где их застала смерть, на самом краю правого фланга линии нашей обороны. Виноватых нет. Бункер, где находились ребята, стоял на отшибе, в значительном отрыве от наших палаток-блиндажей. Сюда мусульмане подобрались вплотную. Бой напоминал дуэль. Только силы по сторонам барьера были неравны. С одной стороны питерский парень Пашка Т. в полный рост с пулемётом наперевес. (Плюс пара сербов с автоматами). С другой – едва ли не сотня наступавших с трёх сторон мусульман. Когда по приказу Пашка и сербы отошли, наступавшие моментально заняли бункер. Володька и Димка остались там, где их застала смерть.
Попытки обратиться к военному начальству с предложением организовать рейд в район правого фланга нашей былой линии обороны результатов не дали. Сначала сербы просто отказались. Потом сослались на невозможность подобной вылазки ввиду грядущих сложных и ответственных стратегических операций. Немногим позднее военное начальство согласилось "дать добро" на операцию, но на очень странных условиях. Во-первых, сербские проводники пройдут с нами только половину пути (далее мы будем двигаться совершенно самостоятельно). Во-вторых, мы обязаны будем вынести с поля недавнего боя не только тела обоих товарищей, но и тела всех погибших там сербов. В-третьих, ко всему вышеперечисленному на нас возлагалась обязанность произвести разведку в местности, прилежащей к злополучному бункеру.
Поколебавшись, мы, было, уже приняли эти жёсткие условия, но от сербских командиров поступило распоряжение: "ввиду сложившейся непростой стратегической ситуации, помочь проводниками и транспортом не представляется возможным".
Идти вслепую, без прикрытия, без проводников, без огневой поддержки к месту недавнего боя, где наверняка оставлена засада – безумие. Логика – логикой. Трезвость – трезвостью. Всему есть причины и объяснения. Только в голове всё равно не укладывается: тела наших погибших здесь, на боснийской земле, ребят остались непогребёнными, оказались в руках врагов.

***


Сараевское (мусульманское) телевидение в тот же вечер передало информацию о боевых действиях на высоте, где находились наши позиции. Оказывается, наступавшие мусульмане потеряли там более девяноста человек убитыми и почти столько же ранеными. Нас на высоте было пятнадцать. Троих убило в первые же минуты боя. Троих ранило. Арифметика строга. 90 : 9. В среднем по десять чьих-то жизней пришлось на каждого из нас. Кто были эти люди? Чем занимались до войны? Успели ли обзавестись семьями? Никому из нас это не интересно. Мы на войне. В ночь после боя мы спали крепко.

Борис ЗЕМЦОВ