БОЙ ЗА ВЫСОТУ
Журналист и писатель Борис Земцов в марте-апреле 1993 года находился в составе русского добровольческого формирования на территории, некогда входившей в состав Югославии, республики Босния и Герцеговина. Его воспоминания о тех событиях необычайно актуальны сегодня.
Человек, прошедший через кровь – человек совершенно иной формации. Он не лучше, не хуже других, крови не видевших, крови не проливавших. Но он – совсем другой. Из другого измерения.
В последнее время среди русских становится всё больше прошедших через кровь. Приднестровье, Абхазия, Сербия – главные адреса "фабрик взросления", "фабрик прозрения". Людей, побывавших там, – уже многие тысячи. Для нации это отрадный факт. Людям, прошедшим "горячие точки", уготована великая миссия. В их руках судьба нации и Отечества. Эти руки должны быть очень крепкими.
Правда, возможно, и скорей всего так и будет, что высшая власть в лице антирусски ориентированных политиков сделает всё возможное, чтобы людей прошедших через фронты национального мужания, изолировать и скомпрометировать. Спецслужбы, правоохранительные органы, чиновники на местах получат указивку "глаз да глаз" за добровольцами и… начнётся: кого за мельчайший проступок на зону, кого спровоцировать, чтобы потом был повод – вот, он наёмник в прошлом, а ныне преступник, не доверяйте ему, бойтесь его, гоните его…
В последнее время среди русских становится всё больше прошедших через кровь. Приднестровье, Абхазия, Сербия – главные адреса "фабрик взросления", "фабрик прозрения". Людей, побывавших там, – уже многие тысячи. Для нации это отрадный факт. Людям, прошедшим "горячие точки", уготована великая миссия. В их руках судьба нации и Отечества. Эти руки должны быть очень крепкими.
Правда, возможно, и скорей всего так и будет, что высшая власть в лице антирусски ориентированных политиков сделает всё возможное, чтобы людей прошедших через фронты национального мужания, изолировать и скомпрометировать. Спецслужбы, правоохранительные органы, чиновники на местах получат указивку "глаз да глаз" за добровольцами и… начнётся: кого за мельчайший проступок на зону, кого спровоцировать, чтобы потом был повод – вот, он наёмник в прошлом, а ныне преступник, не доверяйте ему, бойтесь его, гоните его…
***
Вот уже сутки назойливо крутится в мозгу строчка Высоцкого: "Мне этот бой не забыть нипочём, Смертью пропитан воздух..."
Даже те, кто воюет на этой земле уже четыре-пять месяцев, в подобный переплёт не попадали. Бой шёл шесть часов. Мусульмане наступали с трёх сторон. При поддержке миномётов и пушек. У нас трое убитых. Трое раненых. Та жизнь, которой мы жили до этого, с учётом всех перестрелок, рейдов, разведок и т.п. – шутливое недоразумение по сравнению с тем, что обрушилось нас за эти шесть часов. Каждый, переживший их, имеет полное право ежегодно отмечать день 12 апреля как день своего второго рождения.
Даже те, кто воюет на этой земле уже четыре-пять месяцев, в подобный переплёт не попадали. Бой шёл шесть часов. Мусульмане наступали с трёх сторон. При поддержке миномётов и пушек. У нас трое убитых. Трое раненых. Та жизнь, которой мы жили до этого, с учётом всех перестрелок, рейдов, разведок и т.п. – шутливое недоразумение по сравнению с тем, что обрушилось нас за эти шесть часов. Каждый, переживший их, имеет полное право ежегодно отмечать день 12 апреля как день своего второго рождения.
***
Набирает обороты резонанс малосимпатичной истории с определением состава караула в злополучную ночь на 12 апреля на высоту Заглавок. Верно, в ту ночь на позиции, согласно вроде бы как оговорённому ранее графику, должна была быть не только наша "мужицкая" смена, но и смена чисто "казачья" ("станица", как по-прежнему горделиво величают они сами себя). Верно, казаки сорвались с позиции в казарму "качать права" сербским командирам по поводу, пусть пустячных, вовремя не выданных денег. Верно, мы, оставшиеся на "положае", против отъезда казаков не возражали. Впрочем, разве могли что-то изменить наши возражения? Вопрос такой же риторический, как и вопрос о том, кто же мог знать, что случится чуть позднее на том самом "положае"? Вот и появилась в отряде благодатная почва для слухов: не уехали бы тогда казаки "воевать за свои гроши" – бой не был таким кровопролитным, меньше было жертв и т.д.
Конфликт пока тлеет, но кто знает, чем всё обернётся, когда "возвращение к теме" совпадёт с очередной пьянкой? Самое время вспомнить, что каждый из нас "при стволе" с заряженными магазинами круглые сутки. Оружейных комнат с железными дверями и замками в этих условиях быть просто не может.
Конфликт пока тлеет, но кто знает, чем всё обернётся, когда "возвращение к теме" совпадёт с очередной пьянкой? Самое время вспомнить, что каждый из нас "при стволе" с заряженными магазинами круглые сутки. Оружейных комнат с железными дверями и замками в этих условиях быть просто не может.
***
Восстановить в строгой последовательности все подробности этого дня невозможно. Мысли перескакивают с детали на деталь, но все детали представляются несущественными. Внутри пусто. Ни страха. Ни горечи. Ничего. Только жуткая гулкая пустота. Наверное, это и есть то, что называют отрывистым словом "шок".
Таково ощущение внутреннее, а снаружи... Болят мышцы груди. Это после того, как волок на пару с казаком Сашкой П. положенного на одеяло убитого Костю Б. Правду говорят, будто покойники становятся тяжелее. Его убило ровно на двадцатой минуте боя. Осколком. В голову. Не спасла чудом раздобытая Костей каска. Не спасли иконки, что бережно хранил он в нагрудном кармане. Осколок залетел под каску, снёс верхнюю часть лба. Каска полна мозга и тёмной загустевшей крови. В этой же крови перепачкан и новенький китель Кости. Всё это случилось с парнем в неполный двадцать один год. В Югославии он не пробыл и недели.
Двумя днями раньше мы ездили вместе в маленький городок Р. Звонить в Россию. Костя звонил матери и своей девушке. С матерью говорил не больше двадцати секунд – отрывисто сообщил стандартное "жив-здоров", потом, переменившись лицом, буркнул: "Всё, до свидания" и положил трубку. Нам пожаловался: "Вот, опять причитать начала". Кто знал, что мать и сын разговаривали тогда в последний раз.
В разговоре на обратной дороге выяснилось, что, уезжая в Югославию Костя не сказал домашним об истинных целях поездки. Наврал, будто едет что-то строить, восстанавливать дома, короче, "гуманитарный стройотряд" и т.д. Берёг сердце и нервы родителей, которые уже были к тому времени в разводе.
Таково ощущение внутреннее, а снаружи... Болят мышцы груди. Это после того, как волок на пару с казаком Сашкой П. положенного на одеяло убитого Костю Б. Правду говорят, будто покойники становятся тяжелее. Его убило ровно на двадцатой минуте боя. Осколком. В голову. Не спасла чудом раздобытая Костей каска. Не спасли иконки, что бережно хранил он в нагрудном кармане. Осколок залетел под каску, снёс верхнюю часть лба. Каска полна мозга и тёмной загустевшей крови. В этой же крови перепачкан и новенький китель Кости. Всё это случилось с парнем в неполный двадцать один год. В Югославии он не пробыл и недели.
Двумя днями раньше мы ездили вместе в маленький городок Р. Звонить в Россию. Костя звонил матери и своей девушке. С матерью говорил не больше двадцати секунд – отрывисто сообщил стандартное "жив-здоров", потом, переменившись лицом, буркнул: "Всё, до свидания" и положил трубку. Нам пожаловался: "Вот, опять причитать начала". Кто знал, что мать и сын разговаривали тогда в последний раз.
В разговоре на обратной дороге выяснилось, что, уезжая в Югославию Костя не сказал домашним об истинных целях поездки. Наврал, будто едет что-то строить, восстанавливать дома, короче, "гуманитарный стройотряд" и т.д. Берёг сердце и нервы родителей, которые уже были к тому времени в разводе.
***
Двое других погибших вчера – Володька-Перископ и Димка-Мент. Тот самый Перископ, под началом которого бороздили мы не так давно склоны боснийских гор. Прости, Володька, за все недобрые слова в твой адрес. Прости за все хлопоты и волнения, что причинили мы, твои подчинённые, тебе – командиру за время этого рейда. Кто же знал, что всё так случится!
Автор с сербским добровольцем. Весна 1993 года |
В Питере у Перископа осталось двое детей. Каким запомнили они своего отца? Знали, куда и чего ради отправляется он? Судьба... Когда-то Володька удивлял всех чудным пятнистым американским бронежилетом. Лёгким, прочным, элегантным. Каким образом попал он к Перископу, нам было неведомо. Скорее всего, Володька выменял его у кого-то из сербов-каптёров.
Предмет нашей зависти не спас Перископа. Первая и единственная пуля стала для Володьки последней, смертельной. Она угодила в шею. В аккурат на сантиметр выше кромки воротничка-стойки бронежилета.
Другой погибший – Димка-Мент – тоже из Питера. Совсем ещё пацан. О нём известно немного. Выпускник какого-то эмвэдэвского училища. В органах проработал совсем немного. То ли попал под злосчастное сокращение штатов. То ли оказался неугоден постперестроечным начальникам-жуликам. Семьёй, кажется, обзавестись не успел.
Димка и Володька прибыли в Югославию недели на две раньше, чем мы. "От службы не отлынивали, на службу не напрашивались". Помню, как Перископ искренне и горячо молился перед тем, как повести нас на операцию. Помню, как безропотно, с полуулыбкой таскал Димка по горным склонам свой пулемёт.
Похоже, в последнее время Володька и Димка не поделили что-то с Мишкой Б. и прочими нашими, близкими к рангу полевых командиров. В итоге свою вахту на "положае" они несли не вместе с нами, а значительно правее, по соседству с оборудованным сербами пулемётным гнездом. Местом ночлега и базирования им служил деревянный, рубленный из мощных брёвен бункер. Несколько дней тому назад, возвращаясь из разведки, мы заходили туда. Посидели на добротных нарах, похлопали по могучим стенам. Бункер по сравнению с нашими утлыми хижинами представлялся уютной и надёжной крепостью. Кто-то даже позавидовал вслух:
– Хорошо устроились. Нам бы так...
Кто знал, что этот вызывающий нашу зависть бункер станет для Димы и Володи последним пристанищем. Ночью мусульмане подобрались метров на тридцать к его стенам. Около семи утра они открыли огонь. Пуля застигла Перископа прямо в бункере. Димка успел выскочить, но укрыться за стволами деревьев не смог. Слишком тонки были стволы, и слишком близко оказались мусульмане. Фактически Димку расстреляли в упор. Серб, видевший это, рассказал, что сначала Димка, обнимая ствол дерева, опустился на колени, потом уронил голову на руки. Мусульмане продолжали вгонять в него пули даже тогда, когда было ясно, что он мёртв. То ли со страха. То ли в хищном азарте боя.
Был в том бункере и ещё один наш – Пашка Т. Спокойный, плотного сложения питерский парень. Из боя он вышел живым, но раненным. В спину. Пуля угодила в спину не потому, что он уходил из боя, и не потому, что мусульмане умудрились зайти в тыл. Когда начался бой, Пашка успел выскочить из бункера. Разумеется, не с пустыми руками, а с пулемётом и несколькими патронными коробками. Отстреливался сначала лёжа, потом поднявшись в полный рост. Ручной пулемёт использовал как автомат. Поливал слева-направо и справа-налево. При стрельбе корпус разворачивал едва ли не на 180 градусов. В момент одного из подобных поворотов мусульманская пуля и ужалила Пашку в спину. Рана не опасная. Задеты только мягкие ткани.
В бою Пашка не только сдерживал натиск наступающего врага. Попутно он, мягко сказать, преподал урок мужества и самообладания нескольким оказавшимся рядом сербам. Последние, ночевавшие в том же бункере, в начале боя изрядно струхнули. Потом они освоились, но не настолько, чтобы принять участие в обороне. При первой же возможности они попытались попросту сбежать. Их намерения не остались для Пашки незамеченными. В сложившейся ситуации ему ничего не оставалось делать, кроме как направить на них ствол пулемёта и потребовать совсем немного:
а) оставаться на месте;
б) включаться в бой.
Несмотря на невладение Пашкой братскими славянскими языками, сербы прекрасно поняли, что от них требуется. С позиции они уходили вместе с Пашкой. Только после того, как получен приказ об оставлении высоты.
Предмет нашей зависти не спас Перископа. Первая и единственная пуля стала для Володьки последней, смертельной. Она угодила в шею. В аккурат на сантиметр выше кромки воротничка-стойки бронежилета.
Другой погибший – Димка-Мент – тоже из Питера. Совсем ещё пацан. О нём известно немного. Выпускник какого-то эмвэдэвского училища. В органах проработал совсем немного. То ли попал под злосчастное сокращение штатов. То ли оказался неугоден постперестроечным начальникам-жуликам. Семьёй, кажется, обзавестись не успел.
Димка и Володька прибыли в Югославию недели на две раньше, чем мы. "От службы не отлынивали, на службу не напрашивались". Помню, как Перископ искренне и горячо молился перед тем, как повести нас на операцию. Помню, как безропотно, с полуулыбкой таскал Димка по горным склонам свой пулемёт.
Похоже, в последнее время Володька и Димка не поделили что-то с Мишкой Б. и прочими нашими, близкими к рангу полевых командиров. В итоге свою вахту на "положае" они несли не вместе с нами, а значительно правее, по соседству с оборудованным сербами пулемётным гнездом. Местом ночлега и базирования им служил деревянный, рубленный из мощных брёвен бункер. Несколько дней тому назад, возвращаясь из разведки, мы заходили туда. Посидели на добротных нарах, похлопали по могучим стенам. Бункер по сравнению с нашими утлыми хижинами представлялся уютной и надёжной крепостью. Кто-то даже позавидовал вслух:
– Хорошо устроились. Нам бы так...
Кто знал, что этот вызывающий нашу зависть бункер станет для Димы и Володи последним пристанищем. Ночью мусульмане подобрались метров на тридцать к его стенам. Около семи утра они открыли огонь. Пуля застигла Перископа прямо в бункере. Димка успел выскочить, но укрыться за стволами деревьев не смог. Слишком тонки были стволы, и слишком близко оказались мусульмане. Фактически Димку расстреляли в упор. Серб, видевший это, рассказал, что сначала Димка, обнимая ствол дерева, опустился на колени, потом уронил голову на руки. Мусульмане продолжали вгонять в него пули даже тогда, когда было ясно, что он мёртв. То ли со страха. То ли в хищном азарте боя.
Был в том бункере и ещё один наш – Пашка Т. Спокойный, плотного сложения питерский парень. Из боя он вышел живым, но раненным. В спину. Пуля угодила в спину не потому, что он уходил из боя, и не потому, что мусульмане умудрились зайти в тыл. Когда начался бой, Пашка успел выскочить из бункера. Разумеется, не с пустыми руками, а с пулемётом и несколькими патронными коробками. Отстреливался сначала лёжа, потом поднявшись в полный рост. Ручной пулемёт использовал как автомат. Поливал слева-направо и справа-налево. При стрельбе корпус разворачивал едва ли не на 180 градусов. В момент одного из подобных поворотов мусульманская пуля и ужалила Пашку в спину. Рана не опасная. Задеты только мягкие ткани.
В бою Пашка не только сдерживал натиск наступающего врага. Попутно он, мягко сказать, преподал урок мужества и самообладания нескольким оказавшимся рядом сербам. Последние, ночевавшие в том же бункере, в начале боя изрядно струхнули. Потом они освоились, но не настолько, чтобы принять участие в обороне. При первой же возможности они попытались попросту сбежать. Их намерения не остались для Пашки незамеченными. В сложившейся ситуации ему ничего не оставалось делать, кроме как направить на них ствол пулемёта и потребовать совсем немного:
а) оставаться на месте;
б) включаться в бой.
Несмотря на невладение Пашкой братскими славянскими языками, сербы прекрасно поняли, что от них требуется. С позиции они уходили вместе с Пашкой. Только после того, как получен приказ об оставлении высоты.
***
Дико, жутко, стыдно, но Димка и Володька Перископ остались непогребёнными там, где их застала смерть, на самом краю правого фланга линии нашей обороны. Виноватых нет. Бункер, где находились ребята, стоял на отшибе, в значительном отрыве от наших палаток-блиндажей. Сюда мусульмане подобрались вплотную. Бой напоминал дуэль. Только силы по сторонам барьера были неравны. С одной стороны питерский парень Пашка Т. в полный рост с пулемётом наперевес. (Плюс пара сербов с автоматами). С другой – едва ли не сотня наступавших с трёх сторон мусульман. Когда по приказу Пашка и сербы отошли, наступавшие моментально заняли бункер. Володька и Димка остались там, где их застала смерть.
Попытки обратиться к военному начальству с предложением организовать рейд в район правого фланга нашей былой линии обороны результатов не дали. Сначала сербы просто отказались. Потом сослались на невозможность подобной вылазки ввиду грядущих сложных и ответственных стратегических операций. Немногим позднее военное начальство согласилось "дать добро" на операцию, но на очень странных условиях. Во-первых, сербские проводники пройдут с нами только половину пути (далее мы будем двигаться совершенно самостоятельно). Во-вторых, мы обязаны будем вынести с поля недавнего боя не только тела обоих товарищей, но и тела всех погибших там сербов. В-третьих, ко всему вышеперечисленному на нас возлагалась обязанность произвести разведку в местности, прилежащей к злополучному бункеру.
Поколебавшись, мы, было, уже приняли эти жёсткие условия, но от сербских командиров поступило распоряжение: "ввиду сложившейся непростой стратегической ситуации, помочь проводниками и транспортом не представляется возможным".
Идти вслепую, без прикрытия, без проводников, без огневой поддержки к месту недавнего боя, где наверняка оставлена засада – безумие. Логика – логикой. Трезвость – трезвостью. Всему есть причины и объяснения. Только в голове всё равно не укладывается: тела наших погибших здесь, на боснийской земле, ребят остались непогребёнными, оказались в руках врагов.
Попытки обратиться к военному начальству с предложением организовать рейд в район правого фланга нашей былой линии обороны результатов не дали. Сначала сербы просто отказались. Потом сослались на невозможность подобной вылазки ввиду грядущих сложных и ответственных стратегических операций. Немногим позднее военное начальство согласилось "дать добро" на операцию, но на очень странных условиях. Во-первых, сербские проводники пройдут с нами только половину пути (далее мы будем двигаться совершенно самостоятельно). Во-вторых, мы обязаны будем вынести с поля недавнего боя не только тела обоих товарищей, но и тела всех погибших там сербов. В-третьих, ко всему вышеперечисленному на нас возлагалась обязанность произвести разведку в местности, прилежащей к злополучному бункеру.
Поколебавшись, мы, было, уже приняли эти жёсткие условия, но от сербских командиров поступило распоряжение: "ввиду сложившейся непростой стратегической ситуации, помочь проводниками и транспортом не представляется возможным".
Идти вслепую, без прикрытия, без проводников, без огневой поддержки к месту недавнего боя, где наверняка оставлена засада – безумие. Логика – логикой. Трезвость – трезвостью. Всему есть причины и объяснения. Только в голове всё равно не укладывается: тела наших погибших здесь, на боснийской земле, ребят остались непогребёнными, оказались в руках врагов.
***
Сараевское (мусульманское) телевидение в тот же вечер передало информацию о боевых действиях на высоте, где находились наши позиции. Оказывается, наступавшие мусульмане потеряли там более девяноста человек убитыми и почти столько же ранеными. Нас на высоте было пятнадцать. Троих убило в первые же минуты боя. Троих ранило. Арифметика строга. 90 : 9. В среднем по десять чьих-то жизней пришлось на каждого из нас. Кто были эти люди? Чем занимались до войны? Успели ли обзавестись семьями? Никому из нас это не интересно. Мы на войне. В ночь после боя мы спали крепко.
Борис ЗЕМЦОВ