Гордый твой город, слово застынет в горле,
Слово, внутри затихшее, не родится.
Сколько нас здесь бездушных, безумных, голых?
Тот, кто взойдёт на гору, увидит горе,
Небо облепят чёрные злые птицы.
Красное солнце, пот на уставших лицах,
Цепи следов, ведущие на агору.

Гордый твой город тонет в дыму и гари,
Строится на костях и крови забытых.
Если мы возвращаемся, убегая,
Будь безрассудней – выйди в огонь нагая,
Вылей святую воду, бросаясь в битву.
Не сосчитать всех преданных и убитых,
Кто нас теперь, безбожных, оберегает?

Гордый твой город – вряд ли об этом вспомнят,
Если подобной вере дано остаться.
Кажется, что стою посредине поля,
Тихой печалью, жадной бедой заполнен,
Слишком устав надеяться и пытаться.
Красное солнце кровью течёт по пальцам –
Так мы идём за богом, что нас не понял.

Гордый твой город, сколько здесь было боли,
Страха и поражений, побед условных?
Где наша смерть нас ждёт: за чертой прибоя,
В чьей-то постели, дома, в разгаре боя?
Вечер последний выдох ладонью словит,
В реках крови утонет святое слово –
Где же тот бог, что должен был стать любовью?

Красное платье, с красной начать строки,
Слово опасней яда, острей металла.
Ночью дрожать от жара его руки,
Прятать потом царапины, синяки –
Не о такой любви ты, скажи, мечтала?

Плотно закрыты уши, глаза и рот,
Слово поранить может сильней кинжала.
Зная, что всё бессмысленно, наперёд,
Что он однажды жизнь твою заберёт –
Ты бы ему, как прежде, не возражала.

Красное платье, на волосах венок,
Старые раны носятся как медали,
Слово в гортани, терпкое как вино,
Кровь на ладонях смыта его виной –
После такого кто тебя оправдает?

Пустые слова выдыхаю в трубку, ни разу не прошептав:
                                                                                                       останься.
Нет, ничего у нас не получится, не стоит даже,
                                                                                         поверь, пытаться.
Напиши мне ещё раз стансы,
Расскажи о прощании губ и пальцев,
Научи меня убегать от пуль –
                                                           научи меня своим новым танцам.
Пустые слова выдыхаю в трубку, вдыхаю всё,
                                                                                 что теперь неважно,
В плену разговоров, звонков случайных,
                                                  обрывков писем простых, бумажных.
Это знает почти что каждый:
Без тебя я не чувствую даже жажды.
Расскажи, как бояться одной ошибки
                                                                   и всегда ошибаться дважды.

Пустые слова выдыхаю в трубку, пустые письма несу на почту.
Меняются мысли, внешность и биография,
                                                                          но неизменен почерк.
Вместо имени ставлю прочерк,
Под ногами, как будто, теряя почву.
К полудню наша весна взорвётся
                                                    почти миллиардом зелёных почек.

Бремя легко, и пьяные слёзы мои легки,
Счастье недолгое с тёмным мёдом и молоком.
Красное платье, слишком высокие каблуки,
Тысяча бусин росы на шее, а в горле ком.
Тризна по тем, кто вновь поднимается высоко,
Кто до сих пор живёт, как весенние мотыльки.

Что же к июлю от нас останется? Ничего,
Только слова, слова и, конечно, опять слова.
Горькое счастье искать не нужно – оно же вот:
Красное платье и непокрытая голова.
Тризна по тем, кто тебя пытается целовать,
Кто, как и я, решает доказывать, что живой.

Бремя легко, и, кажется, даже печаль светла.
Солнце наружу из сердца рвётся, течёт вовне –
Красное платье хранит остатки его тепла.
Сколько, скажи мне, у нас осталось последних дней?
Тризна по тем, кто после всех слов остаётся нем,
Кто, как и ты, всё время сжигает себя дотла.

Спи, моё счастье, горе моё, усни,
Рыжий ребёнок, солнечный карапуз.
Где-то вдали огни, где-то там они,
Мы тут с тобой одни, как всегда одни.
Только скажи мне слово – и я приснюсь,
Только скажи мне слово – и я вернусь,
Браком, работой, сотней привычных уз
Я расскажу, как мимо проходят дни.
Спи, моё счастье, горе моё, усни.

Спи, моё счастье, грусть моя, тоже спи,
Рыжий ребёнок, сонный чужой малыш.
Знать бы, что там окажется впереди,
Как ты живёшь один, как всегда один.
После твоих прощаний осталось лишь
Душу словами ласково бередить,
Жить поцелуем солнечным на груди.
Мир засыпает рядом, когда ты спишь.
Спи, моё счастье, грусть моя, тоже спи.

Каждый и бог, и ангел, и человек –
Большего нам уже, так и быть, не нужно.
Правда опять звучит чересчур натужно.
Жёлтое солнце плещется в красной кружке,
Синее небо плавает на траве.

Были свободны, стали плечом к плечу,
Каждый ведь ровен, равен и одинаков.
Целую ночь казались одним, однако
В том-то и фокус – после не стоит плакать
И улыбаться только совсем чуть-чуть.

Ну, а потом – без жалости уходить,
Каждый теперь как будто и Кай, и Каин:
Мёрзнет под утро, держит в ладони камень.
Синее небо не обхватить руками,
Жаркое солнце бьётся в чужой груди.