Поэты Санкт-Петербурга
Александра КОВАЛЕВИЧ
Поэт, критик. Автор многих публикаций. Член Союза писателей XXI века. Живет в Санкт-Петербурге.
Поэт, критик. Автор многих публикаций. Член Союза писателей XXI века. Живет в Санкт-Петербурге.
ШПИЛЬ ПЕТРОПАЛОВКИ
Кронборг *
Кронборг *
Ты помнишь, дождик моросил,
Когда мы были в Хельсингёре**?
И Кронборг у пролива стыл,
И шведов ждал, идущих с моря?
Границы непреклонный страж,
Он зорок и суров доныне,
Ни старый граф, ни юный паж
Врагам не подставляли спины.
Но толщина высоких стен,
Ворот, мостов и рвов преграды
Победы не дарили всем,
Кто ждал в сражении награды.
Давно гром пушек замолчал,
Не слышно криков рукопашной,
Пустынно-гулок бальный зал,
Лишь датский флаг летит над башней.
Немало в замке тайных сил,
История — всего мгновенье.
Но если б Гамлет, правда, жил,
То только здесь — его владенье.
Когда мы были в Хельсингёре**?
И Кронборг у пролива стыл,
И шведов ждал, идущих с моря?
Границы непреклонный страж,
Он зорок и суров доныне,
Ни старый граф, ни юный паж
Врагам не подставляли спины.
Но толщина высоких стен,
Ворот, мостов и рвов преграды
Победы не дарили всем,
Кто ждал в сражении награды.
Давно гром пушек замолчал,
Не слышно криков рукопашной,
Пустынно-гулок бальный зал,
Лишь датский флаг летит над башней.
Немало в замке тайных сил,
История — всего мгновенье.
Но если б Гамлет, правда, жил,
То только здесь — его владенье.
*Кронборг — замок в Дании, рядом с городом Хельсингёр (Эльсинор) на северо-восточной оконечности острова Зеландия.
**Хельсингёр — (дат. Helsingør, англ. Elsinore — Эльсинор) — город на северо-восточном побережье датского острова Зеландия. Всемирно известен как место действия пьесы Вильяма Шекспира «Гамлет, принц датский».
**Хельсингёр — (дат. Helsingør, англ. Elsinore — Эльсинор) — город на северо-восточном побережье датского острова Зеландия. Всемирно известен как место действия пьесы Вильяма Шекспира «Гамлет, принц датский».
* * *
Брызгами солнца — Новая Гавань*,
Зелень травы в январе,
Снова приветлив к нам Копенгаген,
Значит, нет места хандре.
Кастеллет** звездочкой вырезал сушу,
Море корабль берегло,
Чтоб не смогли его бури разрушить,
Ангел*** расправил крыло.
Грустно Русалочка смотрит на берег
Зная, что дни сочтены,
Молча надеясь, все-таки верит
В магию вечной весны.
В Хольменской церкви**** теплого цвета
Слышится плеск парусов.
Здание биржи тянется к свету
Шпилем драконьих***** хвостов.
Щелкнул, взвиваясь, бич Гефионы6*
Над головами быков.
Древние боги новых законов
Не изменили основ.
Объединив скандинавов державой,
Крепкий создавший престол,
В Роскильде7* Харальд8*, венчанный славой
Упокоенье обрел.
Дремлют зимой корабельные кили,
Что им присниться могло?
Может, как взял среди бурной стихии
Скальд9* кормовое весло?
Зелень травы в январе,
Снова приветлив к нам Копенгаген,
Значит, нет места хандре.
Кастеллет** звездочкой вырезал сушу,
Море корабль берегло,
Чтоб не смогли его бури разрушить,
Ангел*** расправил крыло.
Грустно Русалочка смотрит на берег
Зная, что дни сочтены,
Молча надеясь, все-таки верит
В магию вечной весны.
В Хольменской церкви**** теплого цвета
Слышится плеск парусов.
Здание биржи тянется к свету
Шпилем драконьих***** хвостов.
Щелкнул, взвиваясь, бич Гефионы6*
Над головами быков.
Древние боги новых законов
Не изменили основ.
Объединив скандинавов державой,
Крепкий создавший престол,
В Роскильде7* Харальд8*, венчанный славой
Упокоенье обрел.
Дремлют зимой корабельные кили,
Что им присниться могло?
Может, как взял среди бурной стихии
Скальд9* кормовое весло?
*Ньюхаван в Копенгагене.
**Кастеллет — крепость в Копенгагене. Имеет форму пятиугольной звезды, построена в XVII веке.
***Статуя ангела в парке Лангелинье в Копенгагене, по преданию, хранит ушедших в море.
****Церковь Хольмен (Холменс) в Копенгагене, посвящена покровителю мореплавателей, внутри украшена деревянной резьбой и макетами парусных кораблей.
*****Здание фондовой биржи Берсен в Копенгагене на острове Слотсхольмен, построено в 1640 году. Шпиль биржи представляет собой перевитые хвосты четырех драконов.
6*Фонтан Гефиона в парке Лангелинье в Копенгагене.
7*Роскильде (Роскилле) — древняя столица Дании, центральный собор которой находится под охраной ЮНЕСКО и является усыпальницей датских королей.
8*Харальд I Синезубый Гормссон. По одной из версий, Харальд победил всех соперников, оспаривавших его право на корону, объединив Данию. При Харальде I в 965 году Дания официально приняла христианство. Погребен в Роскильдском соборе.
9*Скальд — древнескандинавский поэт-певец.
**Кастеллет — крепость в Копенгагене. Имеет форму пятиугольной звезды, построена в XVII веке.
***Статуя ангела в парке Лангелинье в Копенгагене, по преданию, хранит ушедших в море.
****Церковь Хольмен (Холменс) в Копенгагене, посвящена покровителю мореплавателей, внутри украшена деревянной резьбой и макетами парусных кораблей.
*****Здание фондовой биржи Берсен в Копенгагене на острове Слотсхольмен, построено в 1640 году. Шпиль биржи представляет собой перевитые хвосты четырех драконов.
6*Фонтан Гефиона в парке Лангелинье в Копенгагене.
7*Роскильде (Роскилле) — древняя столица Дании, центральный собор которой находится под охраной ЮНЕСКО и является усыпальницей датских королей.
8*Харальд I Синезубый Гормссон. По одной из версий, Харальд победил всех соперников, оспаривавших его право на корону, объединив Данию. При Харальде I в 965 году Дания официально приняла христианство. Погребен в Роскильдском соборе.
9*Скальд — древнескандинавский поэт-певец.
* * *
На Хевиз*-озере под солнцем — бирюза,
В тени — прозрачный дымчатый хрусталь,
И лотосов сиреневых глаза
Рассматривают в небе пастораль.
Глубин Земли целебное тепло,
Где в каплях растворяется радон,
Где тишина — звенящее стекло,
А там, за лесом — синий Балатон**.
В нем, говорят, затопленный собор,
Где плачет дева ночи напролет,
О суженом, что свой покинул двор,
Или о радости, что больше не придет —
Никто теперь не вспомнит, почему,
Так неутешна дева, но притом
Пока слезинки катятся ко дну,
Не обмелеет зыбкий Балатон.
Страна таинственных невиданных озер,
Где в каждом — фантастическая суть,
В них живы мифы старопрежних пор,
Где старину и новь не разомкнуть.
В тени — прозрачный дымчатый хрусталь,
И лотосов сиреневых глаза
Рассматривают в небе пастораль.
Глубин Земли целебное тепло,
Где в каплях растворяется радон,
Где тишина — звенящее стекло,
А там, за лесом — синий Балатон**.
В нем, говорят, затопленный собор,
Где плачет дева ночи напролет,
О суженом, что свой покинул двор,
Или о радости, что больше не придет —
Никто теперь не вспомнит, почему,
Так неутешна дева, но притом
Пока слезинки катятся ко дну,
Не обмелеет зыбкий Балатон.
Страна таинственных невиданных озер,
Где в каждом — фантастическая суть,
В них живы мифы старопрежних пор,
Где старину и новь не разомкнуть.
*Хевиз — термальное озеро в Венгрии.
**Балатон — озеро в Венгрии.
**Балатон — озеро в Венгрии.
Петроградка
Названий одинаковых магнит,
Возможно, в нем решение загадки:
Как и куда уводит лабиринт
Асфальтовых ручьев на Петроградке?
Вся в паутине проходных дворов,
Не называя честно место встречи,
Скрывает за фасадами домов
Шпиль Петропавловки и минарет мечети.
Зеленины, Пушкарские — по три,
И Кронверкские составляют трио.
Не веришь? Посчитай! Держу пари:
Петровских набирается четыре!
Давай пойдем на Съезжинскую, что ли...
Или на Съезжинский? — Да кто их разберет!
И вряд ли кто чужой по доброй воле
Сюда без провожатых повернет.
Монетные, Посадские — по две,
Большой проспект, Большая же аллея...
Плуталова как будто в стороне,
Одна. Но я названию не верю.
Пойти назад? Уйти за поворот?
Где во дворах проход — запомнить сложно.
Но тем, кто здесь с рождения живет,
Уйти от Петроградки невозможно.
Возможно, в нем решение загадки:
Как и куда уводит лабиринт
Асфальтовых ручьев на Петроградке?
Вся в паутине проходных дворов,
Не называя честно место встречи,
Скрывает за фасадами домов
Шпиль Петропавловки и минарет мечети.
Зеленины, Пушкарские — по три,
И Кронверкские составляют трио.
Не веришь? Посчитай! Держу пари:
Петровских набирается четыре!
Давай пойдем на Съезжинскую, что ли...
Или на Съезжинский? — Да кто их разберет!
И вряд ли кто чужой по доброй воле
Сюда без провожатых повернет.
Монетные, Посадские — по две,
Большой проспект, Большая же аллея...
Плуталова как будто в стороне,
Одна. Но я названию не верю.
Пойти назад? Уйти за поворот?
Где во дворах проход — запомнить сложно.
Но тем, кто здесь с рождения живет,
Уйти от Петроградки невозможно.
Старые фотографии
Случается, память подкинет вопрос:
Зачем и куда торопиться
Работая много, почти на износ,
Гоняясь за бедной синицей?
А все потому, что увидела вдруг
На старых потрепанных фото
Родными местами очерченный круг,
Где юность, шагнув за ворота,
Прошла без оглядки, в делах, суете,
Стремительно и быстротечно,
Оставив на память моей нищете
Богатство, которое вечно.
Увидела церковь, где было кино,
И парк, где на лыжах ходили,
На площади дом, где родное окно,
И редкие автомобили.
Там три перекрестка до хмурой Невы,
Чей берег еще не в граните,
В трамвайных путях — травяные ковры,
И луж серпантинные нити.
С друзьями гуляли по Охте Большой*.
От Малой, где мы проживали,
С моста наблюдали за старой баржой,
За Смольным в льняном покрывале.
Немного взгрустнется, но как-то светло,
Потянутся мысли другие...
Останется доброе в сердце тепло
От спящей внутри ностальгии.
Зачем и куда торопиться
Работая много, почти на износ,
Гоняясь за бедной синицей?
А все потому, что увидела вдруг
На старых потрепанных фото
Родными местами очерченный круг,
Где юность, шагнув за ворота,
Прошла без оглядки, в делах, суете,
Стремительно и быстротечно,
Оставив на память моей нищете
Богатство, которое вечно.
Увидела церковь, где было кино,
И парк, где на лыжах ходили,
На площади дом, где родное окно,
И редкие автомобили.
Там три перекрестка до хмурой Невы,
Чей берег еще не в граните,
В трамвайных путях — травяные ковры,
И луж серпантинные нити.
С друзьями гуляли по Охте Большой*.
От Малой, где мы проживали,
С моста наблюдали за старой баржой,
За Смольным в льняном покрывале.
Немного взгрустнется, но как-то светло,
Потянутся мысли другие...
Останется доброе в сердце тепло
От спящей внутри ностальгии.
*Большая и Малая Охта — районы Санкт-Петербурга.
Увези меня отсюда
Увези меня отсюда
В тундру, в лес, в пустыню, к черту!
Я хочу увидеть чудо
Все равно, какого сорта —
Может, это будет ветер,
В брызгах северных сияний;
Может, золотистый вечер
Над пустыней, где барханы,
Как уставшие верблюды
Прилегли дремать в покое;
Или, может быть, причуды
Пестрых рыбок в Красном море;
Может, шум карельских сосен,
Скрип нетронутого снега,
И затейливая просинь
В полотне льняного неба?
Увези меня — на время,
Чтоб успеть забыть в субботу
То, что после воскресенья
Снова нужно на работу.
В тундру, в лес, в пустыню, к черту!
Я хочу увидеть чудо
Все равно, какого сорта —
Может, это будет ветер,
В брызгах северных сияний;
Может, золотистый вечер
Над пустыней, где барханы,
Как уставшие верблюды
Прилегли дремать в покое;
Или, может быть, причуды
Пестрых рыбок в Красном море;
Может, шум карельских сосен,
Скрип нетронутого снега,
И затейливая просинь
В полотне льняного неба?
Увези меня — на время,
Чтоб успеть забыть в субботу
То, что после воскресенья
Снова нужно на работу.
В дороге на Сортавалу
Заблудиться в карельских соснах,
Где пружинит упругий вереск,
Слышать шум порогов Вуоксы,
Видеть серый валунный берег.
Нависает седое небо,
Солнце скупо на землю светит,
Тишина звенит. Быль и небыль —
Все уносит холодный ветер.
Неохотно зима сдается,
Долго правит землей Карелы.
Журавлиный хвост у колодца
Поднимается еле-еле.
Юркой змейкой до Сортавалы
Извиваясь, петлит дорога.
За спиной уже верст немало,
Но, надеюсь, не так и много.
Где пружинит упругий вереск,
Слышать шум порогов Вуоксы,
Видеть серый валунный берег.
Нависает седое небо,
Солнце скупо на землю светит,
Тишина звенит. Быль и небыль —
Все уносит холодный ветер.
Неохотно зима сдается,
Долго правит землей Карелы.
Журавлиный хвост у колодца
Поднимается еле-еле.
Юркой змейкой до Сортавалы
Извиваясь, петлит дорога.
За спиной уже верст немало,
Но, надеюсь, не так и много.
* * *
Опять я встречаю в дороге рассвет —
То в воздухе, то на пароме.
На Дальнем Востоке оставила след,
А нынче — в Суоми.
Не гонит по свету меня пустота
И ветры неведомых странствий —
В движении ярче видна красота
Земного пространства.
Недавно плескался Восточный Босфор,
Сегодня — Вуоксы истоки,
А завтра — на Влтаву, измерить простор
От Владивостока.
В дороге рассветы стирают закат,
И жизнь — многомерно-цветная.
Снимается с якоря старый фрегат,
Покой отвергая.
То в воздухе, то на пароме.
На Дальнем Востоке оставила след,
А нынче — в Суоми.
Не гонит по свету меня пустота
И ветры неведомых странствий —
В движении ярче видна красота
Земного пространства.
Недавно плескался Восточный Босфор,
Сегодня — Вуоксы истоки,
А завтра — на Влтаву, измерить простор
От Владивостока.
В дороге рассветы стирают закат,
И жизнь — многомерно-цветная.
Снимается с якоря старый фрегат,
Покой отвергая.
Современность
Что так изменилось, что сделалось с нами?
Куда так безудержно мчится прогресс?
В контакте, фейсбуке, по скайпу — с друзьями,
А в памяти нокии — треп смс…
В компьютер — на сутки, живем виртуально,
Мобильник теряем — и словно без рук.
Шуршанье страниц старой книги? Банально!
Нам лучше — планшетник или ноутбук.
Будильник. Работа. И снова по кругу,
Не видим ни Солнца, ни звезд, ни Луны.
Бывает, не вспомнить старинного друга,
Лишь доллар реален — печать сатаны.
Трех цифр не сложить, адреса забываем:
Зачем напрягаться? — программы же есть!
Мы даже не думаем — что там, за краем? —
Во всем нужен только процесс.
Секунд не найти на душевное слово,
Спрут времени неудержим.
А ритм ускоряется снова и снова,
И мы без оглядки бежим.
Куда так безудержно мчится прогресс?
В контакте, фейсбуке, по скайпу — с друзьями,
А в памяти нокии — треп смс…
В компьютер — на сутки, живем виртуально,
Мобильник теряем — и словно без рук.
Шуршанье страниц старой книги? Банально!
Нам лучше — планшетник или ноутбук.
Будильник. Работа. И снова по кругу,
Не видим ни Солнца, ни звезд, ни Луны.
Бывает, не вспомнить старинного друга,
Лишь доллар реален — печать сатаны.
Трех цифр не сложить, адреса забываем:
Зачем напрягаться? — программы же есть!
Мы даже не думаем — что там, за краем? —
Во всем нужен только процесс.
Секунд не найти на душевное слово,
Спрут времени неудержим.
А ритм ускоряется снова и снова,
И мы без оглядки бежим.
* * *
Опять сместилось время в темноту.
К закату год стремится, умирая.
Деревья не скрывают наготу,
И жизнь, на них похожая, пустая,
Плетется в сумраке, не выходя на свет,
Надежду в глубине души лелея.
Звенит карман остатками монет.
Хотя достаток, говорят, не панацея,
И не спасет от всевозможных бед,
Но в нашем волчьем мире, как ни странно,
Все больше ценится набитый кошелек,
Пусть даже он принадлежит барану,
Но с ним баран — локальный королек,
Сопровождаемый продажной льстивой свитой,
Которая за место у корыта
Готова лечь подстилкой под порог.
И эта свита более ничтожна,
Чем дутых кошельков тугая рожа.
К закату год стремится, умирая.
Деревья не скрывают наготу,
И жизнь, на них похожая, пустая,
Плетется в сумраке, не выходя на свет,
Надежду в глубине души лелея.
Звенит карман остатками монет.
Хотя достаток, говорят, не панацея,
И не спасет от всевозможных бед,
Но в нашем волчьем мире, как ни странно,
Все больше ценится набитый кошелек,
Пусть даже он принадлежит барану,
Но с ним баран — локальный королек,
Сопровождаемый продажной льстивой свитой,
Которая за место у корыта
Готова лечь подстилкой под порог.
И эта свита более ничтожна,
Чем дутых кошельков тугая рожа.