Сейчас в моде всевозможные серьезные и не очень серьезные тесты. Если бы не было Интернета и мне попали бы стихи Марины Саввиных, переписанные от руки, а к ним был бы приложен тест, состоящий из нескольких вопросов на предмет выявления пристрастий автора и определения его первой (как бы до-поэтической) профессии, я уверена, что ответ был бы: актриса музыкального театра.

Странно? Если знать, что Марина Саввиных — филолог по образованию, подвижник культуры, главный редактор журнала «День и ночь» — возможно, это покажется странным на самом деле. Но если знание как бы стереть — и постараться вернуть чистое восприятие — восприятие только стихов, отдельно и от авторской биографии, и от некоторой, все-таки существующей, литературной критики, касающейся ее поэзии, — тогда, уверяю вас, ни странным, ни искусственным это не покажется. Поэзия Марины Саввиных — это ее сцена. А вот и ее собственное признание:

Причем, что интересно, это не та сцена, на которой проигрывается (в двух смыслах)  единственная основная роль — роль поэтессы (с обязательной челкой, обязательными любовными треугольниками и пр.), это целый поэтический театр, где роли разнообразны, а чувства не поверхностны и не подражательны, а глубоки и серьезны, потому что стоящая на сцене актриса — еще и личность, самостоятельная, неординарная, знающая свою сверхзадачу:

Боль любви или потери — не суть, ведь поэтический театр Марины Саввиных, конечно, женский. И главные героини ее стихотворных пьес — все-таки женщины. Но какие это разнообразные женщины! И они все любят и страдают.
Здесь и Маргарита:

Здесь и «маска греха», и Коломбина (сразу попадаешь почти через век в блоковский «Балаганчик»):

Здесь и пленница-нимфа:

В поэтическом спектакле могут участвовать не только женщины (впрочем, все они — маски самой Марины), но даже глаголы:

Так и видишь их — в черных и красных костюмах, танец их безмолвен и тяжел... Странное (все-таки слово это пробилось в мой текст!) место занимают в поэтическом театре Марины Саввиных мужчины. Они все — тоже маски. Это или исторические персонажи (она вообще любит исторический колорит), или образы, имеющие второй, не только исторический, но и литературный, смысловой пласт. Флибустьер уже появился. Потом возникнет снявший военную форму белогвардейский офицер (богатая на «культурные маркеры» генетика автора примагничивает «своих») — и о нем тут же затоскуют на сцене «милые дамы смутных времен» — те, кому пришлось сыграть на сцене истории «горькие роли».
Может появиться и фокусник (он же птицелов):

Но чаще мужчины на сцене — это поэты. Или музыканты. Они не взаимодействуют с главной героиней сцены открыто — она будто перебирает дорогие ей символические мужские маски и перелистывает текст мужских ролей под музыку, иногда вплетая в ткань спектакля и символический танец — то глаголов, то драгоценных камней, которые тоже, на самом-то деле, танцующие актеры:

Это не блоковский «полинялый балаган» (хотя и повлиявший вместе с ролевой символикой Марины Цветаевой на поэтику Марины Саввиных), в театре Марины Саввиных Коломбина не прячет в угол «лохмотья, сшитые пестро», и клячи траурные в ее спектакле не задействованы — потому что для Блока его «балаган» — это мучительный поиск прорыва к «истине», от которой будет «больно и светло» — это вынужденный и тяжелый путь. Блоковский театр — средневековый. А поэтический театр Марины Саввиных — радостен.
Пусть после карнавала возникает грусть — но сам карнавал для нее всегда праздник. А если у нее в театре и драма — то в древнегреческом стиле — с катарсисом в конце и очистительными слезами.
Но все-таки Марина Саввиных — со своей женской судьбой — действительно не вписывается не только в одну роль, но даже в несколько ролей. И когда очередная героиня уходит за кулисы, роль доиграна, — обнаруживается не «зачелочная пустота» — а человек со всей палитрой его душевных и интеллектуальных траекторий:

Живая душа вырывается за пределы «старых кулис», и тогда, за стенами собственного театра, ей открывается простор — морской и небесный — одновременно увиденный как глобальный пейзаж — и тут же отраженный в одной-единственной капле:

Актриса музыкального театра — это не просто слова… Не только сами стихи Марины Саввиных музыкальны, но и музыка на сцене ее поэтического театра играет особую роль (возникает ассоциация с театром Юрия Любимова: ритм, пластика и музыка):

Или:

Даже «готический вечер» в первую очередь напоминает орган с его драматической мощью:

В поэтическом театре Марины Саввиных вообще больше драматических спектаклей, и сама она предпочитает играть драматические роли.
А если прикасается к трагедии — то очень осторожно, и даже, когда наступает «трагедийный экстаз», когда «сломались кулисы, которые небо держали», и «небо музыканту развернулось,/ Как роковая нотная тетрадь» — героиня все равно не гибнет, как должно бы случиться в трагедии, она — жива, жива — именно благодаря тому духовному пространству, которое открывается за маской — пространству «суровой правды»— и, сняв очередную маску, сойдя со сцены, автор начинает испытывать стыд и вину за свое талантливое лицедейство. Но и здесь трагедия заменена драмой с хорошим концом:

И героиня, раскаявшаяся и просветленная, ступает в этот храм, «к родному смыслу возвращая» те слова, что только что прозвучали...