— Что ж ты, Зойка, не танцуешь?
Николай твой не придет!
…Топот ног по половицам.
Патефон завыл в углу.
— А не надо Николая,
вот мой будет кавалер! —
Потемневшую икону
вынимает из угла.
— Зоя, ты же комсомолка!..
— Ну и что? Ведь бога нет! —
Пляшет. Встали те смущенно.
Погрозила потолку:
— Коли есть, пускай накажет!..
Нету! нету! — пуще пляс.
Вдруг — удар! Землетрясенье!
Все из комнаты бегом.
— Где же Зоя? — Погодите! —
— Зоя!
— Зоя!
— Зойка!
— …!

«Красна девица
стоит, как деревце.
Сама я видела.
Сама я слышала.
Рыдает мать:
в руках икона —
не оторвать! —
Святой Никола».

И пошла по улице, старая,
головой трясти, рассыпая:
«Сама я видела.
Сама я слышала…»

— Нет, не наша, слыхала — приезжая,
с общежития, вроде как, с трубного…
— Прописали в газете: выдумки!
— А чего же вы здесь?
— Да мало ли…
— Игла погнулась, в тело не вошла.
— Что думаешь, наука?
— Странный случай…
— Окна-то все заколотили…
— Пол топором под ней рубили...
— А икона откуда взялалсь?
— Да расстрига жила тут одна...
— Расходитесь! Расходись!..
— За грехи нам это…
— Тс-с-с!..

— И долго так она стояла?
— Сто двадцать восемь дней.
— Ого!
Все без сознания?
— Напротив.
И даже принималась выть
от страха — что-то о молитве,
о том, что-де земля горит.
— И что потом?
— Пришел какой-то
седобородый старичок,
спросил: «Поди устала?».
— Как же
охрана проспала?
— Да так.
Ну и оттаяла снегурка
на Пасху в ночь.
— Вот это да!
Теперь уж точно не поверю!
На Пасху! Ты еще скажи:
то сам был Николай Угодник!
Ага! Ха-ха!
— А ты не верь.
Но все-таки случилось нечто,
и в пятьдесят шестом году —
когда Никита-царь на съезде
культ личности разоблачил.
Февральский пленум. Слышал? То-то!
Про «оттепель» читал? Ну вот.
Жизнь замерла тогда в России,
а «зоя» с греческого — жизнь.