Земное время смоет грим,
а там – без плотности и веса
такой зелёный Старый Крым,
такая новая Одесса,

такой облупленный фасад,
такие полночи, как триста
счастливых дней тому назад,
и карты памяти туристов

полны льняных кариатид,
раскопов скифских поселений,
чешуйка сажи золотит
прохладный лепесток сирени,

и самолёты, не спеша,
щекочут стёкла на форсаже,
и бьётся бабочкой душа,
и ей, как бабочке, не скажешь

«красивая, остановись!» –
минуя порта ржавый кузов,
Потёмкинской взмывает ввысь
на крышу Дома профсоюзов.