Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Рецензии


Сергей Муравин, «Тайная жизнь Елены Оболенской, дочери полковника генерального штаба»
М.: МИК, 2014.
 
Сергей Муравин, «Белкин и его безумная Вселенная»
М.: МИК, 2014.

В настоящее время даже для маломальского литературного успеха автор должен стать брендом. Где-то (версия идеалистическая, но еще реальная) качество текста создает соответствующую прессу, автор поднимается на естественном пиаре. Где-то используется агрессивная реклама, «своя пресса» и т.д. Важен и посыл, лозунг, рекламный слоган. У Сергея Муравина он тривиален: «Читайте книги Сергея Муравина — это правильный выбор». Но гениальность в простоте — столкнувшись с безыскусными, на первый взгляд, словами, они застревают в голове, становятся повторяющимся фоном. И им подспудно начинаешь доверять (даже если на самом деле все не так, но: психологический прием!) — еще до того, как вникнешь в текст. И обязательные отзывы на предыдущие (или нынешнюю) работы становятся хорошим тоном — с удивлением смотришь на книжку, лишенную реплик коллег-критиков. У Сергея Муравина с этим порядок.
«…Спектакль человеческого существования — трагифарс не только литературный, но просто современной жизни» — «Московский комсомолец». «Сергей Муравин провоцирует своего читателя, не отказывает себе в сомнительном удовольствии посмеяться над ним. <…> Очередное современное безобразие!» — «Литературная газета». «Живописное языковое раздолье, словно последнее пиршество духа, незамедлительно переходящее в тризну» — «НГ Ex libris». «Такое впечатление, что автор играет в кошки-мышки с читателем, своими героями — явными и вымышленными, да и с самим собой…» — «Литературные известия».
Есть и легенда: «Известный поэт стал писать прозу». Что за поэт, однако, не сообщается. Это не столь важно. Несколько лет назад в кафе с незабвенным названием «Калина» в приволжском городке Кимры Михаил Бойко поделился идеей, что для поэзии стоит избирать одно имя, для прозы — другое и т. д. Не знаю, насколько это верно, но склад речи различен, когда берешься за иной жанр; положим, угадать Мандельштама в прозе Мандельштама можно, будучи знакомым с другой прозой Мандельштама, но не со стихами. Так что метод отчасти оправдан. И опробован — Сергей Муравин полноценный участник литпроцесса, автор пяти изданных («СССР: богема», «Причуды воздухоплавания, или Матрица Шахерезадова», «Тайная жизнь Елены Оболенской, дочери полковника генерального штаба», «Странствия в области неведомого по дороге к радости и забвению» и «Белкин и его безумная вселенная») и пяти неизданных («CINEMA: любовное чтиво», «Рваное время», «В параллельных мирах», «Гении и парадоксы» и «По образу и подобию») книг, как становится понятно по одной из обложек. Одновременно автором пишется «провинциальный роман» «Серпухин: всадники Апокалипсиса», глава из которого приведена в последней, на сегодняшний день, книге Муравина — для затравки. Каждое издание исполнено в разных жанрах (такой вот мультижанровый автор получается): 100 историй о страстях и соблазнах, повести, антилитература, легкомысленные и безответственные фантазии, книга путешествий, книги рассказов, книга о книгах, роман-дилогия, роман в письмах о любви и свободе, тексты XXI века…
Вышедшие в 2014 году — «Тайная жизнь Елены Оболенской, дочери полковника генерального штаба», снабженная уточнением: две книги рассказов, и фантасмагорический роман «Белкин и его безумная Вселенная» с прилагаемой к основному тексту главой из обозначенного выше «провинциального романа».
Муравин — адепт перевоплощения. Как можно понять из перечисленного, он работает на стыке серьезного и несерьезного, комбинирует, меняет и подменяет. Играет в том числе с идеологией, религиозными взглядами, где-то шокируя, где-то точно подмечая тенденции — и понимаешь: да, так может быть в будущем. Например, гиперболический «самый модный московский ресторан “Гитлер”», расположенный неподалеку от памятника Пушкину — это в Москве примерно 2033 года (поскольку в тексте есть временная отсылка: приближающееся празднование 88-летия победы; однако автор мистифицирует, смешивает сон и явь, и ближе к концу романа проявляется другая дата «настоящего» — 2010 год).
Процитируем несколько фраз о ресторане: «На входе крепкие парни нордического вида встречали нас, вскинув руку в приветствии, воплем “зиг хайль”!»; <в меню> жюльен из перепелки с брусникой под трюфельной крошкой с названием “Локоны Евы Браун”», «мусс из малины с листочком мяты <…> “Муссолини”», «скромное блюдо “Берлинские колбаски в натуральной оболочке из запасов 43-го года”», «любителям русской рулетки предлагались пирожные, начиненные цианистым калием» и т. д. Сатира, однако, имеет периферическое приложение и к настоящему, особенно в свете последних геополитических событий. Да при чем тут дела в Украине, разве мало в России нацистских организаций, свастик на подъездах и в лифтах, зигующих подростков? Так ли фантасмагорична картина, описанная Муравиным? На сегодняшний день — да, но в 2033 году, когда не останется ветеранов Великой Отечественной войны, а национальные идеи не затухнут, может ли кто-то из завтрашних подростков, а послезавтрашних банкиров открыть «Гитлера»? Вполне.
Тем более мир в «Белкине» — тоталитарного толка, начало так и вообще предполагает не последующую сонно-письменную фантасмагорию, а новую антиутопию: слежка спецслужб вышла на новый уровень, и разумные нано-видеокамеры, естественно, не замечаемые взглядом, вторглись в частную жизнь повсеместно. Оттого и неудивительна тотальная паранойя и депрессивные синдромы — а разве можно Белкина, заглавного персонажа, назвать не клиентом психоаналитика? Снам его позавидует и Фрейд (а то как: с женщиной, превращающейся в крысу, переспать!), письма он строчит всем, кому ни попадя: от Господа Бога до бывших любовниц, а в голове мешанина — будь здоров! Тут не удивляешься и дружеской вечеринке, на которой помощник депутата Пётр Петрович лимонкой успокоил не в меру расшумевшегося под окнами байкера. Сошло с рук — корочка помогла. Однако сумасшествие продолжалось: этот же Пётр Петрович оказался еще и сотрудником канцелярии Верховного Правителя Антлантиды, а в «атлантический проект», в коий вовлечены «большие люди» вплоть до президентов государств, уверенно вербуют и Белкина. Затем протагонист оказывается в обществе потерянных людей, как бы исчезнувших из этого света, но попавшего на тот, где проходит (sic!) Первый Организационный съезд и Всеобщая конференция пропавших и потерянных людей; сообщается, что «мы вышли на первое место в нашей галактике по числу потерянных граждан» (вот ведь фантазия у автора!). И это я еще не говорю об отношениях с женщинами, которые у Белкина ожидаемо не складываются…
Границы между нормальностью и анормальностью стираются; что казалось бредом обретает реальность и — наоборот (может быть, это внутренний мир человека в состоянии тоталитаризма?): «Так он и жил, Белкин, — нормальный человек в безумном мире. Или, может быть, ненормальный человек в нормальном мире? Но, скорее всего, безумец в мире не менее сумасшедшем, чем он сам». Последнее верно. Кстати, верно подмеченных фраз (речь теперь о стиле) в романе немало: «Таньке нравилось чувствовать себя изнутри полем битвы миллионов неодухотворенных сперматозоидов», «недавно Белкин сделал анализ крови и с удовлетворением удостоверился, что у него не оказалось ВИЧ-инфекции, что он нигде, слава богу, не подцепил сифилиса, у него не было ни одного из трех видов гепатита, а также полностью отсутствовала жизненная перспектива и уверенность в завтрашнем дне», «…были открыты всевозможные перспективы самого серого будущего», «в этом мире все жили в параллельных мирах» и др.
Мы еще о многом не рассказали — о романе «Обезьяныш», написанном приятелем Белкина, о новом типе «люди маренго», некоей Коробовой, имевшей целью развести Белкина на треть «Форда фокуса», а заодно — обобрать до нитки и т. д. Фантасмагория — она и есть.
Рассказы в «Тайной жизни Елены Оболенской, дочери полковника генерального штаба» совершенно иные — в том числе стилистически. Сумасшествия «Белкина» здесь практически нет (разве что отдельные сюжетные ходы). Зато много размышлений о жизни, случаев, событий, мистификаций (как, например, в «Трубке вождя» (четырнадцатой трубке из коллекции Ильи Эренбурга), рассказе о Сталине и Бухарине). Главное достоинство — в разнообразии. Заскучать в окружении коротких новелл, разнообразных по подаче и типу — сложно. Что не приглянулось, можно пропустить, найти занятную историю в следующей.
Интересны «Кирпичи» (дурацкий случай из жизни), в которых герой, забираясь в скорый поезд Москва-Сочи, осознает, что и чемодан неподъемный, и ребра странно болят, да и вообще: ни жив, ни мертв. Накануне к нему заглянули товарищи — Геннадич и Петька, и последний, когда компания изрядно наклюкалась, вдоволь отлупил более успешного товарища (в отместку за успешность, не иначе), а затем нагрузил чемодан кирпичами, чтобы жизнь медом не казалась. И пер их протагонист, не ведая о товарищеском «презенте». Вывод Муравин делает вполне философский: «…каждый тащит в руках, а то и в душе или на горбу чемодан, забитый неведомо кем подложенными кирпичами, и обычно даже не подозревает об этом. Вот почему не грех время от времени разобраться в том грузе, который вы влачите с собой через всю жизнь».
Это, скорее, рассказ-анекдот. Немало и рассказов-парадоксов «Революция», «Смерть Верёвкина» и др., рассказов о жизни окололитературной среды, о людях и событиях прошлого и настоящего. Они запечатлены бережно. Что же касается «Тайной любовной жизни Елены Оболенской…», преподнесенной в виде откровения, то она, скорее несчастна и экзальтированна — равно как и сама особа. Этакие романы столичной интеллигентки, не умеющей сбросить капустные листы, покрывающие и душу, и тело.
Связывают книги рассказов не только обложка, но и новеллы «Пришелец» (в первой) и «Долгое прощание (Пришелец 2)» (во второй). Автором воссоздается некий «инопланетянин» (хоть и в полной мере человек; пришелец он, как мне видится, скорее в переносном смысле), признавшийся в своей «ненашести» в эпоху гласности и демократии. Последнее существенно. Потому что жизнь пришельца (космополита в хорошем смысле слова) — демонстрация гласности и демократичности, порядочности и честности. Да только мир, с которым он сталкивается, — совершенно иной, и принципы его — декларированы, а потому криком души звучит воззвание к Богу: «Господи, за что Ты так наказал Россию?». Но Бог не ответил. А отвечала жизнь — бесчеловечностью, ложью, хамоватыми и алчными женщинами (разумеется, это гротеск, но все описываемые явления в жизни — не редкость)… И потому единственным выходом для пришельца, в конце концов, ставшим практически плоть от плоти нашего мира, было уйти, отправив всех на три заветные буквы.
Такие вот тексты у Сергея Муравина, прозаика, возросшего из поэта, употребляющего полученные навыки — и немалый жизненный опыт — в прозе. Кому же предназначены его книги, сказано в аннотациях: «для читателей не моложе 16 (18) и не старше 180 лет».

Василий МАНУЛОВ