После перерыва возобновил работу журнал "Нижний Новгород". Это культурное событие, как олицетворение возрождения и сохранения традиций, заслуга многих неравнодушных, болеющих за литературу людей. Плодотворная жизнь журнала зависит и от читателей, уже соскучившихся по истинным ценностям, и от приглашённых авторов, заинтересованных в сотрудничестве и даже в смелых экспериментах, что заявлено главным редактором Олегом Рябовым.

В первом номере стоит обратить внимание на подборку стихов Кирилла Анкудинова "Твои слова – алмазный след". Следуя давней традиции, Анкудинов, подобно Василию Жуковскому, выбрал для самовыражения поэтическое и критическое творчество. В его стихах и ранее наблюдался более прикладной, понятный и неподготовленному читателю, характер. Много посвящений – отцу, знакомым женщинам, коллегам. Ведь чем запоминается поэзия? Личным присутствием, прекрасным поводом высказаться, широким нравственным жестом. Примечателен образ почтальона:

Достойно внимания восьмистишие, давшее название всей стихотворной подборке:

Любой символист начала ХХ века много бы отдал, например, за такую строчку: "Чёрная бездна гордится своей глубиною".

Не оставляет в покое мятежную душу Кирилла Анкудинова и образ России:

Но более направлена на ответное переживание читателя любовная линия лирики:

Хотя здесь и присутствует обратное восприятие поэта – вылившись стихами на бумагу, сердечная боль утихнет и даст необходимое вдохновение к созданию новых лирических шедевров. Их с нетерпением и будет ожидать взыскательный любитель поэзии в каждом отдалённом уголке России.

Среди авторов прозы журнала "Нижний Новгород" преобладают как местные писатели, так и литераторы общероссийской известности. Выделить хочу Александра Ломтева из Сарова, работавшего журналистом в горячих точках. Четыре рассказа на тему реалий современной жизни погружают в серьёзные размышления. Невыдуманная история о мальчике-жертве российско-чеченского конфликта, портрет военного, отвечающего за отправку погибших, общение героя в купе поезда с незнакомцами, будни территории войны в уже мирное время – эти нужные выводы и описания будят воображение, ещё раз призывают задуматься о прошлом, не повторить ошибок в будущем. Ведь тот же малолетний чеченец, вынесенный войной в террористы-подрывники, в первую очередь, укор политикам, накалившим ситуацию до крайности. Апокалиптическая картина взрыва, изображённая Ломтевым, и не должна была в этот раз случиться, ведь собака почти учуяла спрятанный динамит.
Читатель, конечно, примет и трагическую развязку, я понимаю, что в реальной жизни всё обстоит куда жёстче. Все люди, по обе стороны окопов, человечны и добры. Но какие же должны быть условия, чтобы потерялся ориентир, нравственный облик? Зреет ли ненависть в мирной жизни? Об этом нужно помнить нынешним руководителям, во что бы то ни стало сглаживать конфликты, добиваться согласия во всём. Это не будет скоропалительное обустройство многонациональной России, а сложившийся порядок, основанный на традициях мирного сосуществования, без обид и претензий. Столь необходимый мир для экономического расцвета с рабочими местами и справедливым распределением благ. Дело не должно ограничиваться только разговорами. В наших руках действенные рычаги влияния на власть, законы, насущную жизнь. Важно только, чтобы было желание не плыть по течению, равнодушно наблюдать за несоответствиями и злыми намерениями.
Своим опытом Александр Ломтев приближает уже начинающую меняться реальность. Нам бы не упустить момент, ответить на нравственный посыл. А итогом славного труда будет достойная жизнь в мире и согласии между народами.

В майском номере опубликовано четыре эссе английского писателя, поэта, драматурга, публициста и эссеиста Гилберта Кийта Честертона (1874 – 1936) на тему творчества Вильяма Шекспира в переводе Т. Казавчинской и А. Ливерганта. Остановимся на двух эссе. В первом обозначается акцент на достоинства сюжетов великого драматурга. Автор выступает "в защиту его вкуса – пусть даже вкуса к краденому. Сегодня модно упрекать его в отсутствии критического чувства ради того, чтоб ещё больше восхвалять как созидателя. Сегодня модно говорить, что все его шедевры зиждутся на кучах мусора, благодаря чему они ещё прекраснее и шпилями уходят прямо в небеса". Ироничный подход, отсылки к современным ему критикам дышат свежестью даже и сегодня.
Честертон удивляется непониманию людьми очевидных истин о творениях гениального британца: "Просто он очень любил старые истории. Любил, как их и следует любить. Любил, как нынешний читатель, наделённый здравым смыслом и воображением, любит хорошую приключенческую книжку, а ещё больше – хороший детектив. Похоже, что шекспироведам это никогда не приходило в голову. Наверное, им не хватает простодушия, а значит, и фантазии, чтобы понять, какое это наслаждение. Им не по силам одолеть историю о приключениях, да, впрочем, – ни одну сюжетную историю".
Во втором эссе осмысливая тенденции "Короля Лира", Честертон заключает: "Невольно проникаешься ужасным подозрением, что мало кто читал Шекспира: в трагедии о Лире слишком много мест, которые никто не вспоминает, хоть вспомнить очень даже стоило бы. Тому, кто их хоть раз прочёл, они бы наверняка запомнились. Под завыванья ветра и раскаты грома померкнувший рассудок Лира, подобно новому удару грома, пронзает мысль о том, что он напрасно сетует на бурю, вихрь и ливень – они ему не дочери: "Я царств вам не дарил, не звал детьми".
На мой взгляд, лучший английский вымысел, имя которому нонсенс, нигде не поднимался до таких высот ужасного и алогичного, как в тираде Шута, когда, вволю поиграв понятиями: "время и пространство", "завтра и вчера", он наконец вполне серьёзно заключает: "Это пророчество сделает Мерлин, который будет жить после меня". Поистине удар в поддых – от неожиданности замирает сердце. В финале эссе впечатляет мнение о природе власти: "Через всю трагедию о Лире, как и через всю пьесу о Ричарде II, проходит мысль, исполненная невероятной жизненности для современников Шекспира – мысль о природе королевской власти….
Идею государственного управления, точнее, идею справедливого правления человек может принять в одном из трёх видов: народного совета, свитка законов или человека. Король Лир и есть подобный человек, он есть, вернее, был помазанником Божьим, и, значит, он священен, вот почему его и можно осквернить. Однако даже тот, кто хочет, чтобы его жизнь была подчинена своду законов или совету племени, должен понять, что люди желали и могут снова пожелать, чтобы ими правил человек. И там, где появляется желание такого рода, подобный человек становится... не богоравным, разумеется, но всё же существом иной природы. И это вовсе не случайность, что Лир в пьесе не только король, но и отец". Любопытно читать откровения мыслителя спустя почти столетие, но нотки актуальности настойчиво просачиваются сквозь обыденность нашего сознания, призывая более осмысленно погружаться в классические образцы литературы.

так подытоживает свой творческий отчёт на страницах майского номера журнала "Нева" петербуржец Дмитрий Артис. Многие тысячелетия идёт развитие поэзии. Но до сих пор не определён сам механизм потока вдохновения и откровения. Откуда даётся такая могущественная сила поэзии? Наверно, свыше – многозначность смыслов улавливается читателем в тех местах, о которых не думал и сам автор. Но возможность высказаться для поэта – это даже не соблазн, не жажда, а судьба и Высшее предначертание. Сказать так, чтобы все без труда поняли: