Поэзия союза писателей XXI века на карте генеральной
Зульфия АЛЬКАЕВА
ЦИРК ПОВСЕДНЕВНОСТИ
* * *
* * *
Она, как невеста,
носила белое платье.
Но взгляды вокруг
оставляли на нем
жгучие пятна зависти.
Они вынуждали ее
сменить
платье на брюки,
улыбку на слезы...
Все чаще и чаще
тянуло ее в старый лес,
туда,
где на белых телах берез
черной лентою тлеют
слова разлуки.
носила белое платье.
Но взгляды вокруг
оставляли на нем
жгучие пятна зависти.
Они вынуждали ее
сменить
платье на брюки,
улыбку на слезы...
Все чаще и чаще
тянуло ее в старый лес,
туда,
где на белых телах берез
черной лентою тлеют
слова разлуки.
* * *
О, милые странные деревья,
Растущие на краю реальности!
Не знают они, чему поверить:
Ясному небу или озерной глади?
Дни их гораздо призрачней снов.
Их могут и тени, и ветры украсть,
И всякий магический зверь.
О, милые странные деревья,
Обнявшие медальон озера.
Над головами у них — вечность,
А у подножия — зеркало.
Кажется им, что они не выросли.
Вот и встают деревья на цыпочки.
Пальцы корней помогают им
Выглядеть выше
Хотя бы в своих деревянных глазах,
Неотрывно смотрящих на воду.
Растущие на краю реальности!
Не знают они, чему поверить:
Ясному небу или озерной глади?
Дни их гораздо призрачней снов.
Их могут и тени, и ветры украсть,
И всякий магический зверь.
О, милые странные деревья,
Обнявшие медальон озера.
Над головами у них — вечность,
А у подножия — зеркало.
Кажется им, что они не выросли.
Вот и встают деревья на цыпочки.
Пальцы корней помогают им
Выглядеть выше
Хотя бы в своих деревянных глазах,
Неотрывно смотрящих на воду.
* * *
Нет уж, братцы, снимите наушники,
разделите со мной
звуки улицы,
автомобильные пробки
и мыслей заторы.
Цирк повседневности
чиркает
по наждаку асфальта.
Искры летят!..
Отражаются
в красных глазищах бомжа,
просящего сдачу
от покупки миндальных орешков.
«Миндальный налог»
поступает, вестимо, на водку.
Искры шальные
как будто мелькнули
на языке серой женщины,
сбывающей
букинистические издания:
— Сто! Сто двадцать! Берите, девушка!
Разве дорого это за пыль веков?..
Улица чертит на лицах
татуировки,
но где-то под звуки Шопена,
в метро,
скрипка приходит в себя…
разделите со мной
звуки улицы,
автомобильные пробки
и мыслей заторы.
Цирк повседневности
чиркает
по наждаку асфальта.
Искры летят!..
Отражаются
в красных глазищах бомжа,
просящего сдачу
от покупки миндальных орешков.
«Миндальный налог»
поступает, вестимо, на водку.
Искры шальные
как будто мелькнули
на языке серой женщины,
сбывающей
букинистические издания:
— Сто! Сто двадцать! Берите, девушка!
Разве дорого это за пыль веков?..
Улица чертит на лицах
татуировки,
но где-то под звуки Шопена,
в метро,
скрипка приходит в себя…
* * *
Вокзалы вонзались,
выпытывали адреса.
Молчала, таилась,
поскольку везде — многолюдье.
Внутри и снаружи
гудели одни голоса
и двигали властно к огню,
междуречью, остуде.
О низком домишке,
где веточки застят окно,
я думала, как об уютной
желанной берлоге.
Зарылась бы в плед
и беспечно воткнулась в кино…
Но главная я
пребывала все там же,
в дороге.
выпытывали адреса.
Молчала, таилась,
поскольку везде — многолюдье.
Внутри и снаружи
гудели одни голоса
и двигали властно к огню,
междуречью, остуде.
О низком домишке,
где веточки застят окно,
я думала, как об уютной
желанной берлоге.
Зарылась бы в плед
и беспечно воткнулась в кино…
Но главная я
пребывала все там же,
в дороге.
ТРИПТИХ
Осень волнуется раз…
Кроны горят огнем.
Осень волнуется два…
Падают кроны вниз.
Осень волнуется три…
Белая плесень сверкает.
В черных развалинах мира
Спит голубая весна.
Кроны горят огнем.
Осень волнуется два…
Падают кроны вниз.
Осень волнуется три…
Белая плесень сверкает.
В черных развалинах мира
Спит голубая весна.
* * *
Все, что беспризорно оставлено на улице,
есть часть природы.
Я ворую у сада яблоки,
приручая их к домашней утвари
и к вечно холодному холодильнику.
Взамен отдаю старый стол.
С него, как и с пестрых цилиндров цукини,
не приходит в голову
стирать водяные капли.
На лаковом покрытье стола
со временем появляются трещины,
такие же, как на коре яблони.
есть часть природы.
Я ворую у сада яблоки,
приручая их к домашней утвари
и к вечно холодному холодильнику.
Взамен отдаю старый стол.
С него, как и с пестрых цилиндров цукини,
не приходит в голову
стирать водяные капли.
На лаковом покрытье стола
со временем появляются трещины,
такие же, как на коре яблони.
Зульфия Алькаева — поэт, литературовед. Родилась в г. Ногинск (Богородск) Московской области. Живет в г. Электросталь Московской области. Работает в Библиотеке искусств. Автор многих книг и публикаций.